Внезапно до слуха Эльстеда долетели слабые крики и звуки, напоминавшие громкий зов охотничьего рога. И все это сменилось каким-то диковинным пением. Погружаясь, шар проплывал мимо огромных стрельчатых окон, через которые Эльстед смутно видел группы этих необыкновенных, похожих на призраки существ, смотревших на него, и, наконец, опустился на некое подобие алтаря, стоявшего посреди здания. Теперь Эльстед смог довольно хорошо рассмотреть этих странных обитателей бездны. К своему изумлению, он увидел, что они падают ниц перед его шаром, – все, кроме одного, одетого в своеобразное облачение из крупной чешуи, с блестящей диадемой на голове; тот стоял неподвижно, то открывая, то закрывая свой лягушачий рот, словно управлял хором.
Эльстеду пришла в голову фантазия снова включить свою лампочку, чтобы он стал видим для всех этих жителей бездны, а сами они исчезли во мраке. В одно мгновение пение сменилось криками, и Эльстед, стремясь снова увидеть диковинные создания, выключил свет и исчез у них из глаз. Но сначала он был слишком ослеплен, чтобы разобрать, что делают эти существа, а когда наконец вновь увидел их, они опять стояли на коленях. И так они поклонялись ему без перерыва в течение трех часов.
Эльстед очень подробно рассказывал об этом удивительном городе и его обитателях, о городе вечной ночи, где никогда не видели солнца, луны и звезд, зеленой растительности и живых, дышащих воздухом существ, где не знают ни огня, ни света, кроме фосфорического свечения живых тварей.
Как ни поразителен был его рассказ, еще поразительнее казалось то, что такие крупные ученые, как Адаме и Дженкинс, не нашли в нем ничего невероятного. Они вполне допускали, что на дне глубочайших морей живут разумные, снабженные жабрами позвоночные, о которых мы ничего не знаем. Эти существа, привыкшие к низкой температуре и огромному давлению, такие плотные, что не могут всплыть ни живыми, ни мертвыми, но они такие же потомки великой Териоморфы века Нового Красного Песчаника, как и мы сами.
Мы, однако, должны быть известны им как странные существа-метеоры, которые время от времени падают мертвыми из таинственного мрака их водных небес. И не только мы, но и наши суда, наши металлы, наши вещи сыплются на них из мрака. Иногда тонущие предметы калечат и убивают их, словно по приговору неких незримых высших сил; а иногда, крайне редко, падают предметы полезные, своей формой вдохновляющие их на собственное творчество. Быть может, их поведение при виде живого человека станет нам более понятным, если представить себе, как восприняли бы дикари появление среди них сверкающего, слетевшего с неба существа.
Постепенно Эльстед рассказал офицерам «Птармигана» обо всех подробностях своего странного двенадцатичасового пребывания в бездне. Достоверно также, что он хотел записать это, но так и не записал. И нам, к сожалению, пришлось собирать разноречивые обрывки его истории, слушая рассказы капитана Симмонса, Уэйбриджа, Стивенса, Линдли и других.
Мы видели все это смутно, как бы урывками: огромное призрачное здание, коленопреклоненные поющие люди с темными головами хамелеонов и Эльстед, в очередной раз включивший свет и тщетно старающийся внушить им, что нужно оборвать канат, на котором держится шар. Время шло, и Эльстед, взглянув на часы, с ужасом отметил, что кислорода ему хватит только на четыре часа. Но пение в его честь продолжалось неумолимо, как песнь, славящая приближение смерти.
Каким образом он освободился, Эльстед и сам не знал, но, судя по клочку, висевшему на шаре, канат перетерся о край алтаря. Шар внезапно качнулся, и Эльстед взвился вверх, уносясь прочь из мира этих существ, словно какой-нибудь небожитель, облаченный в эфирное одеяние и прорвавшийся сквозь нашу земную атмосферу, чтобы воспарить в своем родном эфире. Он, должно быть, исчез у них из виду, как пузырь водорода, поднявшийся в воздух. Вероятно, это вознесение сильно удивило их.
Шар ринулся к поверхности с еще большей скоростью, чем когда стремился вниз, увлекаемый свинцовыми грузилами. Сильно разогревшись, он взлетел люками кверху, и Эльстед вспомнил поток пузырьков, пенившийся у окна. Потом у него в мозгу, казалось, завертелось огромное колесо, мягкие стенки стали вращаться, и он потерял сознание. Что происходило дальше, он не помнил. Очнулся Эльстед в своей каюте, услышав голос доктора.
Такова суть необычайной истории, рассказанной Эльстедом офицерам на борту «Птармигана». Он обещал записать все это позже. Теперь же он думал только об усовершенствовании своего аппарата, что и было сделано в Рио.
Остается лишь сказать, что 2 февраля 1896 года Эльстед вторично совершил спуск в бездну. Что произошло с ним, мы, вероятно, никогда не узнаем. Он не вернулся. «Птармиган» в течение двух недель крейсировал вокруг места, где он погрузился, но поиски были тщетны. Потом корабль вернулся в Рио, и друзей Эльстеда известили телеграммой о его гибели. Таково положение дел в настоящее время. Но я не сомневаюсь, что будут предприняты новые попытки проверить этот диковинный рассказ о неведомых доселе городах в глубинах океана.
Издали мне случалось видеть эту волшебную лавку и раньше. Раза два я проходил мимо ее витрины, где было столько привлекательных товаров: волшебные шары, волшебные куры, чудодейственные колпаки, куклы для чревовещателей, корзины с аппаратурой для фокусов, колоды карт, с виду совсем обыкновенные, и тому подобная мелочь. Мне и в голову не приходило зайти в эту лавку. Но вот однажды Джип взял меня за палец и, не говоря ни слова, потащил к витрине; при этом он вел себя так, что не войти с ним туда было просто невозможно.
Признаться, я и не думал, что эта скромная лавчонка находится именно здесь, на Риджент-стрит, между магазином, где продаются картины, и заведением, где в патентованных инкубаторах выводят цыплят. Но это была она. Мне почему-то казалось, что она находится ближе к Серкус, или за углом на Оксфорд-стрит, или даже в Холборне, и я всегда видел ее на другой стороне улицы, так что к ней было не подойти; к тому же в ней было что-то неуловимое, похожее на мираж. Но вот она здесь – в этом нет никаких сомнений, – и пухлый указательный пальчик Джипа стучит по ее витрине.
– Будь я богат, – сказал Джип, тыча пальцем туда, где лежало «Исчезающее яйцо», – я купил бы себе вот это. И это. – Он указал на «Младенца, плачущего совсем как живой». – И это…
То был таинственный предмет, который назывался «Купи и удивляй друзей!» – так, во всяком случае, значилось на аккуратном ярлычке.
– А под этим колпаком, – продолжал Джип, – пропадает все, что ни положи. Я читал об этом в одной книге… А вон, папа, «Неуловимый грошик», только его так положили, чтобы не видно было, как это делается.
