— Стой, Леон! — крикнул я и побежал за ним так быстро, как только позволял громоздкий скафандр. — Постой! Постой же!…
* * *
В коридорах Селеногорска — сплошной человеческий поток. Было похоже, что чуть ли не все население Земли слетелось сюда, чтобы проводить звездолет.
Леон куда-то запропастился в этой сутолоке. Я пробирался коридорами к Узлу космической связи, то и дело прижимаясь к стене, уступая дорогу спешащим, занятым, оживленно переговаривающимся людям. На меня не обращали внимания, разве кто мельком взглянет на мой потертый, необычного вида костюм. Ведь я прямо из ундрел, не было времени даже заехать домой, чтобы переодеться.
И хорошо, что не обращали внимания.
Навстречу шли трое в пилотских комбинезонах, со значками пилотов первого класса. Ладно они шли, в ногу, плечом к плечу, гулко вбивая шаг в упругий пластик пола: бух-бух-бух. Крайним слева был Всеволод. Правильно, первый пилот всегда слева. Да, это уже не желторотый юнец-практикант — твердые губы плотно сжаты, плечи вольно расправлены, глаза с кошачьей зоркостью смотрят вперед.
Я вжался в стенку, пропуская пилотов. Бух-бух… Вдруг стройный ритм нарушился. Всеволод очутился передо мной, схватил за руку.
— Привет, старший! — гаркнул он на весь Селеногорск. — Вот здорово!
Он тряс мою руку, чуть не оторвал. Второй и третий стояли рядом с ним, плечом к плечу, и смотрели на меня, улыбаясь и не совсем понимая, что происходит. Оба они были из нового поколения пилотов, я их не знал.
— Здорово, что ты приехал! — Всеволод бросил своему экипажу: — Это Улисс Дружинин.
Я убедился, что управление звездолетом будет в крепких руках, очень крепких. У меня даже слиплись пальцы.
— Пойдем с нами, старший, — сказал Всеволод. — Сейчас на корабле начнется последний инструктаж. Потом — генеральный осмотр и проверка механизмов. В семнадцать ноль-ноль — старт.
— Мне надо на Узел связи, — сказал я.
— К Робину? Его там нет. Говорю же тебе — весь штаб на корабле. Пойдем.
Я покачал головой. Как писали в старинных романах — неведомая сила? Неведомая сила влекла меня на Узел космической связи. Ничего я не мог с собой поделать: мне нужно было постоять перед большим экраном, возле кресла, в котором сиживал Дед, — как-никак все началось именно в этой аппаратной…
Даже лучше, если там никого нет.
— Тогда сделаем так, — сказал Всеволод. — Если уж тебе непременно надо на Узел, то загляни туда, а потом приходи в шлюз. Грегори подождет тебя в шлюзе и привезет на корабль.
Они все решили за меня, оставалось только согласиться. Я свернул в боковой коридор, здесь было почти безлюдно, еще поворот — и вот он, Узел связи. Толкни дверь и входи…
Была освещена только та часть холла, где стояла вычислительная машина. Она работала, горели индикаторные лампы. А перед машиной сидел на корточках человек с узкой, худой спиной и — как мне показалось в первый миг — огромным птичьим гнездом на голове. Пол вокруг него был густо исписан формулами, и он продолжал что-то быстро писать красным карандашом.
Я смотрел на Феликса со смутным тревожным ощущением — будто меня схватили за шиворот, больно сдавив горло, и перенесли на дюжину лет назад, в нашу молодость, в пережитое, отшумевшее, отболевшее…
Феликс не видел меня. Он передвинулся вправо вслед за невообразимо длинным уравнением, которое выписывал. Потом уселся на пол, запустил пальцы в свои заросли. Только теперь я заметил, что в его рыжеватые волосы густо вплелась седина. Даже человек, расслоивший время, подвластен времени.
Из пасти вычислителя поползла пленка, но Феликс этого не замечал.
Я сказал негромко:
— Машина выдала ответ.
Феликс вздрогнул и вскочил на ноги.
— Улисс?… А я не слышал, как ты вошел…
Он смотрел все тем же странным своим взглядом — рассеянным и беззащитным. Он был плохо выбрит и одет в мятый-перемятый костюм не по росту, с оттопыренными набитыми карманами и оторванной от куртки застежкой.
— Что-то в тебе переменилось, — сказал Феликс.
Он вытянул пленку из вычислителя, посмотрел и бросил на пол — просто выпустил пленку из рук.
— Не то, что нужно? — спросил я.
— Еще один вариант тупика. Если бы я знал, как сформулировать… — Он замолчал.
— Та же проблема? Расслоение времени?
— Что? Нет, это другое… Расслоение времени — частный случай асимметрии. Я иду дальше и… прихожу к таким чудовищным парадоксам… — Феликс опустил голову и нервно потер лоб. — Года два назад мне казалось, что я близок к математическому выражению механизма всеобщего взаимодействия материи. Но это оказалось иллюзией. Возникла такая невероятная картина, что… я чувствую, что бессилен… Ладно, оставим это…
Мне стало жаль Феликса, но я не знал, как его утешить. Да и не в утешении было дело.
— Улисс, — сказал он вдруг, тряхнув головой с какой-то отчаянной решимостью. — Я рад, что ты здесь… Все эти годы я вел с тобой нескончаемый разговор — мысленно, разумеется. И надо, наконец…
— Не надо, Феликс, — быстро сказал я. — Все прошло, и не надо больше ни о чем.
— Хорошо. Запоздалые объяснения действительно ни к чему. Но видишь ли, Улисс, я не очень приспособлен к так называемой практической жизни… всегда кому-то приходилось решать за меня. Так было и тогда…
— Знаю. Она сама сделала выбор, и хватит об этом.
— Она сама сделала выбор, — повторил он, — но ты должен был ее удержать, Улисс. Ты мог это сделать, потому что…
— Я ни о чем не жалею, Феликс.
— Ты мог удержать Андру, я знаю это максимально точно. По-видимому, природа создала меня анахоретом, я просто не умею жить иначе, и когда Андра взялась налаживать мой быт… весь этот распорядок в доме… и постоянные гости по вечерам… я чувствовал, что перестаю быть самим собой. Так продолжалось несколько лет, а потом я сделал — впервые в жизни — решительный шаг.
Я слушал его с напряженным интересом.
— Мы не расстались, Улисс, нет. Но я предложил, чтобы каждый из нас жил собственной жизнью, без этого окаянного распорядка. Андра вернулась к своей лингвистике, опять надолго уехала в Африку, ну, а я… как видишь… — Он развел руками и улыбнулся улыбкой ребенка. — И вот, — продолжал он, — все эти годы меня мучит вопрос: для чего же были нужны жертвы… такие тяжкие жертвы?… Ты должен был ее удержать, Улисс.
Я отвернулся, чтобы не видеть его беззащитных глаз.
— Если бы можно было знать все заранее, — проговорил я.
— Да… если бы… Ты сказал, что ни о чем не жалеешь. Это правда, Улисс?
— Я действительно ни о чем не жалею. Я нашел себя, свою судьбу… Я не жалею даже о том, что пришел к этому позже, чем следовало бы по логике вещей. Наверно, идеально прямые дороги бывают только у роботов. — Я взял Феликса за плечи и коротко встряхнул. — Все правильно, дорогой мой Феликс.
