Перековка была более-менее закончена. Теперь дело за более сложным закаливанием.
Подъем по лестнице был едва ли не самым героическим деянием из тех, что выпали на его долю в трех последних мирах. Проклятые ступеньки все продолжали и продолжали увеличиваться в количестве, будто размножаясь делением, так что под конец Посланник всерьез заподозрил, что кто-то в этом мире додумался до заклинаний искажения реальности... Или он просто так вымотался, что не узнал сноподобную иллюзию?
Сноподобную...
В третий раз прокрутив в голове события последних дней, Олег позволил себе соскользнуть в здоровый восстанавливающий сон.
* * *
Запах горячего куриного бульона. Виктория была совершенно уверена, что именно это ее и разбудило. Запах проник сквозь облако дурмана, защекотал ноздри, вытащил ее из того туманного марева, в котором еще долго можно было плавать... Но ведь за это время все съедят!
Виктория сама не понимала, откуда в ней такая уверенность, но совершенно точно знала, что от этих проглотов иного ждать не приходится. Смелют все до последней крошки и скажут, что так и было.
Открыть глаза было трудно, тело казалось таким легким, что с передвижением могут возникнуть проблемы... И – никакой боли. Нигде. Это было настолько странно, что само по себе заслуживало внимания.
Глаза наконец привыкли к освещению – к счастью, довольно тусклому. Она лежала в совершенно незнакомой комнате, хотя в ободранном потолке и украшенных ржавыми разводами стенах было что-то навевающее удручающие воспоминания. Слишком часто ей приходилось просыпаться вот в таких вот незнакомых и страшных комнатах... Впрочем, потолком и стенами сходство и ограничивалось. Все остальное было настолько необычным и невероятным, что мгновенно вышибло из головы воспоминания. Начать с того, что от остальной комнаты ее отгораживала ширма. Такая складывающаяся наподобие гармошки штуковина из резного дерева, на которую натянут искусно расписанный шелк. Странный, восточный (китайский – пришло узнавание) узор тянулся от панели к панели, создавая лаконичное, полное гармонии полотно. С потрясающим искусством изображенный пейзаж, падающая с горы речка. Танцующие люди... Нет, не ящерицы. Драконы. Китайские драконы, огромные разноцветные существа с большими головами, чем-то похожими на львиные. Они были прекрасны. А ширма, между прочим, не подделка, настоящий антиквариат Династии...
Она поспешно отвела глаза, почему-то испугавшись собственной осведомленности.
Впрочем, стоило ее взгляду упасть на то, что за ширмой, все мысли об антиквариате исчезли бесследно. В щелку была видна гора какого-то оборудования... Причем очень навороченного оборудования. Тонкие, плоские – «жидкокристаллические», пришло слово – экраны, с добрый десяток, какие-то ящики. Системные блоки? Еще ящики, плавные линии и суперсовременный дизайн выдают безумно дорогое оборудование, но догадаться о его функциях Виктория не могла даже приблизительно. Путаница проводов, какая-то гора микросхем – кажется, с одного из приборов сняли корпус, да так и не поставили на место.
В середине всего этого беспорядка на огромном вертящемся стуле (как у главы корпорации из сериала) восседало нечто тощее лет четырнадцати, сосредоточенно уставившееся в экраны, одной рукой с невероятной скоростью (движений почти не было видно) щелкающее клавиатурой. В другой руке мальчишка держал большую зеленую кружку с надписью «Местный Гений», нанесенной черным фломастером. От кружки поднимался пар и исходил упоительнейший запах. Что-то тихо зажужжало, и из дисковода выскочила... ну, такая пластинка, на которую нужно класть диски. Гений автоматическим жестом поставил на нее свою кружку и начал колдовать над клавиатурой уже двумя руками. Вика ошалело потрясла головой.
Это движение привлекло ее внимание к собственному телу. Девушка лежала на... Пожалуй, правильнее было бы назвать это кушеткой, а не кроватью. Сравнительно узкая, она изгибалась под спиной, повторяя естественную форму тела, и, несмотря на жесткость, это было неожиданно удобно. Подушки не было, но под шею кто-то подложил небольшой валик. Простыни были белоснежными, очень мягкими, очевидно, новыми. Вика неуверенно шевельнулась: под простынями на ней ничего не было. Тело ощущалось необыкновенно свежим. Свежим и чистым – очень новое для нее ощущение. Вика смутно припомнила: ощущение сильных рук, поднимавших ее, теплой, почти горячей воды, запомнившееся даже сквозь сон, запах каких-то трав...
Она попыталась сесть, что-то небольно дернуло за руку. Повернулась, глаза в ужасе расширились. С другой стороны кровати стояла обвешанная пластиковыми мешочками с лекарствами капельница, от которой шла прозрачная трубка, заканчивающаяся толстой иголкой, воткнутой в ее вену...
Дикий вопль разорвал наполненную мирным попискиванием компьютеров тишину. Мальчишка лет тринадцати, рыжий и испуганный, забежавший за ширму, автоматически перехватил в воздухе брошенную в него палку капельницы и удивленно уставился на скорчившуюся в дальнем конце кушетки, запутавшуюся в простынях Викторию. Свободной рукой девушка зажимала вену, разорванную грубо выдернутой иглой, глаза на исхудавшем лице смотрели испуганно и злобно.
– Ты чего?
– УБЕРИ ОТ МЕНЯ ЭТУ ГАДОСТЬ!!! – В ее полном паники голосе появились какие-то даже не визгливые, а резонирующие металлом ноты.
– Да ладно, ладно. – Мальчишка сунул злополучную капельницу в руки подоспевшему местному гению, и тот, удивленно посмотрев на несчастную палку, утащил ее куда-то за ширму. – Слушай, это же всего лишь внутривенное питание. Ты же проспала почти трое суток. Олег сказал, что ты и без того слишком худая. Если еще будешь голодать, то просто умрешь от дистрофии! – Окинул оценивающим взглядом ее прикрытое лишь тонкой простыней тело. – И знаешь, он прав! В жизни не видел такой тощей девчонки. Вот Natalie обзавидуется, ей-то приходится не слезать со своих дурацких диет.
От него исходило какое-то странно успокаивающее ощущение, как будто подкупающе искренний рыжий пройдоха испускал волны невозмутимой уверенности. Виктория невольно начала расслабляться, но снова напружинилась, услышав имя «Олег». У нее ни на минуту не возникло сомнений в том, какой именно Олег имеется в виду.
– Никогда. – Ее голос все еще звенел напряжением, но был тих, и эта тишина пугала едва ли не больше любого крика. – Никогда не втыкайте в меня иголок. Никогда не давайте мне незнакомых лекарств. Ты понял? Никогда!
– Ладно, ладно, как скажешь!
На конопатом лице мелькнуло что-то вроде беспокойства, и Викторию накрыло новой волной успокаивающей энергии. Все будет хорошо, все хорошо, тебя никто здесь не хочет обидеть...
