– Допустим… Это все?
– Имеется частное мнение одного аналитика, шеф. Простите, я должен об этом сказать. По-моему, полный бред, но он настаивает… Ему, видите ли, кажется, что вычислить и захватить объект, основываясь на привычной нам логике, принципиально невозможно. Якобы иррациональность поступков объекта выходит далеко за рамки… У него там целая теория насчет интуиции, внечувственного восприятия, единого информполя и чуть ли не связи с дьяволом.
– А он не дурак, ваш аналитик. Вы сами как думаете?
– Что вам сказать, шеф… Бред, конечно. На уровне эмоций – да, пожалуй. Взять хотя бы вчерашний провал: лучший снайпер группы промазал по неподвижной мишени со ста шагов! Не беспокойтесь, он стрелял оперенной ампулой с транквилизатором… А объект за четверть секунды до выстрела вдруг срывается с места как сумасшедший, бежит зигзагами и безошибочно находит единственную слабину в кольце! Сейчас мои люди по сотому разу гоняют запись, спорят, что могло его спугнуть. А по-моему – ничего. Прямо мистика.
Сидящий за столом поднял глаза.
– Я надеюсь, вы не собираетесь использовать этот аргумент как оправдание на случай следующего провала?
Тот, кто стоял перед ним, выдержал дозволенную паузу, напрягшись так, что, казалось, его чирьи сейчас прорвутся все разом, и всем своим видом давая понять, что то главное, ради чего он был вызван сюда и что только что неявно было сказано, усвоено им в основе и подтекстах. В точно выверенный момент он заговорил, сам удивившись тому, как твердо и веско звучат его слова:
– Мы возьмем его, шеф. Ручаюсь, при наихудшем раскладе объекту осталось гулять не более двух, максимум трех недель. У него нет ни малейшего шанса.
– Вы в этом уверены?
– Абсолютно уверен, шеф.
Сидящий за столом помолчал, с любопытством рассматривая струйку пота на лице подчиненного, сорвавшуюся с виска и прочертившую извилистый след между чирьями. Все они потеют, подумал он. Особенно тот… прежний. Их жизнь смешна и ничтожна, и они изо всех сил делают ее еще смешнее и ничтожнее, а вот поди ж ты – боятся. Дрожат, но упрямо лезут вверх, работают локтями – и потеют…
– Вот еще что, – сказал он. – От моего имени доведите до сведения всех имеющих касательство: любой, кто даст свежую информацию об этом человеке, получит повышение по службе. Любой, кто снова выведет нас на след, будет повышен по службе минимум на два разряда. Надеюсь, это вам поможет. В случае успешного захвата весь личный состав группы получит помимо этого годичные оплаченные отпуска в любое место земного шара по выбору. За провал ответите вы лично. Головой. Как ваш предшественник… У вас есть еще вопросы?
П Р Е Д С Т А В Л Е Н И Е
на Малахова Михаила Николаевича,
2001 г. рождения, выпускника Школы
2-й экземпляр – в архив Школы (База данных «ПРОМАХ»)
3-й экземпляр – в личное дело Малахова М.Н.
Малахов М.Н., 19 лет, в поле зрения наблюдательного совета с 2007 г., в интернате с 2011 г. (зимний набор), в 2013 г. переведен в основной состав учащихся, в 2014 г. допущен к изучению дисциплин второго цикла, в 2018 г. допущен к изучению дисциплин третьего цикла.
Стандартные отсевочные тесты третьего уровня: прошел.
Спецтесты H-W: прошел.
Спецтесты I11-I26: прошел.
Спецтесты DJ1-DJ3: прошел.
Выпускные испытания: прошел.
Контакты вне Школы: допустимые.
Физическое здоровье: соответствует требованиям.
Работоспособность: соответствует требованиям.
Специализация: медицина, санитария.
Психика: устойчивая.
РНС: 42,8 ед.
ИСО: 129,5 ед.
Интеллектуальный уровень: соответствует требованиям.
Логические способности: невысокие, на уровне отсевочного предела.
Интуитивные способности: исключительно высокие. См. База данных «РЕДКИЕ ЗЕМЛИ».
Общая субъективная оценка: условно положительная.
Результаты голосования по кандидатуре:
За: 6. Против: 5.
Наблюдательный совет Школы не считает возможным допустить выпускника Школы Малахова М.Н. к продолжению образования в рамках базисной программы как не набравшего достаточного числа голосов выпускной комиссии. Кандидат Малахов М.Н. выпускается по группе «Б». См. База данных «АЛАРМ» архива Школы.
24.06.2020 г.
