Коктейльная вечеринка проходила в пентхаусе. Они вошли через короткую прихожую в просторную комнату с синими коврами. Здесь было полно людей, в основном мужчин, они разговаривали приглушёнными голосами. Одна из стен комнаты состояла целиком из стекла, и огни города усеивали её поверхность, словно некая замысловатая молекулярная модель. Вся мебель была в стиле Людовика XV, и это пришлось Брайсу по душе. Картины на стене тоже были хороши. Из спрятанных где-то динамиков тихо, но отчётливо изливалась барочная фуга — Брайс слышал эту пьесу впервые, но она ему понравилась. Бах? Вивальди? Ему нравилась эта комната, и он почувствовал, что на таких условиях вполне готов вынести эту вечеринку. И всё же эта стеклянная стена и мерцающие на её поверхности огни Чикаго смотрелись здесь несколько неуместно.
Какой-то человек отделился от группы и с обаятельной улыбкой подошёл их поприветствовать. Внезапно Брайс узнал в нём того мужчину, что говорил о химическом оружии. На нём был скроенный точно по фигуре чёрный костюм, и он был уже слегка навеселе.
— Добро пожаловать в наше убежище от обывателей, — сказал он, протягивая руку. — Я Фред Бенедикт. Бар вон там. — Он заговорщически кивнул в сторону дверного проёма.
Брайс пожал ему руку, несколько раздосадованный расчётливо твёрдым ответным пожатием, и представил себя и Ньютона.
Это произвело на Бенедикта большое впечатление.
— Томас Ньютон! — воскликнул он. — Боже мой, я надеялся, что вы зайдёте. Знаете, за вами уже прочно закрепилась репутация… — Бенедикт смущённо запнулся, — отшельника. — Он рассмеялся. Ньютон посмотрел на него сверху вниз всё с той же безмятежной улыбкой. Справившись с замешательством, Бенедикт продолжил: — Томас Джей Ньютон — вы знаете, как трудно поверить в то, что вы на самом деле существуете? Моя компания взяла у вас — то есть, у «Всемирной» — в лизинг семь процессов, но единственный мысленный образ, который возникал у меня в связи с вами — это что-то вроде компьютера.
— Может быть, я и есть вычислительная машина, — ответил Ньютон. И добавил: — Как называется ваша компания, мистер Бенедикт?
На секунду на лице Бенедикта отразилось опасение — а не издеваются ли над ним? Что, подумал Брайс, вполне могло быть правдой.
— Я из «Фьючерс анлимитед». В основном химическое оружие, хотя мы делаем и кое-что из пластика — контейнеры и тому подобное. — Он слегка поклонился от пояса в попытке казаться забавным. — К вашим услугам.
Ньютон ответил:
— Благодарю, — и сделал шаг в направлении дверного проёма, ведущего к бару. — Приятное тут у вас местечко.
— Нам оно тоже нравится. К тому же всё вычитается из налогов. — Как только Ньютон попытался сбежать, он торопливо произнёс: — Позвольте предложить вам напитки, мистер Ньютон. Мне бы хотелось познакомить вас с некоторыми нашими гостями. — Он словно не совсем понимал, что ему делать с этим высоким странным гостем, но боялся отпустить его от себя.
— Не беспокойтесь, мистер Бенедикт, — ответил Ньютон. — Мы присоединимся к вам позже.
Бенедикт отнюдь не выглядел польщённым, но протестовать не стал.
Войдя в бар, Брайс заметил:
— Я и не знал, что вы так знамениты. Год назад, когда я пытался вас разыскать, никто о вас даже и не слышал.
— Нельзя хранить тайну вечно, — ответил Ньютон, на этот раз без улыбки.
Эта комната была меньше первой, но столь же элегантна. Над полированной стойкой бара висел «Завтрак на траве» Мане. Пожилой седовласый бармен имел даже более утончённый вид, чем учёные и дельцы в соседней комнате. Сидя за стойкой, Брайс обратил внимание на то, какой поношенный костюм на нём самом — серый костюм, купленный четыре года назад в районном универмаге. А ещё он знал, что у его рубашки потёртый воротничок и слишком длинные рукава.
Он заказал мартини, а Ньютон — простую воду безо льда. Пока бармен разливал напитки, Брайс окинул взглядом комнату и произнёс:
— Знаете, иногда я думаю, что после защиты диссертации мне надо было устроиться в какую-нибудь фирму вроде этой. — Он сухо рассмеялся. — Я мог бы зарабатывать восемь тысяч в месяц и жить вот так. — Он махнул рукой в сторону другой комнаты, позволив себе на мгновение задержать взгляд на роскошно одетой женщине средних лет с расчётливо сбережённой фигурой и лицом, наводящим на мысль о деньгах и удовольствиях. Зелёные тени для глаз и рот, созданный для секса. — Я мог бы разрабатывать новые виды пластика для пупсиков или смазки для подвесных моторов.
— Или отравляющие газы? — Ньютон взял свой стакан и, открыв маленькую серебристую коробочку, достал из неё таблетку.
— Почему бы и нет? — Брайс подхватил свой мартини, стараясь его не расплескать. — Кто-то же должен делать отравляющие газы. — Он отпил из своего стакана. Мартини оказался таким сухим, что обжёг ему язык и горло и заставил его голос понизиться на октаву. — Известно ведь, что нам нужны отравляющие газы, чтобы предотвращать войны? Это же доказано.
— Правда? — откликнулся Ньютон. — Разве вы не работали в своё время над водородной бомбой — до того, как стали преподавать?
— Было дело. Откуда вы знаете?
Ньютон улыбнулся ему — не машинально, но искренне забавляясь.
— Я наводил справки.
Брайс сделал глоток побольше.
— По поводу чего? Моей благонадёжности?
— Что вы… Простое любопытство. — Ньютон секунду помолчал, а затем спросил: — Зачем вам понадобилось работать над бомбой?
Брайс на минуту задумался. Исповедоваться марсианину в баре — до чего смешная ситуация. Но, возможно, это было как раз то, что нужно.
— Сначала я не знал, что это будет бомба, — сказал он. — К тому же, в то время я верил в чистую науку. Достичь звёзд… Секреты атома… Наша единственная надежда в мире хаоса… — Он допил свой мартини.
— И вы больше в это не верите?
— Нет.
Музыка в соседней комнате сменилась неуловимо знакомым мадригалом. Изящная мелодия развивалась замысловато, хотя старинная полифоническая музыка всегда производила на Брайса ложное впечатление наивности. Но было ли оно ложным? Разве наряду с утончённым искусством не существовало наивное искусство? А также продажное искусство? И разве это не верно в отношении науки? Может ли химия быть более продажной, чем ботаника? Нет, вздор. В науке есть какая-то польза, цель…
— Думаю, я тоже нет, — сказал Ньютон.
— Закажу-ка я ещё мартини, — сказал Брайс. Старый добрый, бесспорно продажный мартини. В голове у него всплыли слова: «О вы, маловерные!» Он рассмеялся своим мыслям и взглянул на Ньютона. Тот пил свою воду, сидя с прямой спиной.
