Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1994 № 4

Они-то с ней не знакомы. Мысль эта не исчезала. Ага. Тут я улыбнулся впервые за последние дни. Я уже обнаружил некоторые возможности.

В мусорной машине пахло молотым кофе и заплесневелыми фруктами. Я успел забыть этот запах, но на какой-то миг он напомнил мне давнишнее лето — еще до колледжа, когда я собирал мусор, чтобы скопить на плату за обучение. Кто же знал, что это была одна из узловых точек моей судьбы.

Я лихорадочно надеялся, что сейчас нахожусь в другой.

Версия моей личности, более привычная к подобному аромату, прыгала на ухабах вместе с задним бампером, тем временем я вел наш с ним грузовик по переулку за моим домом. Я вновь поглядел на часы. У нас было еще в запасе десять минут, как я и хотел. Настоящий, по расписанию, мусоровоз был еще в нескольких кварталах отсюда, значит, Соня сейчас еще на теннисном корте. Она вечно жаловалась на чертова мусорщика, портившего ей всю игру своим грузовиком, однако обнаруживала упрямство и доигрывала до последней минуты. Я улыбнулся при виде нашего дома. Никто другой во вселенной — во всех вселенных — не знал об этом.

Тут она и была, руки в боки, совершенно взволнованная. Я загляделся, но вовремя увильнул от мусорных баков и остановил грузовик. Мое alter ego[27] соскочило с бампера и потянуло к подъемнику первый бак.

Я же, протянув руку, поправил зеркальце, чтобы видеть ее, оставаясь незамеченным. Когда она осознала, что ее муж-мусорщик не обращает на нее никакого внимания, на лице ее отразились удивление, потрясение и, наконец, тревога. Сам я не сумел бы глядеть на нее столь отсутствующим взглядом, но у него-то не было никаких оснований для проявления чувств. Я не показывал ему ее фотографий, не говорил, какой из этих домов наш, так что узнавать ему было некого и нечего.

Нет, он, конечно, поглядел на нее, но как посмотрел бы просто мужчина на любую фотомодель.

Я уже видел, как у нее открылся рот, чтобы что-то сказать ему. А поэтому пару раз поддал газу и переключил мотор на кран. Мой двойник подцепил бак, тот взмыл вверх, опорожнился и со стуком опустился вниз. Отцепив его, он отправил бак на место, оставив второй для обычной машины, слез на бампер и свистом велел мне трогаться.

Она исчезла за соседним забором, неподвижная как кукла, повешенная на гвоздь.

Геодезисту не пришлось особо трудиться. Во всяком случае взять напрокат теодолит куда легче, чем мусорную машину, к тому же от него требовалось лишь выставить свою треногу на улице и дождаться, пока она проедет мимо. Мы с мусорщиком ждали в фургоне. Долго ждать не пришлось — распорядок ее дня я знал по минутам. В это время она посещала один из косметических салонов и загорала.

Сперва мне показалось, что она не узнала его. Заслышав звук приближающейся машины, он оторвал глаза от теодолита, убедился, что его не собьют, и вновь приник к окуляру… она же как ни в чем не бывало отправилась дальше. Только когда я услыхал донесшийся от конца улицы гудок машины и визг шин, я заметил, что она едва не въехала в дорожный знак. Загляделась в зеркало заднего вида.

Диск-жокей даже кое-что заработал за хлопоты. Он провел несколько минут в косметическом салоне, пока остальные нанимали грузовик и теодолит. Этого времени хватило, чтобы выяснить, какая станция передает музыку, которую там пускали в качестве фона. Потом он немедленно отправился на радиостудию и предложил им «альтернативные хиты» — слегка отличающиеся варианты мелодий, популярных и здесь, и в его вселенной. Они запрыгали от восторга, и Соня, как мы надеялись, тоже подпрыгнула, услышав по радио его голос без всяких прелюдий и приветов.

Мы не намеревались проявлять жестокость, просто следовало показать ей, каково приходится тому, на кого не обращает внимания любимая. Насколько мне было известно, Соню никогда не бросали, она всем давала отставку сама, но глупой ее никак не назовешь, а намек был достаточно откровенным. Ну и тогда, полагал я, она все продумает и поймет, что из всех моих копий, обитавших во всех вселенных, лишь я делил с ней невзгоды и радости жизни.

Уловка почти сработала. Она сработала бы — но миллиардер тоже боролся за нее. Так что в трубке я услышал извинение, а не приглашение. Она сказала, что поняла, какую причинила мне боль, однако чувств своих не переменила. Жизнь с миллиардером сулила ей веселье, радости и приключения — я же мог предложить лишь привычный комфорт.

На этот раз я обратился к Мишель, женской версии меня самого. И вместе с Жанетт мы набрались втроем настолько, что устроили в огромной гидрокровати хозяина оргию, превзошедшую ту самую ночь, когда я познакомился с Соней. Помню только, как я смеялся над собственным непреклонным стремлением назад к глупой шлюшонке. А потом вспрыгнул на антикварные часы возле постели и вырубился.

Проснулся я в душе, Мишель поливала меня. Между выпивкой и похмельем есть стадия, когда чувствуешь себя совсем неплохо. Теперь я, очевидно, угодил в нее обратным ходом.

— Извини, — проговорил я под плеск воды, — все вышло довольно мерзко.

— Да, — согласилась она и, с сухой улыбкой качнув головой, добавила: — Найдется много людей, которые назовут мерзостью подобную ситуацию.

— Наверно, так.

— Но все-таки время от времени мне кажется, что секс втроем — во всяком случае развлечение.

Я кивнул:

— Соня больше склонна к этому занятию. Однако я никогда не жаловался, если она приводила кого-то.

— Да. Я тоже не часто занимаюсь этим, но всякий раз не без удовольствия.

Взяв мыло, я намылил спину Мишель.

— Ну, а как Жанетт? Как она все восприняла?

— Слегка ошеломлена, но все будет в порядке. По-моему, здесь ей приходилось видывать худшие виды.

— Ошибаешься, — проговорила от порога Жанетт. Она присоединилась к нам, всем пришлось обняться, чтобы не поскользнуться под душем. — Я ничего подобного прежде не делала. Он — тоже. У него всегда была одна любовница, и не на один месяц. Поэтому я и не волновалась, изображая служанку-француженку. Я и не думала, что он может подступиться с серьезными намерениями, разве что в паузе между подружками.

— Черт побери, — проговорил я. — Богатый плейбой оказался искренним моногамом. Кто бы мог в это поверить?

— Каждый моногам в сердце своем плейбой, — ухмыльнувшись, отозвалась Жанетт. — Все вы внутри не то, что снаружи.

— Поэтому мы и неотразимы, — отвечал я, задумавшись: если бы Соня тогда не наткнулась на нас с Карен, я бы так и не стал столь открытым с женщинами. А если бы я женился на Карен, как другие варианты собственной личности, то стал бы держаться с ними еще более неуверенным. Зто и случилось с миллиардером.