— Не верю, — сказал Дэн, когда архангел умолк. — Мне кажется, что вы готовите ловушку, и она захлопнется, когда Алина сделает выбор. А этот выбор вас, совершенно понятно, не устроит.
Провозвестник вскинул брови с самым невинным видом.
— Уж не думаешь ли ты, что я решил пасть? И еще ниже, чем Светоносный?
Дэн понял, что ударяется в панику и вот-вот сотворит какую-нибудь глупость.
— Не понимаю, почему мы не можем помочь ей вместе, — сказал Провозвестник чуть ли не с обидой. Девушка взглянула на Дэна с неописуемым презрением: как! ты! можешь! ему! не верить! Именно так, с восклицательными знаками. Славную подружку подобрал себе Второй архангел: красивую, молчаливую и верную. — Кроме того, хочу заметить, что у тебя ничего не выйдет: больничная охрана вооружена очень хорошо. И увидеть Алину снова ты сможешь лет этак через двадцать. Как раз успеешь к мученической кончине.
Дэн мочал. Его щеки покраснели, как помидорина.
— Хорошо, — произнес он. — Только обещайте мне, что отпустите нас в городе. Каким бы ни был выбор.
— Обещаю, — строго сказал Провозвестник и небрежно бросил на стол несколько крупных купюр. — Едем.
Уже у выхода Дэн увидел, как Провозвестник, шедший сзади, придержал девушку за рукав и промолвил:
— Лиза, на твой вопрос я отвечаю: да.
И Дэн готов был поклясться, что в тот момент они стали одного роста.
* * *
Когда далеко впереди появилась машина, Алина уже настолько вымоталась, что не смогла даже закричать и замахать руками. Час пути в снегу и на ледяном ветру выпил ее силы окончательно, и она просто замерла по стойке «смирно» и стала ждать. Сворачивать черному внедорожнику на этом участке пути было некуда, разве что прямо в поле, где снег по пояс.
Я скажу, что в больнице все мертвы. Я скажу, что мне удалось сбежать. Я попрошу отвезти меня в город, а там уж будь что будет.
Машина остановилась метрах в пятидесяти от нее. Человек без шапки, в длинном пальто нараспашку выпрыгнул на дорогу и побежал к Алине. Что-то знакомое было в его фигуре, в том, как он махал ей рукой.
— Алина!
Она не сразу поняла, что человек зовет ее. Она не сразу поняла, кто это.
Потом ей захотелось умереть. Слабое душевное равновесие и уверенность в выздоровлении лопнули, словно мыльные пузыри. Алина вновь качнулась на краю пропасти сумасшествия и сорвалась вниз.
Подбежавший Дэн, одновременно счастливый и перепуганный насмерть, схватил Алину за руки, и прикосновение было удивительно реальным. Настоящим. Алина всхлипнула.
— Это я, Дэн, — сказал он, вглядываясь в ее лицо. — Алина, это я.
Она отвернулась и произнесла едва слышно.
— Тебя нет.
Дэн вздрогнул, словно от неожиданной пощечины.
— Тебя нет, — повторила Алина с невыразимой тоской. — Это все мои галлюцинации. И я заболела опять. В больнице никого нет. Там одни мертвецы.
Он обнял ее, прижал к себе так сильно, что несколько минут не мог расцепить рук, как тогда, в новогоднюю ночь. Боги не плачут, боги не могут плакать; Алина содрогалась от рыданий.
— Это я, — повторил он. — Это я, Дэн.
Снег летел и летел, а перед мысленными взглядом Алины проплывали картинки: осенний костер на даче; сцена, танцующая пара в одиноком луче света; отец с двумя малышами, запускающий пестрого воздушного змея; огромная фигура деда-Мороза в магазине и ребенок в заношенной одежде, застывший рядом; Инга Зубарева, вцепившаяся Алине в волосы (училкина дочка написала диктант на «пять», а круглая отличница — на «два»; рев «Блатная!»); пустой школьный коридор; прудик в лучах заходящего солнца; Максим за партой, решающий аудиотесты; потный и чумазый Олег в зеленом камзоле, идущий с ролевки. Воспоминания нахлынули и стекли, оставив звонкую пустоту, и Алина увидела звезды. Внутренний Космос вернулся, и все стало по-прежнему, как если бы месяца в психбольнице не было и в помине, словно продолжалось новогодняя ночь, и Алина стояла с Дэном во дворе. Снег и ветер куда-то отступили, став далекими, неважными, будто весь мир сейчас стек в одну точку: белая дорога и два человека, застывшие на ней. Воспоминания плескались перед глазами Алины и были совершенно реальны — казалось, протяни руку и дотронешься до них; и Дэн был вовсе не галлюцинацией, не порождением воображения одинокой девчонке, а настоящим, живым, из плоти и крови.
Она тоже была. На какое-то мгновение сознание Алины раздвоилось, и она увидела себя-девочку почти четырнадцати лет и себя же, но гораздо больше, сильнее и могущественнее, себя-центр и ось всех возможных миров, себя-суть Вселенной, себя-творца и владыку, себя - и…
Они застыли вдвоем посреди заснеженного поля — черными буквами на чистом листе бумаги. Строкой, которая никогда не будет написана. Словом, что еще не родилось.
Миры падали на них — белыми лохматыми хлопьями снега.
Они были.
* * *
Каждому ангелу, начиная от низших элементов вещей и кончая Высшими существами, единожды в жизни предстоит пройти процесс окукливания. Об этом не ведают ни люди, ни эльфы, ни жители прочих планет, ибо, во-первых, ангелы не имеют и сами сколь-нибудь внятных представлений об окукливании, поскольку у всех оно проходит по-разному, а во-вторых, негоже подопечным знать о том, что высшие духи бывают недееспособными. Со стороны такое состояние выглядит как кома: ангел погружается в некое подобие сна, во время которого его Светящееся тело плотнеет, обретая форму кокона, но это, впрочем, уже финальная стадия.
У Провозвестника окукливание благополучно прошло четыре тысячи лет тому назад, и он представления не имел, что близок к нему снова. Было ли в том повинно напряжение при работе с осью мироздания или что-то другое, но Светящееся Тело Второго архангела довольно быстро претерпело необходимые трансформации. Естественно, близкое окукливание сказалось и на сознании Провозвестника, и если раньше он был склонен исключительно к логическим решениям, то теперь им двигали эмоции, а это уже было опасно.
Сидя в машине рядом с Лизой, Провозвестник понимал, что заболел, и эта болезнь может прикончить его раньше, чем за дело отважится приняться нефалим. Как не вовремя, как некстати. Ощущение было сходно с тем, какое он испытывал тогда, в Ткацком зале — на удивление мерзкое. К тому же этот нефалим, сидевший на заднем сиденье в угрюмом молчании, — не самая приятная кампания.
Провозвестник чувствовал, что Дэн с трудом сдерживает желание придушить его, как котенка, и у него вполне может получиться.
Ну что ж, подумал Провозвестник для себя, тогда мы умрем вместе.
Он прислушался к себе и с изумлением отметил, что не испытывает ни обиды на Прях, ни сожаления о несделанном. Конечно, Лиза еще весьма и весьма неопытна для доли Высшего ангела Смерти, и в Совете наверняка отыщутся недовольные, но что поделать, если «дни наши сочтены не нами». А в Звездном архиве Лиза найдет все инструкции — девочка умница, прекрасно справится, тем более, чтобы научиться плавать, надо плавать.
