Но им удалось найти исследователя только на рассвете. Они чуть не наткнулись на шар. Кран повернули, и сидевшие в шлюпке матросы прикрепили шар к цепи. Когда он был поднят на палубу, люк отвинтили и несколько человек заглянули внутрь шара, где царила темнота. (Электрическая лампа предназначалась для освещения воды вокруг шара и была полностью изолирована от главной камеры.)
Внутри шара было очень жарко, и резина по краям люка размягчилась. На нетерпеливые вопросы не последовало ответа, из камеры не доносилось ни звука. Эльстед лежал неподвижно, скорчившись на дне. Судовой врач вполз внутрь и, подняв Эльстеда, передал его матросам. В первый момент нельзя было сказать, жив он или умер. Лицо его в желтом свете корабельных ламп блестело от пота. Его отнесли в каюту.
Скоро выяснилось, что он жив, но находится в состоянии полного нервного истощения и к тому же весь в синяках от тяжелых ушибов. После поднятия шара Эльстед пролежал неподвижно несколько дней. Прошла неделя, прежде чем он смог рассказать о своих приключениях.
Едва он обрел дар речи, как заявил, что намерен опять спуститься на дно.
– Необходимо изменить конструкцию шара, – сказал Эльстед, – чтобы в случае надобности можно было оборвать канат, вот и все.
С ним произошло удивительнейшее приключение.
– Вы думали, что я не найду там ничего, кроме ила, – насмешливо произнес он. – Вы смеялись над моими исследованиями, а я открыл новый мир!
Он говорил бессвязно, то и дело забегая вперед, так что невозможно передать этот рассказ его собственными словами. Но мы попытаемся изложить здесь все, что было им пережито.
Сначала он чувствовал себя очень скверно. Пока разматывался канат, шар все время бросало из стороны в сторону. У Эльстеда было такое ощущение, будто он лягушка, посаженная в футбольный мяч. Он не видел ничего, кроме крана и неба над головой да по временам людей, стоявших у борта. Невозможно было угадать, куда кувыркнется шар. Ноги Эльстеда вдруг поднимались кверху, и он пробовал шагнуть, но тут же летел вниз головой, а потом катался, ударяясь о стенки. Аппарат какой-нибудь другой формы был бы удобнее шара, но не выдержал бы огромного давления в морских глубинах.
Внезапно качка прекратилась, шар выровнялся и, поднявшись, Эльстед увидел вокруг зеленовато-голубую воду, слабый свет, струящийся сверху, и стайку каких-то крохотных плавающих существ, стремившихся, как ему показалось, к свету. Пока он смотрел, становилось все темнее и темнее и вода вверху стала похожей на полуночное небо, только зеленее, а внизу – совсем черной. Какие-то маленькие прозрачные существа начали слабо светиться, мелькая у окна зеленоватыми змейками.
А ощущение падения! Оно напоминало ему чувство, испытываемое в первый момент спуска в лифте, только было более длительным. Попробуйте представить себе, что это такое! Именно тогда Эльстед раскаялся в своей затее. Он увидел грозившую ему опасность в совершенно новом свете. Он подумал о больших каракатицах, обитающих, как известно, в средних слоях воды, об этих тварях, которых иногда находят полупереваренными в желудке кита и которые порой плавают в воде дохлые и объеденные рыбами. Что произойдет, если такое чудище схватится за канат и не отпустит его?
И насколько хорошо проверен часовой механизм?
Но хотелось ли ему сейчас падать дальше или возвращаться наверх, не имело ровно никакого значения.
За пятьдесят секунд снаружи стало темно как ночью, только луч его лампы то и дело ловил какую-нибудь рыбу или тонущий предмет, но он не успевал разглядеть, что именно. Один раз ему показалось, что он видит акулу. А потом шар начал нагреваться от трения о воду. Эта опасность была в свое время упущена из виду.
Сначала Эльстед заметил, что вспотел, а потом услышал под ногами шипение, которое становилось все громче, и увидел за окном множество мелких, очень мелких пузырьков, веером взлетавших кверху. Пар! Он пощупал окно – оно было горячее. Он включил слабую лампочку, освещавшую внутренность шара, взглянул на обитые войлоком часы рядом с кнопками и понял, что опускается уже две минуты. Он подумал, что стекло в люке может лопнуть от разницы температур, поскольку знал, что температура воды на дне близка к нулю.
Потом пол шара словно прижало к его ногам, рой пузырьков снаружи стал редеть, а шипение уменьшилось. Шар слегка закачался. Стекло не лопнуло, не прогнулось, и Эльстед понял, что опасность, связанная с погружением, уже позади.
Еще через минуту он будет на дне. Он подумал о Стивенсе, и Уэйбридже, и обо всех, кто остался на корабле, на расстоянии пятимильной толщи воды, и был удален от него больше, чем самые высокие облака от земли. Он представил себе, как они медленно крейсируют там, наверху, и смотрят вниз, гадая, что с ним.
Он взглянул в окно. Пузырьки исчезли, шипение прекратилось.
Снаружи была плотная, как черный бархат, чернота, и только там, где воду пронизывал луч света лампы, можно было различить, что она желто-зеленого цвета. Потом мимо окна вереницей проплыли три каких-то создания – он мог различить лишь огненные контуры. Были ли они маленькими или только казались таковыми на расстоянии, Эльстед сказать не мог.
Они были очерчены голубоватым светом, почти таким же ярким, как огни рыбацкой лодки, и казалось, что этот свет дымится. Световые пятнышки тянулись вдоль всего тела этих тварей, словно иллюминаторы корабля. Их фосфоресценция, казалось, ослабевала по мере приближения к освещенному окну шара, и вскоре Эльстед разглядел, что это рыбки какой-то странной породы – с огромной головой, большими глазами и постепенно суживающимся телом. Глаза их были обращены к нему, и он решил, что они сопровождали его при спуске. По-видимому, их привлекал свет.
Их становилось все больше. Спускаясь, он заметил, что вода светлеет и что в луче света, словно мошки на солнце, кружатся мелкие пятнышки. Это, вероятно, были частицы ила и тины, которые поднялись со дна при падении свинцовых грузил.
Достигнув дна, Эльстед оказался в густом белом тумане, в который луч его лампы проникал всего на пять-шесть ярдов, и прошло несколько минут, прежде чем муть немного осела. Только тогда на фоне неверного мерцания далекой стаи рыб он увидел под плотным покровом черной воды волнистые линии серовато-белого илистого дна и спутанные кусты морских лилий, жадно шевеливших щупальцами.
Дальше он различил изящные прозрачные контуры гигантских губок. По дну было разбросано множество колючих приплюснутых пучков, ярко-лиловых и черных, – возможно, какая-то разновидность морского ежа, – а через полосу света медленно, оставляя за собой глубокие борозды, проползали маленькие существа: одни – большеглазые, другие – слепые, чем-то напоминавшие омаров и мокриц.
