…Двухмоторный «ситэй», на котором они летели, уже касался колесами мокрой посадочной полосы, когда в каких-нибудь ста метрах впереди из темноты вынырнул новенький «амио» с трехцветными кругами на крыльях. Пилот рванул рычаги управления на себя и взмыл в воздух, чудом избежав катастрофы.
Люк Гранжери, едва не врезавшийся в японский самолет, тыльной стороной ладони отер заливавший глаза пот.
— Это ж надо, черт возьми, в самый последний момент! — Он выключил моторы.
Винты беззвучно вращались. Сквозь их волнистые круги виднелись огни вышки, несколько освещенных прожектором пальм и муравьиные фигурки людей, бегущих к самолету. По фонарю кабины монотонно стучали капли.
— Да, чуть было не отправились на тот свет, — высунул голову Фюмроль, скорчившийся в ногах Клода Маре, сидевшего на месте стрелка-радиста.
Японец описал над пальмами плавную дугу и пошел на второй заход.
— Разве этот аэродром тоже передали японцам? — удивился Люк, стаскивая с головы шлемофон.
— Как видишь, — угрюмо буркнул Клод. — Что теперь станем делать?
— А ничего страшного. — Люк беспечно свистнул. — Могли же мы ошибиться? Выйдем как ни в чем не бывало.
— Боюсь, они несколько удивятся, увидев, как из двухместной машины вывалится святая троица, — меланхолично возразил Фюмроль. — У тебя еще много горючего, Люк?
— Минут на двадцать.
— Что ж, придется упасть в море. Поднимай самолет!
— Я еще не до конца спятил, Валери. — Люк зубами вытянул из пачки сигарету. — Это почти верное самоубийство.
— А ты предпочитаешь военно-полевой суд?
— Хватит болтать! — рассвирепел Клод. — Немедленно в воздух!
Люк послушно включил зажигание.
— Кретины, — процедил он, выплевывая незажженную сигарету.
— По крайней мере, у нас будет время подумать, — примирительно заметил Фюмроль. — Японцы уже совсем рядом.
— Раньше надо было думать, — огрызнулся Люк, бросив машину в сторону моря. — Хотел бы я знать, на что вы надеялись, когда пустились на авантюру?
— Ты, как погляжу, сохранил благоразумие и остался дома, — мрачно пошутил Клод. — Я вот хотел бы знать, почему нас так напугали японцы. Или мы надеялись, что свои встретят нас с духовым оркестром?
— Смейтесь, смейтесь, — предупредил Люк. — Веселиться вам осталось семнадцать минут. Попробуй придумать что-нибудь путное, маркиз.
Но что можно было придумать? Люк сказал правду. Они и в самом деле пустились в авантюру.
Потеряв надежду избавиться от назойливого наблюдения, Фюмроль поехал в расположение третьей эскадрильи еще раз посоветоваться с друзьями. На их беду, был канун условного дня, а самолет Гранжери стоял под заправкой для ночного полета. Соблазн оказался слишком велик, и они решились. Даже скептически настроенный Люк поддался неожиданно нахлынувшему на них и такому упоительному безумию! Дьявольщина! Они были по-настоящему счастливы, когда оторвались от земли. Как жаль, что все так быстро кончается. За миг ослепительного восторга приходится расплачиваться по самому большому счету.
— Конечно, мы поступили, как дети, — ни к кому не обращаясь, произнес Фюмроль. — Но это было так приятно.
— Ты идиот, маркиз, — через силу улыбнулся Клод.
— Пятнадцать минут, — сказал Люк.
— Ничего, мальчик, — философски заметил Фюмроль. — Хуже смерти с нами уже ничего не случится. Сколько твоя авиетка сможет продержаться на плаву, Люк?
— Минуты четыре.
— Это уже кое-что. — Фюмроль был настроен явно оптимистически. — Ты сможешь мягко сесть на воду?
— Ночью? В тайфун? — Люк скептически покачал головой. — И главное, зачем?
— Дай карту. — Фюмроль требовательно дернул Клода за ногу. — И посвети мне фонариком.
— Двенадцать, — монотонно объявил Люк.
— Какой курс? — поинтересовался Фюмроль, склоняясь над планшетом. Размытый эллипс света, словно из небытия, вырвал контур береговой линии, разветвленную дельту своенравной Сонг-Ка и бисерную россыпь островов. — Высота? — И, не дожидаясь ответа, отдал приказ: — Держи прямо на архипелаг Драконьего Жемчуга. — В его голосе звучал металл. — Набрать высоту!
Шанс на успех он оценивал как один из ста. Из прежних бесед с Жаламбе он вынес впечатление об островах Драконьего Жемчуга, как о вольном уголке, где нашли приют люди самых отчаянных профессий: ловцы жемчуга, контрабандисты, торговцы наркотиками и даже пираты. Недаром туда заходили подозрительные джонки из Гонконга и Макао, поставлявшие живой товар для всевозможных леди-стрит Сингапура, Батавии, портов южных морей.
Там кишмя кишело шпионами, но официальные власти предпочитали держаться в тени. Оставалось надеяться на удачу и пистолет, а также на тридцать тысяч франков, которые Фюмроль в предвидении подобного случая постоянно держал при себе.
— Как говорят мои любимые японцы, — он залюбовался зодиакальным трепетным светом, озарившим над головой плексиглас, когда машина вынырнула из облаков, — умирая, теряешь все.
По странному совпадению, Фюмроль заговорил о смерти чуть позже Мориты Тахэя. Одному из них предстояла долгая, полная борьбы и скитаний жизнь, дни другого были сочтены.
— По-моему, Клод не ошибся, — сказал Люк. — Ты действительно идиот, маркиз, но твои шуточки почему-то поднимают настроение.
— Постарайся дотянуть и не врезаться в рифы, — посоветовал Фюмроль. — Если заглохнет мотор, планируй, сколько хватит сил.
* * *
Джонка, в которой находился Фюмроль, уже приблизилась к малайскому берегу, когда налетел тайфун. Лесистые горы султаната Тренгану, окутанные облачной пеленой, вскоре совершенно скрылись из виду. На море, катившее длинные пенистые валы, опустилась сочащаяся влагой мгла.
После крушения у островов Драконьего Жемчуга, когда погибли Люк и Клод, Фюмроль не переносил качки. Как только джонку стало бросать из стороны в сторону, он лег на самое дно и попытался уснуть. Его словно втягивало в бездонную, бешено вращающуюся воронку из черного непрозрачного стекла. Под свист ветра и тяжелые удары волн ему грезились мертвые лица друзей и рваные дыры на обожженном дюрале, куда с ненасытным бульканьем проваливалась морская вода. Во тьме вспыхивали какие-то блестки, но он не знал, что это: сверкание коралловых песков, слизистый отсвет рыбьей чешуи или просто круги бешено вращающихся винтов. Потом ему пришло на ум, что так могут слепить глаза только груды пустых жемчужниц, гниющие под беспощадным полуденным солнцем. Значит, нет никакой джонки и никакого тайфуна, а только длится изнурительная сиеста за стеной, сложенной из кусков коралла. Он все еще болен и бредит взбаламученным морем, горькой солью, скребущей гортань, дымящимся раскаленным светом.