Кирпичная дорожка хитро петляет, спускаясь по склону. Кое-где петли проложены не по делу, а чтобы живописнее было. Огибает гладкие валуны, понатыканные там и сям и делающие вид, будто торчали тут всегда, хотя на самом деле они привезены черт-те откуда. Слева между деревьями, старыми уже в те времена, когда вместо ландшафтного парка в низине теснились огороды, мелькает пойма Сходни – в липких проталинах, в зябнущих на ветру шеренгах тщедушных деревец, обозначивших аллеи, упирающиеся в противоположный склон с точно такими же кирпичными дорожками, что взбираются по крутизне речной террасы к городку аттракционов, шумному летом, а зимой бездействующему за нерентабельностью. Недоделанная рекреационная зона выглядит неряшливой, словно небритой.
Зазевавшись на спуске, поскальзываюсь. Меня успевают поддержать под локоть.
– Долго еще? – бурчу я.
– Вон там, Михаил Николаевич. Видите горбатый мостик? – сопровождающий из опергруппы показывает рукой.
– Айда. – Кирпич дорожки кончился, и я со вздохом принимаюсь чавкать ботинками по раскисшей оттепельной глине.
Мостик деревянный, со слащавенькими резными выкрутасами. Бзиковый парковый декор. На берегу дрожит человек в мокром гидрокостюме, о нем, кажется, забыли, и он сейчас начнет материться. Пригнан, пробился сквозь уличные пробки и торчит на шоссе наверху громадный фургонище с криминалистической техникой. С десяток зевак полиция держит на расстоянии от мостика. Толпы, к счастью, нет: не та погода, чтобы получать удовольствие от прогулок по парку. Хоть в малом повезло, и на том спасибо.
Холодно, по пойме гуляет ветер. От маслянистой, никогда не замерзающей воды резкий запах.
Самое главное в городе – это река, думается мне почему-то. Чтобы текла. Всегда. Непонятно, как люди могут жить у стоячей воды. Или не у воды вовсе. Вот и эта – правильная речка, хотя куда ей до нашего Осетра… Правда, Москва-река все же пошире, зато и грязи в ней…
Юлия как-то сказала, что столицу выбросило из Москвы, как метастаз. Нахваталась лексики, когда я зубрил медицину. Одних латинских терминов тысяч семь, так она и из них кое-что…
Проехали… Едем дальше.
– Личность установили?
– Пока нет. Тело выловили, документов при нем нет. На вид мужчина лет тридцати пяти – сорока. Работаем.
Голова погибшего прикреплена к туловищу тонкой полоской кожи и смотрит набок, словно откидная крышка старинной чернильницы.
– Чем это он?
– Бензопилой. Есть свидетели. Вот на этом самом мостике он и ударил себя по шее. Встал на перила и полоснул, быстрая смерть. В реку уже труп падал.
– Глаза ему смотрели? – спрашиваю.
– Смотрели. Симптома нет.
Неделю назад, наглядно подтверждая ту давно известную истину, что следствия без упущений не бывает, совершенно неожиданно выяснилось, что примерно каждый пятый самоубийца, проходивший по категории аномальных, демонстрировал ярко выраженный симптом «заходящего солнца», иначе говоря, сильно смещенные книзу зрачки, иногда почти скрытые под нижним веком, – один из классических симптомов гидроцефалии, и это при том, что среди самоубийц с этим симптомом отыскался лишь один клинический гидроцефал. Что обо всем этом думать, пока неясно. Немного утешает лишь то, что нашелся еще один общий признак, впрочем, весьма ненадежный.
Не пришей кобыле хвост, вот что. С кашей его прикажете есть, этот признак?
Топчусь, выбирая место посуше. Слякоть надоела. Весь декабрь стояли сильные морозы, а под самый Новый год раскисло так, что хоть учись кататься на водных лыжах. Разумеется, тут же началась сезонная эпидемия гриппа, и словно назло в Красноярске и Хабаровске опять вспыхнула вульгарная дифтерия, а в Николаеве среди местных гомосексуалистов и портовых шлюх ни к селу ни к городу обозначилась лихорадка Ласса, и, хотя быстро сошла на нет, нервов успела помотать достаточно. Если за последние столетия человеческая природа в чем-то и улучшилась, то только не в части сопротивляемости инфекциям, это точно. После «жемчужной болезни» в Верхоянске я вообще уже ничему не удивляюсь.
И это еще зима! То ли летом будет.
До лета, впрочем, нужно еще дожить.
Когда не тобой созданная, но тобой укрепленная линия обороны, эшелонированная в глубину лучше, чем линия Мажино, с дотами, рвами, минированными дефиле и многократно перекрывающимися секторами обстрела начинает вздрагивать, готовая прогнуться, это не просто обидно. Это страшно…
У трупа работают криминалисты из опергруппы. Лучше им не мешать. Орудие самоубийства – вот оно, лежит на куске пленки, покрытое маслянистым илом. Кровь вода смыла, конечно.