– Ладно, ребята, – начал Щуро. – Мы здесь для того, чтобы еще раз обкатать план нашего Апокалипсиса.
– И решить, кто какую часть Апокалипсиса возглавит. – Генерал Воронов улыбнулся собственной удачной остроте. Ему нравилось слово «возглавить». Даже больше, чем старорежимное «расстрелять».
– Я думаю, что никаких изменений в план мы вносить не будем. Вы, генерал Воронов, возьмете на себя эти свои консервные банки, начиненные дерьмомитом…
– Вы имеете в виду крылатые ракеты? – переспросил Салмаксов. Шипучий хмель ударил по самому чувствительному органу Ефима – по башке.
– Именно, – отрезал Щуро. – Я буду координировать все, что касается распродажи «Асгарда» и работы наших чипов. Не стану акцентировать ваше внимание на том, что это, несомненно, самый сложный и ответственный участок предстоящей работы. Попробуй втюрить эту коробочку тысяче человек одновременно! А вы, Ефим, – Щуро посмотрел на Салмаксова с плохо скрываемым презрением, – будете краснобайствовать. Митинги, пикетирование, выступления перед прессой, побольше возмущайтесь, побольше обещайте. Словом, как обычно. Имейте в виду, если вы проиграете после всего того, что я уже сделал для вас, и после того, главного, что я сделаю для вас в понедельник, можете считать себя утонувшим в очке собственной мраморной параши. Понятно?
– Понятно. – Салмаксов захрустел крекером. Брутальные словеса Щуро не отражались на его аппетите. Со временем можно привыкнуть и не к такому.
Молодой, отлично сложенный мужчина лежал в виртуальной капсуле. Рядом с капсулой, положив большую умную голову на передние лапы, отдыхал ньюфаундленд.
На груди мужчины, то разгораясь неярким светом, то вновь угасая, покоился Оберег Воина. На голову ньюфаундленда было надето уродливое кустарное приспособление, благодаря которому пес мог принимать полноправное участие в опасных грезах своего хозяина.
С виду все было хорошо, если не считать вялых поскуливаний пса и крохотных капелек пота, выступивших на лбу молодого мужчины.
Ни пес, ни человек не могли слышать, как на крыше их дома приземлились два хищных черных геликоптера. Из них вышло шестеро людей, одетых в почти одинаковые костюмы, и, спустившись ровно на один лестничный пролет, очутились перед дверями квартиры номер.
Из-под просторных пиджаков появилось оружие.
Визитеры отошли от двери подальше.
Один из них направил на дверь широкое жерло шаровой пушки. Дверь исчезла в аккуратном всплеске холодного пламени.
Ни человек, ни пес не слышали этого. Они были сейчас слишком далеко. Их чуткие уши прислушивались сейчас к другим опасностям.
Двое остались снаружи, четверо скользнули в квартиру. В человека и в его пса были разряжены четыре полных магазина. И даже Оберег Воина был бессилен отвести поток «твердой» материи свинца. Он охранял своего хозяина в том мире, где пребывало его сознание.
Тело истекло кровью слишком быстро. Мужчина так и не понял, что произошло. А вот ньюфаундленд умирал долго и мучительно. Он скулил, колотил лапами и катался по полу. Один из людей закинул за спину автомат, достал крупнокалиберный пистолет и милосердно добил животное двумя выстрелами в упор…
Хотой вышел из транса. Не случившееся сегодня случится завтра.
Глава 6
УТРО ПОКИНУТОГО МУЖЧИНЫ
«Семь часов одна минута», – сказал будильник.
Августин закрыл голову подушкой.
«Семь часов две минуты, молодой человек».
Августин открыл глаза. В спальне Ксюши было солнечно.
«Семь часов три минуты. И если вы думаете, что я оставлю вас в покое, то вы глубоко ошибаетесь». – В голосе, которым общался с сонным Августином будильник, прорезались стервозно-климактерические интонации.
Ксюши рядом не было.
Вероятно, она встала раньше и теперь готовит завтрак. Августин принюхался. Все напрасно. В доме было тихо. Ничего не намекало на гренки и яичницу с беконом.
Августин встал. Главным образом для того, чтобы утихомирить будильник. Томас, мирно спавший у кровати, потешно зевнул.
– Ксюша! Солнце мое! – позвал Августин, но ему никто не откликнулся.
Он обошел все комнаты и заглянул в подвал. Ксюши не было.
Ее автомобиль стоял в гараже, но это, строго говоря, ничего не значило. Ни стереосообщения. Ни старомодной записки.
Наскоро позавтракав, Августин оделся и вышел на улицу. Он был немного обижен. Смыться после ночи любви даже не сказав «доброе утро» – это как-то нечестно.
Августин, как и всякий мужчина, признавал право действовать подобным образом только за собой.
Вавилонское столпотворение. Тысячи людей. Все орут. Все брызжут слюной и требуют. Беснуются. Вопят. Пенсионеры, домохозяйки, безусые молодые люди. Девушки из пригородов. Подростки. Убитые до смерти.
– Не хотите бороться вместе с нами? Что ж, можете оставаться такими же позорными крысами, какими вы уже есть! – вещал человек на трибуне.
Рекламных цеппелинов в безоблачном московском небе сегодня было особенно много. Не менее трех десятков. Те же туши. Только лозунги поменялись.
«Голосуйте за Салмаксова!»
«Салмаксов – спасемся!»
«ВР для каждого: это сделает Салмаксов».
«Салмаксов – он подумал за тебя».
– Если твои мозги набиты дерьмом, ты не понимаешь, что происходит! Они лишают нас доступа в ВР только потому, что какие-то психи убили нас однажды! Но мы не отступим! Если вы отдадите свои голоса мне, я поставлю этих протраханных сволочей из ЮНЕСКО на место! Я наведу порядок во всех Координационных Центрах! – Оратор в желтом пиджаке истерически потрясал сжатым кулаком.
Толпа вяло неистовствовала. Люди, много людей, тысячи людей. Такая себе гидра о тысяче тупых головах. Гидра без мозга – ее мозгом был Салмаксов. Гидра без голоса – ее голосом был Салмаксов.
– Выборы послезавтра. Знаете ли вы, что это значит? Это значит, что, если вы не проголосуете за меня, все эти вонючие америкосы, хачики, япошки, хохлы, жиды и чурки будут заправлять вами безраздельно! Они будут заколачивать гвозди в ваши головы! Они будут трахать ваших детей! Они будут жрать вашу еду и мочиться в ваш чай!..
Августину стало до одури противно. Трахать детей… Мочиться в чай… Ай да япошки! Ему хотелось исчезнуть с этой бесноватой площади как можно быстрей, но машина ехала так медленно! Очень медленно. С такой скоростью он не доедет до Меркурия и за восемьдесят тысяч световых лет…
Движению мешали толпы сумасшедших, запрудившие прилегающие к площади улицы.
Августин включил режим «субмарина», наглухо запечатав окна своего автомобиля, сочтя, что духота – меньшее наказание, чем вопли Салмаксова.
