Череп снова забубнил что-то насчет того, что все, дескать, там будем, и никому этого не миновать. Шеронин с Пчелкиным вскинули головы. Третий тоже вгляделся в Снерга из темноты.
– Здорово, – сказал Снерг. – Что это за мастику вы по дому разбрасываете, некроманты?
– Здорово, Стах, – рассеянно отозвался Шеронин. – Девочкам нравится, пусть себе брюзжит… – Он взял у Снерга череп, что-то с ним сделал, и череп заткнулся на полуслове. – Развлекаемся, понимаешь, стоя у врат головоломной загадки…
– Ты о чем?
– Об этом, – он кивнул в сторону картин.
– Обронил Каратыгин что-то о странных картинах с Эльдорадо. Они?
– Они и есть.
– А что в них странного?
– Сейчас увидишь, – сказал Шеронин и придвинул табурет. – Садись и смотри внимательно, потом расскажешь о своих впечатлениях.
Снерг сел и стал смотреть на картины. Ничего в них особого не было.
Дерево посреди зеленого луга, небо синее, чистое, только перистое облако протянулось длинным мазком, краем уходя за раму.
Женщина со светлыми распущенными волосами и огромными карими глазами, в синем невесомом платье, держит на руках ребенка, за ее плечом встает теплое солнце и виден угол стеклянного здания.
Что-то непонятное – бледно-зеленая поверхность, вспученная в нескольких местах плавными выгибами, пронизанная блекло-золотистыми струйками света. Немного похоже на просвеченное солнцем мелководье.
Снерг сидел и смотрел. Постепенно он почувствовал легкое недоумение, волнение, переходившее то ли в тревогу, то ли в растерянность. Чем это чувство было вызвано, он не мог понять, но оно не проходило, усиливалось, странные облучения возникали то ли в теле, то ли в мозгу. С чем это можно сравнить? Сквозь сон чувствуешь, как ноют натруженные руки? Запах, настолько слабый, чтобы осознать, чему или кому он принадлежит? Попытка после долгой разлуки вспомнить вкус губ любимой женщины? Впечатление, будто ты забыл что-то сделать? Сон, забытый, едва голова поднялась от подушки? Чужой взгляд в затылок на темной таежной дороге? Что?
Ассоциации наплывали одна за другой, но ни одна не годилась. Он словно плыл навстречу картинам бесконечно долго и никак не мог их достичь, слиться с ними, вобрать их в себя и стать их частью. Мысли и ощущения не переливались в слова, Снерг мог лишь констатировать, что с ним что-то происходит, но дальше была стена, непознаваемое. Чем же это вызвано? Лицо женщины самое обычное – и все-таки иное, пейзаж – не такой пейзаж, а третья картина и вовсе… Звучит музыка или только кажется? И можно ли сравнивать это с музыкой?
Его встряхнули за плечо, и он очнулся.
– Ну? – сказал Шеронин. – Впечатления изложишь?
– Нет, – сказал Снерг. – Не могу, не умею… Да что же это такое?
– Тайна, уважаемый редактор ведающей тайнами программы… Толя, ты бы взялся дать толкование?
– Я попробую, – сказал Пчелкин. – Это то, что человечество искало сотни лет – искусство, воздействующее на подсознание на каком-то качественно ином уровне, непостижимым образом. Вызывающее эмоции и мысли, которые нельзя описать, – в его мягком глуховатом голосе прорезалась недоуменная боль. – Как они этого добились? Я не знаю…
– Любопытный штрих, – сказал Шеронин. – Слайд-копии, которые мы сделали, ровным счетом ничего не вызывают.
– Почему же никто до сих пор… – сказал Снерг.
– Потому, что до сих пор с живописью Эльдорадо мы были знакомы лишь по слайд-копиям, которые, как оказалось, не передают самого главного. А ездить туда никто до сих пор не считал нужным – всего-навсего один из внезапных поселков, пусть и самый крупный, от силы пять-шесть художников, и то не профессиональных – к чему тратить время? Вот и прохлопали. Вряд ли это первые такие картины… И непонятно, почему молчат сами ребята с Эльдорадо – невозможно открыть новый вид искусства и не заметить этого. Если бы Келлеру не подарили эти картины… Что молчишь, Стах? Тебе и карты в руки.
– Думаешь? – спросил Снерг. – Но как, по-твоему, я вытащу это на большой экран, если картины оказывают воздействие на человека только при непосредственном рассмотрении?
– Да, действительно… Но ведь нужно же что-то делать? Ты свободен?
– Можно хоть завтра… – Но тут он вспомнил о снах и загадочных недомолвках отца Дмитрия. – Нет, боюсь, что я занят. – Может, вам кого другого ангажировать, братцы?
– Черт, ему предлагают сенсацию века…
– А если у меня в кармане уже есть одна?
– Ты о чем?
– Так, пустяки, – сказал Снерг. – Но завтра я действительно занят, и кто знает, что за этим последует…
– Тогда предлагаю следующее, – сказал Шеронин. – Мы с Толей завтра отправляемся на Эльдорадо, посмотрим, как себя чувствуют и чем дышат тамошние творческие люди, и ограничиваются ли их чудеса одними только картинами. А ты вылетишь следом, как только расправишься с делами. Лады?
– Лады, – сказал Снерг. – И Аленку прихватите, она там давно хотела побывать.
– Как вам наш план? – обернулся Шеронин к тому, третьему, укрывшемуся в тени.
– Одобряю, – отозвался знакомый Снергу голос, и Снерг удивился, но не особенно. – Только перед отлетом загляните ко мне, хорошо?
– Заглянем.
– Вот и прекрасно. Я хотел бы побеседовать и с вами, Стах, если вы никуда особенно не спешите.
– Не спешу, – сказал Снерг. – Похоже, сегодня придется забыть о безмятежном отдыхе, сплошные деловые встречи. Здравствуйте, Денис. Что это вы прячетесь?
– Вспомнил старые романы, знаете ли… – Он встал и включил свет – Денис Сергачев, начальник отдела «Динго», пожилой, но порывистый и легкий в движениях, похожий на д’Артаньяна из последнего тома, лишившегося юношеской горячности, но сохранившего мушкетерскую пластику тела. – Пойдемте вниз, Стах? К шашлыкам?
– Если их еще не слопали, – сказал Снерг. – Прекрасный получается отдых, не узнаю беспечного острова Буяна…
Он шел следом за Сергачевым сквозь гомон и веселье и думал о том, что время помчалось вдруг, как отошедший от станции монор дальнего следования. Он всегда жил в ускоренном ритме, этого требовали его работа и его натура, но сюрпризы двух последних дней могут удивить даже редактора специализирующейся на тайнах передачи, и нет уверенности, что сюрпризы кончились, все за то, что они только начинаются. Тут бы и воскликнуть: «Вот и чудненько!», тут бы и порадоваться, что темы и сюжеты не рождаются в муках, а приходят сами, но это-то как раз и настораживает – незваные сложности всегда обещают больше неприятностей, чем те, которые в принципе можно было предсказать…
– Итак, вы объявились самолично, – сказал Снерг. – Неужели из-за картин?
– Ничего удивительного. У меня не так уж много работы – если начальнику нечем заняться, это-то как раз и означает, что он сумел хорошо поставить дело. Да и начальство у нас тревожат только в случае ЧП…
