Эли попыталась вмешаться:
– Ладно, Раш, это была ошибка, идет? Может, это был розыгрыш. Скверный розыгрыш, но...
Но Раш был слишком раздражен, чтобы останавливаться. Он принялся загибать пальцы, перечислГя:
– Они переколотили все окна, они исписали распылителем краски все стены (Раш не преминул дословно воспроизвести текст настенных надписей), они перебили кучу стекла в самой церкви и всем скопом помочились (Раш выразился не столь деликатно) на алтарь! Ты хочешь, чтобы теперь они заявились сюда?
Страшно потрясенный, Джон содрогнулся от омерзения.
– Они это сделали? – Он посмотрел на Лесли.
Она кивнула.
Джон совершенно растерялся:
– Я не знал.
– Что ж, теперь знаешь. Ты знаешь, с какого рода грязью нам приходится сталкиваться всякий раз, когда мы делаем сюжет о голубых. Так что будь любезен, впредь думай головой – просто немножко думай головой, ладно?
Джон не был удовлетворен. Какая-то мысль не давала ему покоя.
– Но... мы ничего не показали. Мы никому не рассказали об этом.
– Можешь не сомневаться, не рассказали! Джон почувствовал, как в нем нарастает гнев.
– Подожди-ка минутку. Голубые практически разнесли церковь, нанесли ущерб чужой собственности... Кто-нибудь был арестован?
– Насколько нам известно, нет, – ответила Лесли.
– Насколько нам известно, нет? А кто-нибудь интересовался этим? У нас есть видеозапись произведенного разгрома? Раш смотрел на Джона недоверчиво.
– Ну да, Джон, как же! Можно подумать, мы станем в тихий послеобеденный час демонстрировать всем гнусные ругательства, написанные на стенах церкви! Ты что, хочешь отвечать на телефонные звонки?
– Джон, – вставила Лесли, – не все гомосексуалисты такие!
Теперь Джон определенно разозлился. Он пристально посмотрел Рашу в глаза.
– Раш... все, о чем ты мне рассказал... все, что они натворили... это же действительно было, так ведь? И мы были на месте происшествия, так ведь?
Раш вскинул руки и пошел прочь от стола.
– О черт. Я пошел. Джон последовал за ним.
– Нет, постой, Раш, не уходи. Это действительно случилось, и мы там были и теперь ты мне говоришь, что это не новости?
Раш повернулся, не собираясь сдавать позиций.
– Слушай, мы здесь собрались не для того, чтобы обсуждать этот вопрос! Мы здесь собрались, чтобы обсудить твою оплошность – вот для чего мы здесь собрались!
– Это правда? – резко спросил Джон Лесли. Лесли не поняла.
– Что «правда»?
– Триста сексуальных контактов, и никаких презервативов. Это правда?
Лесли немного подумала, потом кивнула и признала:
– Один из его друзей говорит, что он гордится этим. – Однако она пребывала в недоумении. – Но ты-то откуда знаешь? Тут вмешался Раш:
– Брось, Джон. Это не имеет никакого отношения к делу. Но Джон упорствовал:
– Да неужели? А может, это просто зависит от того, кого мы покрываем, в какую сторону дует ветер политики, кого мы хотим защитить?..
Раш старался говорить сдержанным тоном, но у него это плохо получалось.
– Джон, проснись и вдохни бодрящий аромат кофе. Наша задача информировать общественность, а не разжигать в ней ярость.
Перед мысленным взором Джона мгновенно возникли кадры видеозаписи разъяренной толпы.
– Да. Да, верно, Раш. – Он уже полностью овладел собой: говорил нарочито тихим голосом. – Где же был весь этот твой журналистский идеализм на прошлой неделе?
Раш закатил глаза и помотал головой.
– Джон, мы не пытались никого обидеть!
– Можешь сказать это моему отцу! – Джон двинулся прочь из студии.
– Джон!.. – окликнула его Лесли. Он уже хотел послать ее подальше, сопроводив слова выразительным жестом, но тут столкнулся с Карлом.
Мертвая тишина. Сцена, не предусмотренная сценарием. Никто не мог придумать, что сказать. Карл переводил непонимающий взгляд с одного на другого.
Потом все разом расслабились. Приятно заулыбались. Они держались немного скованно, но все равно улыбались и посмеивались.
Эли быстро нашлась и объявила:
– Ну вот, Карл... теперь ты увидел, как мы делаем новости!
Ресторан Хадсона – с выдержанным в теплых тонах интерьером, с открытыми толстыми балками под потолком слабо освещенного зала – представлял собой желанное убежище, приятное место, дающее возможность забыть о студии и обо всем, случившемся за день. Джон часто заглядывал сюда после работы. Женщина за конторкой администратора узнала постоянного посетителя и сегодня, к счастью, посадила их с Карлом за любимый столик Джона – возле каменного газового камина.
После серьезного недоразумения, случившегося в пятичасовом выпуске, семичасовая программа потребовала от Джона предельного напряжения душевных сил и сосредоточенности, и он устал. Вымотался. Это был длинный день после насыщенной тяжелыми переживаниями недели. Ум Джона, а возможно, и вся его жизнь балансировали на самом краю какой-то ужасной пропасти, а его карьера сейчас находилась под угрозой, готовая в любой момент подорваться на минном поле ошибок, просчетов и промахов. Ничего не скажешь, удачное время для того, чтобы сидеть за столиком в ресторане напротив своего сына, совершенно незнакомого человека, спрашивая себя, о чем они, собственно, собираются говорить.
Глядя на Карла, Джон почти боялся начать разговор. До сих пор Карл молчал, не проявляя особого желания завязать беседу, и просто просматривал меню. При неярком свете свечи на столе лицо паренька приобрело более теплый оттенок, но вид у него был отнюдь не веселый. Казалось, Карла мучит какая-то тревожная мысль, постоянная и неотступная; он смотрел вменю невидящим взглядом. Казалось, он о чем-то думал, думали думал.
Наконец Джон подал голос:
– Свиная грудинка здесь хороша. Я брал ее несколько раз.
– М-м-м, – все, что ответил Карл, медленно кивнув головой. К столику подошла официантка, симпатичная темнокожая девушка, недавно закончившая среднюю школу.
– Здравствуйте. Меня зовут Рэйчел. Я буду обслуживать вас сегодня. – Она тоже казалась немного усталой.
«Что ж, – подумал Джон, – я прекрасно понимаю твое состояние». – Вы уже готовы сделать заказ или мне подождать еще минутку?
Джон был готов, и Карл, как ни удивительно, тоже. Джон заказал свиную грудинку. Карл заказал фирменный салат ресторана.
Рэйчел забрала меню и удалилась. Теперь им ничего не оставалось, кроме как посмотреть в глаза друг другу.
– Ну и как тебе показалась студия? – спросил Джон.
– Это... – Карл сделал паузу, подбирая точное определение, – интересно.
Джон решил высказаться по поводу небольшой сцены, разыгравшейся после пятичасового выпуска.
– О, это бывает интересно, в иные дни более интересно, чем в другие. Например, тот разговор, в середине которого ты появился... Подобные вещи и делают работу телеведущего... ну, как ты выразился, «интересной». – Карл смотрел на него и слушал. «0'кей, Джон, не сбейся здесь». – Когда ты занимаешься этим делом, то постоянно сомневаешься, постоянно спрашиваешь себя: Что такое новости? Что важно и что нет? О чем действительно хотят знать люди? И ответ зависит от того, как ты определяешь для себя «право людей на осведомленность».
