- О Карум, - сказала Дженна, откликаясь печалью на его печаль.
Kapум внезапно пришел в себя и пожал плечами.
- Это ничего. Мы, ученые, любим изобретать звучные метафоры и порой говорим лишь ради того, чтобы послушать собственные слова.
Пинта после долгого молчания взглянула на небо.
- Ну, где твоя короткая дорога? Показывай.
Земля на краю луга была топкой, и ноги проваливались в нее. Дженна снова свернула в лес, чтобы не оставлять следов, и они пошли вдоль северной опушки, где большие березы и дубы уступили место более молодой поросли. Оленьи тропы сменились настоящей дорогой - широкая и торная, обсаженная кустарником и цветами, она говорила о близком присутствии человека: малина перемежалась с желтыми копьями льнянки, и задумчивые, синие с пурпуром анютины глазки кивали на ветру.
Путники нашли родник и напились из него, а девочки выполоскали и наполнили свои кожаные фляги.
- По дороге идти нельзя, но надо держаться около нее, чтобы не сбиться, сказала Дженна.
- Пусть по лесу идет Карум. Нас-то никто не ищет, - возразила Пинта.
- Нет. Он обратился к нам за помощью и теперь находится под нашей защитой. Вспомни один из семи обетов, которые мы принесем меньше чем через год.
- А не можем мы защищать его, идя по дороге? - проворчала Пинта. Дженна мотнула головой. - Ну ладно. В лес так в лес. - И она свернула с дороги, не сломав ни единой ветки.
Карум последовал за ней, и Дженна, посмотрев в обе стороны, догнала их.
Они старались идти как можно тише, обмениваясь только знаками, принятыми у часовых хейма, поэтому Карум участвовать в беседе не мог. Дорога шла ярдах в пятидесяти правее их, и он не возражал. Он шел, не обращая внимания почти ни на что, погруженный в собственные мысли.
Гуськом, с Пинтой впереди и Дженной позади, они шли так быстро, как только позволяла густая растительность. Дважды Карум упустил ветку, хлестнувшую Дженну по лицу, но, когда он оборачивался, чтобы извиниться, она только хмурилась и махала рукой. Пинта ступила в ямку и подвернула ногу, но несильно. Эти мелкие случайности послужили им уроком, и они стали смотреть не только перед собой, но и под ноги, лишь изредка поглядывая вправо, на дорогу.
Колючки ежевики скользили по кожаной одежде Дженны и Пинты, но вовсю цеплялись за шерсть, в которую был одет Карум - не раз им приходилось останавливаться и выпутывать его. Но и это они делали молча - слишком близко пролегала дорога.
Молчание и спасло их - да еще то, что в тот миг они сбились в кучку, в очередной раз освобождая Карума из зарослей малины. Грохот скачущих копыт сотряс округу, и они безотчетно припали к земле, пока всадники не промчались на север, подняв облако пыли.
Как только они пронеслись, Пинта шепнула:
- Ты видела, сколько их?
- Не меньше дюжины, - прошептала в ответ Дженна, - а то и две.
- Их двадцать один человек, - сказал Карум.
- Почем ты знаешь? - спросили разом Дженна и Пинта.
- Я считал. И потом, в кавалерийской роте всегда двадцать один человек двадцать солдат и капитан.
- А ты, часом, не заметил, кто у них капитан? - ехидно осведомилась Пинта.
- Заметил. Это Бык.
- Я не верю, - сказала Пинта громко, но Дженна дернула ее за руку, и она перешла на шепот: - Они проскакали слишком быстро, а мы лежали, скорчившись на земле.
- Это вы лежали, - заметил Карум. - Меня держали колючки.
- Это правда, - признала Дженна.
- И потом, одни только Братья ездят на больших черных в яблоках конях. А Бык такой великан, что возвышается над своими солдатами. Да и шлем его выдает.
- Шлем, - шепотом повторила Дженна, вспоминая другой шлем и стук, с которым он упал в могилу. Помолчав чуть дольше, чем было нужно, она зашептала с жаром: - Надо уйти еще глубже в лес. Если мы их видим, то...
Договаривать ей не пришлось. Карум и Пинта дружно кивнули - опасность примирила их. Пинта отцепила рубашку Карума от шипов, не заботясь о ее сохранности, и они углубились в лес, где стояли на страже высокие старые дубы.
Карум обещал им, что дорога в хейм займет не больше одного дня, и они надеялись добраться туда до вечера. Но лес, даже придорожный, сильно замедлил их путешествие. Еще дважды за день мимо них проносилась рота конников - один раз с севера, другой с юга. В первый раз всадники молчали, стремясь к какой-то зловещей цели, во второй раз они перекрикивались, но слов было не разобрать за пылью и стуком копыт. Каждый раз путники уходили еще дальше в сумрак леса.
- Давайте-ка отдохнем, - сказала Дженна. - А идти будем ночью, даже если это и будет стоить нам лишней пары суток. Карума нужно сохранить.
- Да и нас тоже, - пробурчала Пинта.
Они нашли дерево с большим дуплом, где поместились все втроем, хоть и впритык, как котята в лукошке. Пинта напомнила Дженне сказку, которую они слышали в Селденском хейме, - о сестре, которая год прожила в таком вот дупле, и Дженна улыбнулась. Карум уснул между ними, тихонько похрапывая.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Об устройстве Гарунийской армии мы знаем больше, чем о прочих реалиях того периода, - следует воздать за это должное Книге Сражений. Книга Сражений (в дальнейшем КС) является единственным письменным документом тех лет. Доил перевела ее еще до своего монументального труда по альтианской лингвистике. Следует, однако, помнить, что работа над КС, как подчеркивает сама Доил, в своем предисловии, еще далеко не завершена. Многие слова не подлежат переводу, а идиомы представляют собой настоящую загадку. И все же КС проясняет для нас этот темный период в истории Островов успешнее всех прочих источников.
Книга посвящена двум богам: Кресу, владыке тьмы, и Альте, владычице света. Это самая ранняя литературная ссылка на Альту, безоговорочно помещающая ее в пантеон Гарунийских богов, где, как предполагает в своей книге профессор Темпл, "она почиталась как второстепенная богиня, ведающая деторождением и искусством пения". Тем загадочнее представляется данное посвящение, хотя и ошибочно было бы заключить, вслед за Мэгоном, что это "еще одно указание на воинственный статус Альты".
Книга начинается следующим воззванием (также, разумеется, переведенным Доил):
Приди ко мне, друг моей правой руки.
Злобную смерть одолеть помоги.
Будь мне защитой, щитом и мечом,
Тенью скользи за моим плечом.
Будь мне опорой жестокой порой
И под плащом моим спи со мной.
Любопытное обращение, и любопытнее всего в нем фраза "и под плащом моим спи со мной", которую Доил переводит буквально, не зная, как упоминает сама, ее идиоматического смысла. Она полагает, однако, что эта фраза имеет скорее отношение к гомосексуальным тенденциям долгой военной службы, чем собственно к войне или военному делу.
