«На мертвую, мертвую», — заговорили Голоса.
— А вы забыли про свои восемьдесят с хвостиком процентов воды? — спросил я.
— Ну, с ней я разделаюсь.
— А тогда, — сказал я, — тогда в снега Арктаса!
Но тут в пещеру ворвался Ники — загремел, залязгал, заморгал прожектором.
Пещера осветилась вся. Я даже вздрогнул — так хорошо было здесь.
Я глядел будто из центра кристалла с тысячью граней. И видел — стены искрились. Всюду гипсовая паутина. Под ногами белая трава и в ней гипсовые цветы. Подземный сад!
Я встал, чтобы удобнее было смотреть.
Я не жалел, что была погоня.
Я пил глазами красоту подземелья, подмечая все новые ее детали. А они менялись при каждом движении прожектора (кто видел многоножку в покое).
— Не правда ли, под землей чудесно? — говорил Штохл. — Одиночество здесь полное. А звуковые феномены? О, я могу многое рассказать вам о подземельях. Я вырос в них, копил силы, вынашивал главную мысль. Идите же, идите ко мне, Аргус. Вы ведь не сможете быть прежним, с тоски умрете, я вам верно говорю. Давайте, операция — и мы киберги, мы вместе. Всегда, тысячи лет. Жалко Люцифер? Найдем иное место. Давай врубим имена в историю. Кстати, о колонистах. Вы отнимете меня у них. Не боитесь? Я ведь им так много дал.
— Нет, не боюсь. Пошли!
…Нас встречали колонисты и Тим с барбосами.
Я вел Штохла. Коридор таял в голубом свете. В нем люди. Я шел, и лицо мое было камень! Я так его и ощущал — камень.
Колонисты (сдавшие, постаревшие этой ночью) встретили нас набором подбородков и пронзительных взглядов. Молча. Ни слова Штохлу!
На запястье его правой руки было изящной работы кольцо, оно отгородило Штохла, сделало его слабым и презираемым. И никто его не боялся, никто не испытывал к нему благодарности.
Вот оно, наказание!
— Ведут, — сказал кто-то. Это Шарги…
— Достукался, — отозвался Прохазка.
И все! Мне стало противно их равнодушие.
— Дорогу, дорогу, — говорил я. Да и времени было в обрез: «Персей» ходил вокруг планеты и ждал нас. Нужно забрать костюм Штохла — уникальная штука. Нужно взять робота-хирурга.
Я оставил Штохла с Тимофеем и собаками, сам ушел в рубку. Я связался с коммодором «Персея», увидел на экране его озабоченное лицо. Мы договорились об охране регалий Аргуса.
Сегодня вечером я избавлюсь от Штохла.
Я приказал закрыть шахты, прекратить работы и приготовить роботов к долгому хранению. Приказал колонистам готовиться к отъезду.
Они приходили ко мне.
Пришел Мелоун. Он соглашался и на проживание в болотах. Говорил, что желает искупить вину — он привез сюда Белые Дымы.
Уверял, что выловит их, подманивая собой.
Я отказался, а на болото послал роботов. Приказ: испарить его к чертям собачьим!
Приходила великолепная четверка — вон!
Оставил Мод Глен.
Оставил врача около орхи и токсинов.
Оставил любителя механики — это был застарелый холостяк и никому не нужный брюзга.
Починенный «Алешка» сделал несколько рейсов к нашему дому, к старт-площадке. Он перевез собак и Тима, роботов-малюток, затем Штохла и колонистов.
Эти ощущали себя побежденными. Хмурые, они сидели на вещах на краю старт-площадки и ждали ракетную шлюпку.
Я же следил за ее траекторией.
Я видел — там коммодор в парадной форме. Таков Закон.
Я видел — два его космонавта вооружены. Они станут охраной Красного Ящика, и коммодор надолго потеряет власть над ними.
Таков Закон.
Я видел — те члены команды «Персея», что дежурили в звездолете, а не лежали в сне долгого анабиоза, взволнованно ждали новостей. Они ждали Красный Ящик, ждали колонистов, ленивых и робких. Беспокойство вновь одолевало меня. Я не спал неделю, одежда много раз промокала и высыхала на мне. Но я не ощущал слабости.
Я топтался на площадке, сжигаемый нетерпением. И при моем приближении колонисты отворачивались.
И Тим отворачивался. Но я видел его насквозь. Он ждал, когда я стану прежним. Тогда он возьмет свое. Он станет заботиться, нянчиться, покровительствовать мне.
Так и будет. Милый Тим, я соскучился по твоей воркотне. Гм, колонисты… Повесили носы?…
«Слушайте, — внушал я. — Вы, сытые и нежные, ленивые и жадные. Поднимите головы! (Подняли.) Примите наказание, долгое как жизнь, с достоинством».
…Штохл? Этот желт (разлилась желчь) и презрителен. Он все доставал и жевал свои шарики. Вот его мысль: «Твои время и сила кончаются».
Пусть кончаются, многое кончается. И с удовольствием я думал, что пора риска для Тима и его собак тоже кончается — я забрал всех роботов-исследователей Штохла. Их множество — от больших для сбора образцов до крохотных соглядатаев. Одни могли сидеть на деревьях, другие парить в воздухе и прослеживать жизнь любого зверя.
Хорошие штуки! Ими Штохл исследовал планету, затем вынес ей приговор.
Я подмигнул ему.
— Вы думаете, — сказал я, — о побеге.
— Представьте себе, да. Но это же младенчество! Знаете, Аргус, я думал не только о побеге, я думаю о себе. Раньше все времени не хватало, а тут… Что я такое? Какова моя ценность? Понимаете, я не старик, всего семьдесят. А что мной сделано? Заметьте, безделья я не выношу, работал как черт. Тысяча чертей! Десять тысяч! Итак, семьдесят лет составляет шестьсот тысяч часов. Чем я их заполнял? Аргус, я расточитель. Двести тысяч часов я проспал, двести тысяч ушло на так называемую жизнь, на выполнение различных обязанностей. На образование, например. Еще сто тысяч я бросил на выполнение обязанностей гражданина вселенной. Не ухмыляйтесь, это серьезно. До пятидесяти лет я был неумолимо серьезен.
Из оставшихся ста тысяч часов шестьдесят тысяч истратил на перемещения с места на место и лишь сорок тысяч на работу. А вы помешали мне. Даже планету не переделал.
А сейчас поговорим о вас, мой бледнолицый красавец.
Не думайте, что победа ваша полная: я дал хороший пинок этой планете, она завертелась иначе. Поймите это. О, я бы и с вами справился, если бы не ваш проклятый темп.
И вдруг он посмотрел на меня с любопытством. Даже глаза вытаращил. Будто мы вот только что встретились и он узнал, что я Аргус.
Его глаза обежали мое вооружение, отчего-то снизу: пистолет, жилет, шлем. Штохл оживился, разглядывая мою технику.
— А вы хорошо знакомы с вашими игрушками? Шлем, жилет, пистолет? — расспрашивал он.
— Немного.
— Шлем… Тут вы все знаете. Жилет?… Здесь мое знание ограничено, но, полагаю, его цена раз в десять выше цены всего моего оборудования. Пистолетик? Цена — второй мой поселок. Сумасшедшие траты, Закон в космосе — доро-о-гое удовольствие.
