- Зачем? Зачем им понадобились чужаки?
- Должно быть, - сказал он, - если рассматривать все человечество как единое существо... единый организм... ему было очень одиноко. Иногда я думаю, что это инстинкт, неосознанное стремление найти кого-нибудь равного себе гнало их все дальше-Так волк рыщет по степи, чтобы найти себе пару...
- И нашли?
- Им так и не удалось никого отыскать, - сказал он, - иногда я думаю... может, они не так искали... не того ждали... может, не сумели распознать чего-то очень важного...
- Но, Улисс, если волк так и не находит себе пары...
- У него нет будущего, - сурово сказал он, - он умирает в одиночестве, вот и все.
Похоже, я тоже умру в одиночестве, точь в точь, как этот его волк.
Идти было нелегко, потому что земля тут была разрыта - кочевые порядком потоптались по ней, вывернув дерн; корни у здешних растений неглубокие. Мы все дальше отходили от моря, и почва постепенно понижалась, раздавленная трава пахла уже по-другому, сыростью.
Я сказала:
- Они, должно быть, решили, что стали очень сильны, раз отважились зайти так далеко - это богатые места, но простору для лошадей мало.
Места тут и верно, богатые - а дальше, в пределах дневного перехода, и того лучше. Мелководное, заболоченное устье реки кишит рыбой, а птицы кормятся тут зимой и летом; всегда есть, чем прокормиться; да, богатые места настолько, что люди не отваживаются селиться большими Домами; слишком много сюда забредает вооруженных, голодных чужеземцев. Они ставят себе хижины на сваях глубоко в зарослях тростника, передвигаются на плотах и плоскодонных лодках, а то и по тропинкам, которые известны только им одним, ставят сети на рыбу, бьют дичь круглый год - разве что не в сезон гнездовий, пьют тухлую стоячую воду, маются костогрызом и желудком и мрут от лихорадки. Предметов тут никто никогда не находит - наверное, проржавели или сгнили, да и своего железа у них мало, и они охотно меняют его на битую птицу или на рыбу, которую они вялят на солнце. Но наши не часто имели с ними дело - жители реки люди скрытные, обычаи их нам неизвестны - а кто станет сходиться с чужаками?
Но пока до реки было еще далеко - несмотря на то, что к голосам кузнечиков присоединились отчаянные вопли лягушек, а в воздухе плясали столбы мошкары, и летучие мыши гонялись за ней на своих бесшумных крыльях.
Я сказала:
- Они пищат - слышите?
Улисс сказал:
-Нет.
Взрослые никогда не слышат.
Трава там, где ее не вытоптали копыта лошадей, была густая и высокая - мне она доставала до пояса; если что, подумала я, в ней будет удобно прятаться. И тут увидела, что неподалеку трава шевелится - в ней, приближаясь к нам, ползло что-то крупное, очень крупное.
Я сказала:
- Улисс!
Он устало отозвался:
- Что еще?
- Там кто-то есть.
Он повернул голову, приглядываясь, но я уже поняла, что видит он хуже, чем я. Потому не удивилась, когда он спросил шепотом:
-Человек или зверь?
-Не знаю.
Он нерешительно взвесил на руке свое странное оружие, потом сказал:
- Если мы выстрелим, мы можем выдать себя - будет яркая вспышка.
Я шепотом ответила:
- Лучше бы вы умели владеть ножом.
- Что тут может быть, такое большое? - так же тихо отозвался он. - Волк?
Но я уже не гадала - до меня донесся тихий стон; приглушенный, словно рот ползущего был забит землей.
- Человек.
Улисс, было, дернулся в том направлении, но я схватила его за локоть.
- Подождите.
Но степь была пуста. Кузнечики орали так, что в ушах звенело, столбы мошкары плясали над зарослями, никем не потревоженные. Я сказала:
- Ладно. Все тихо.
Он бесшумно скользнул в сторону, по-прежнему сжимая в руке оружие. Я немного подождала; тот, в траве, стих, видимо, услышав шаги, потом Улисс склонился над ним и приглушенно вскрикнул. Потом сказал:
- Выпь! Подойди сюда.
Я осторожно приблизилась - он сидел на корточках возле распростершейся на земле темной фигуры. Человек даже не пытался подняться, он лежал, уткнувшись лицом в траву, руки его скребли землю.
- Это ваш? - тихонько спросил Улисс. Я пригляделась - лица видно не было, но и так было понятно, что это чужой.
- Нет. Это не из нашего Дома. Но и не из кочевых - одет иначе. Должно быть, это кто-нибудь из пленных - они захватили много пленных.
- Ему удалось бежать, - задумчиво сказал Улисс. Тот, на земле, перестал стонать, и лишь тихо вздрагивал; мне было жаль его и немного - Улисса, потому что он все еще ничего не понимал.
- Ему удалось бежать, потому что никто за ним не следил, Улисс, - сказала я, - переверни его.
- Ему нужна помощь? - спросил Улисс. - Он ранен? Но у меня нет...
Я наклонилась и дотронулась до плеча лежавшего. Он вздрогнул и постарался поплотнее вжаться в землю, но не поднял головы.
Улисс сказал:
- Вам нечего бояться. Мы не причиним вам вреда. Мы... О, Господи!
Тот привстал на четвереньки и поднял голову - даже в сумерках было видно, что на бледном лице на месте глаз зияют провалы - спекшаяся корка крови, казавшаяся сейчас черной.
- Они ослепляют своих пленников, я же говорила.
- Но как же он ушел?
- Какой смысл следить за калеками? Из них половина и не выживет. Одним больше, одним меньше, какая разница. Он ушел умирать, вот и все.
- Не могу этого вынести, - тихонько сказал Улисс.
- Куда - вынести?
- Я имею в виду... Ох, да ладно!
Я отвела его в сторону.
- Улисс, он умрет скоро. А если и не умрет, то лучше бы его прикончить, чтобы не мучился. Но снатала надо его расспросить - может, до того как его ослепили, он успел разглядеть, где прячут женщин...
- Кто его будет расспрашивать?
- Я могу, если вы не хотите.
Он укоризненно поглядел на меня - мол, как это у меня повернется язык мучить раненого, - но ничего не сказал; видно, ему здорово хотелось узнать, что с Дианой. Иначе бы он вспомнил про этот свой гуманизм, что бы он там под ним не подразумевал.
Я вернулась к раненому и присела на корточки. Он лежал неподвижно, не пытаясь скрыться - впрочем, уйти он все равно бы не успел.
- Хочешь пить, старший?
Он что-то прохрипел, это могло означать и отказ, и согласие; но я открыла флягу и, приподняв окровавленную голову, влила ему в рот немного воды. Пил он жадно - может, кочевые приучают своих пленных к послушанию, заставляя их выпрашивать каждую каплю воды?
- Где они остановились?
Он невнятно сказал:
- В низине, за дубовой рощей. На холме поставили человека с сигнальным фонарем и лучников.
- Много?
- Нет. Он сказал: "ты и гы".
- Не знаешь, где они держат женщин, старший? Мой спутник хочет забрать свою обрашо.
