Сначала пришлось двигаться через стихийно образовавшийся ремонтный док – десятки больших и малых кораблей, вышедших из боя.
Некоторые из них смотрелись совсем плохо, представляя собой изуродованные железные ящики. Другие, напротив, хорошо держали форму, однако их борта были испещрены ужасающими пробоинами с обугленными краями.
Вокруг тех, что еще на что-то годились и которых можно было привести в удовлетворительное состояние, крутились сотни шутцремонтеров, судов с длинными манипуляторами, больше похожих на мифические летающие тарелки. Брызгала белыми искрами вакуумная сварка, вибрировали заклепочные молоты, и эта суета привносила какую-то оптимистическую ноту в грустную картину увечных кораблей.
«Санджин» получил строевое место неподалеку от эрпкрейсера, и сразу стало ясно, что «Шалле» участвовал в жестоком столкновении.
Словно шрам от ожога, по всему его левому борту следовала борозда из деформированных и перекрученных листов брони полуметровой толщины.
Местами были видны гигантские наплывы аварийной пены, и это только добавляло сходства с глубокой, но начавшей рубцеваться раной.
Вскоре с мостиком «Санджина» связался оперативный отдел штаба. Они вкратце опросили штурманов, начальников служб и пришли к выводу, что на судне все хорошо. А затем переслали файлы с тактической задачей крейсера и отключились.
«Вот так-так», – сказал себе Комэт, открывая файлы. В персональном приказе капитану крейсера «Санджин» говорилось, что его место "пятнадцать градусов от второй трети эрцкрейсера «Шалле». Это означало, что Комэт должен был повторять все маневры этой махины, в том числе поддерживать ее огнем, если «Шалле» снова сцепится со старсейвером.
О том, что эта встреча один раз уже состоялась, свидетельствовал страшный шрам.
Тактическая же задача всего соединения определялась как «опрокидывание оборонительной группировки противника с орбиты и создание условий для применения наземных войск». Впрочем, это Комэт понял несколько раньше, заметив в последних рядах построения десантные транспорты, набитые бронетехникой и морскими пехотинцами.
Одним словом, дело предстояло нешуточное, и урайский флот имел серьезное намерение вернуть себе отнятую планету. Дело касалось не только чести, но и боевого духа. Еще не так давно урайцы боялись своего противника, чему способствовали столетия поражений, и вот теперь, когда слово «победа» становилось для них все более реальным понятием, отчаянная контратака на отдельном участке фронта могла здорово подорвать уверенность вооруженных сил.
– Не желаете ли поесть, сэр, вы ведь вторые сутки на мостике? – спросил появившийся кок. Вообще-то заходить на мостик ему не разрешалось, однако отказать корабельному коку в каком-то пустяке считалось дурной приметой.
– Гонзан, что вы здесь делаете?! – недовольно спросил полковник.
Однако кок, словно бы не замечая этого, поставил поднос на краешек демонстрационного стола, затем отодвинул подальше карты и наконец поднял с судков крышки.
– Могу и на гауптвахту, если пожелаете, сэр, но пока вы чего нибудь не съедите, я отсюда не уйду. Вызывайте хоть корабельную полицию…
– И вызову… – уже не так уверенно произнес полковник и начал нерешительно, а потом все быстрее накалывать на вилку и отправлять в рот котлетки «лен по-фонтийски», предварительно окуная их в сметанный соус с зеленью.
Когда блюдо опустело, Комэт удовлетворенно вздохнул и сказал:
– Ладно, на сегодня вы прощены, но в следующий раз, Гонзан, я отправлю вас на гауптвахту.
– Слушаюсь, сэр! – Кок собрал посуду и, щелкнув каблуками, вышел вон.
«Ну вот, теперь воевать намного приятнее», – сказал себе полковник и платком вытер с руки каплю соуса.
***Совместное движение соединения началось через четыре часа. За это время вахта успела смениться еще раз, но Комэт никому не позволил отдыхать, поскольку в случае серьезного столкновения могла пригодиться любая пара рук.
Огромная гора эрцкрейсера «Шалле» разгонялась все быстрее, и полковник диву давался, насколько динамична подобная махина и как она слушается руля.
Словно шустрые узенькие рыбки, сверкнули чешуей скоростные разведчики. Они рванулись, как торпедный залп, и скоро впереди уже замелькали яркие вспышки – противник выставил разведчикам огневой заслон.
С правого фланга ударили залпы самоходных артиллерийских станций, и их снаряды унеслись в черноту космоса. Цели находились слишком далеко, и визуальных результатов стрельбы видно не было. О начале сражения можно было судить только по голографической схеме. Однако чужие корабли обозначались там не совсем точно, и часто рейдер принимали за крейсер, а авианосное судно – за десантный модуль.
Наконец для всех прозвучала команда: «Растр!», и суда соединения стали расходиться на нужную дистанцию, образуя подобие сети.
Оптические системы «Санджина» начали работу, и вскоре можно было разглядеть точки кораблей противника на фоне голубого полукруга планеты.
– Внимание! Примары атакуют! – запоздало сообщил штабной дежурный. На мостике у Комэта уже зачирикали разнообразные зуммеры, оповещая, что ракеты и торпеды уже посланы.
– Ракетная зашита! – не своим голосом закричал полковник, хотя это было лишним. На постах и так все видели и вовремя отстрелили тормозящие сети.
Вдоль борта крейсера заполыхали частые разрывы, но только несколько тяжелых снарядов ударило в корпус «Санджина», однако повреждения были незначительными.
Начало получилось традиционным Комэт уже знал привычки примаров. Скоро последовал еще один залп, а за ним покатилась волна малой авиации. Этот поток надвигался стремительно, и у полковника промелькнула мысль – рвануть вперед и выйти на дистанцию действительного поражения крейсерскими орудиями. Он знал мощь своих гравитационных пушек, однако дистанция даже для них была великовата.
Зенитчики «Санджина» начали отражать атаку «ливитов», но те прорвались к крейсеру, и их снаряды застучали по бортам судна, как град по железной крыше.
Мерзавцы стреляли не куда попало, а только в гнезда датчиков, чтобы сделать корабль слепым.
Однако возле изуродованного шрамом гиганта «Шалле» «ливитам» не повезло. На эрцкрейсере включили люменное поле, и несколько десятков машин сгорело в одно мгновение, напоровшись на невидимую преграду. Остальные рассыпались по сторонам, попадая под осторожные выстрелы зенитных спарок.
Свою палубную авиацию урайцы жалели. Она должна была принять участие во взломе наземной обороны противника, и пока шустрые «Т-10» и «фош» прятались на авианосцах в удобных ячейках, их пилоты нервно докуривали последние сигареты.