— Ты права, — вдруг сказал демон.
— В смысле школы?
— В смысле… По этим данным нельзя найти человека в Москве.
Ирина поперхнулась чаем.
— Это значит, — демон поглядел в потолок, — что мальчик умрет.
* * *
Антон отпер дверь своим ключом. На цыпочках прошел сначала в ванную; внимательно разглядел себя в зеркале.
Умылся холодной водой. Тщательно вымыл руки — три раза, с мылом.
Сел на край ванны и опустил плечи.
Ладно, Пиня смотрит на него, как на комок слизи. Но свои, одноклассники-то? Спокойно выждали, пока свершится «разборка», и только тогда, по сигналу, веселой толпой завалили в раздевалку — за минуту до звонка на физкультуру.
Соблюли приличия. Не заступиться за своего — неприлично, видите ли. Надо выждать, глядя в другую сторону, и сделать вид, что ничего не знаешь…
Он ведь учился с ними целый год. Давал им списывать. Смеялся их шуткам. И так и остался пустым местом для них. Почему?
Сегодня мама вытирала пыль на столе; он заметил это по тому, как неровно стояли его вещи на полочке: деревянный верблюд, пластиковая машинка, любимая с детства, и тряпичная сувенирная лягушка. Нахмурившись, Антон осторожно расставил их на места: машинка — под углом девяносто градусов в краю полки, лягушка мордой к верблюду, верблюд — лицом на север. Порядок в комнате был необходим ему — физиологически. Покосившийся плед, лишняя бумажка на столе, упавший под кровать носок причиняли ему такие же физические страдания, как, например, защемленный дверью палец. Поэтому в его комнате всегда — всегда! — царил порядок. Одежда в шкафу висела в строго установленной последовательности. Футболки в тумбочке были уложены стопкой и разобраны по цветам.
Он понимал, что это ненормально. Но именно порядок — внешний порядок — помог ему выжить в те дни, когда вдруг не стало папы.
Он просмотрел почту. Как обычно: ни от кого ни строчки. Будто нет на свете такого человека, как Антон Нечаев.
Он аккуратно развесил одежду и принялся мыть пол; обычно, когда он убирал снаружи, ему казалось, что чище становится внутри.
Но не сегодня.
* * *
— Объясни!
Ирина сжимала кулаки. Демон сидел, опустив руки, на краю дивана.
— Объясни, как это все происходит! — Ирина тщетно пыталась поймать его взгляд и, как в работе с клиентом, прочитать реакцию. — Кто тебя заставляет их спасать? И, если спасает — значит, желает добра? Тогда почему не помочь, не подсказать подробнее — что за мальчик, как зовут, как его найти? Ведь это логично!
Демон не отвечал.
— Ну почему ты уперся и молчишь?
Демон съежился, став меньше ростом:
— Не имеет значения.
— Что значит — не имеет? Чего ради ты портишь мне жизнь?
— Не имеет значения. Мы не найдем его, этот парень все равно умрет.
— А плевать мне на этого парня! Чем это для меня обернется, что со мной-то будет дальше? Можно узнать?
— Тебя всегда интересуешь только ты.
— А кто еще? Я у себя — одна! Я просто пытаюсь выжить!
— Не получится.
— Что?
— Не получится, — тоскливо повторил демон. — Меня ждет ад. Не такой, где сковородки, но все же. А ты…
— А я ни при чем! — Ирина испугалась.
— А ты ни при чем, — вдруг согласился демон, и она не поверила своим ушам. — Но ты все равно умрешь когда-нибудь. И тебя тоже ждет ад.
Ирина осторожно поставила чашку на край тумбы:
— Но ведь еще не скоро?
Он поднял злые желтые глаза:
— А есть разница?
— Конечно, есть!
— Нету, — сказал он с отвращением. — Поймешь потом, когда будет поздно.
Он поднялся и вышел из комнаты; Ирина некоторое время сидела, ошалело прислушиваясь. На кухне было тихо.
— Олег?
Она заглянула в кухню. Ни следов чужого присутствия.
— Олег?!
Его не было. Пропал.
Секунду назад жизнь висела на волоске, и была она невыносимой, эта жизнь, отравленной мыслями о чужих самоубийствах, в полутора шагах от сумасшествия и вечного заточения в психушке.
И вот теперь все исчезло, рассеялось, как нечистая сила от крика петуха.
И стало свободно.
* * *
Мама вернулась к девяти часам, как всегда, осунувшаяся, серая от усталости. Ужинать не стала; села пить чай на кухне, где Антон вымыл сегодня до блеска и стенки холодильника, и мойку, и плиту.
— Какой ты молодец, — сказала обессилено. — Опять все убрал, что бы я без тебя делала…
— Мама, — сказал Антон. — Мне надо перейти в другую школу.
Она поникла, сразу поддавшись усталости:
— Опять?
— Эта плохая.
— И прошлая тоже была плохая… Тоша, это гимназия, ты учишься бесплатно, ничего лучше нам просто не найти! Чудо, что тебя взяли… Чего мне стоило… Я же чуть не в ногах у директрисы валялась, когда объясняла наши обстоятельства!
Антон молчал; мама пригляделась к его лицу:
— Тебя что, избили?!
— Нет.
— Тогда в чем дело?
Антон молчал.
— Послушай, — снова начала мама, — это же третья школа за четыре года! Ладно, в старой тебя били эти уголовники… Но здесь — здесь же гимназия! Приличные дети… Какие есть! Учись, в конце концов, за себя постоять!
— Спокойной ночи, — сказал Антон и поднялся.
Мама поймала его за руку:
— Тоша, ну я все понимаю, но один год потерпи! Один год тебе остался, выпускной класс! Ты же должен нормально написать ЕГЭ! Ты иначе никуда не поступишь!
— Да, — сказал Антон. — Спокойной ночи.
* * *
Будучи дипломированной ведьмой, она не верила ни в ад, ни тем более в рай. Она видела ад, работая после училища в поликлинике; адом легко оборачивалась супружеская жизнь. Ее первый муж оказался наркоманом, и только чудо спасло Ирину от ранней смерти в подворотне. Второй муж не имел вредных привычек: он мечтал дослужиться до топ-менеджера, а больше ни о чем и никогда не мечтал. Жена должна была ждать его каждый вечер с разогретым обедом, в квартире, обставленной по фэн-шую. Ирина знала женщин, для которых такая жизнь показалась бы раем…
Оба ее замужества не продержались и года. Независимость — вот рай; здоровая агрессия — вот билет в будущее. Перед ведьмой, готовой выжить во что бы то ни стало, спасует самый свирепый демон.
Она знала вкус к жизни.
В эту ночь она целовалась на танцполе с парнем, который был лет на десять ее моложе, танцевала с ним, переплетясь руками, и посмеивалась, глядя, как сходит с ума его подружка, сопливая, ревнивая. Молодость оставила поле боя, уступив опыту. Ирина вертела новой жертвой, как ребенок крутит йо-йо на веревочке. В старом джипе, просторном и душном, красивый парень подтвердил свои незаурядные качества; в тонированные окна машины смотрела ночь, рессоры безропотно принимали нагрузку, Ирина чувствовала себя лет на двадцать, не больше.
