Я очень устал. Солнце село как раз в тот момент, когда я присел передохнуть на обломок скалы, протащившись шагов двести. Оставалось только пожалеть о том, что я не повернул назад получасом ранее, сократить отдых до минимума и двигаться быстрее. Стиснув зубы, я встал, хотя дыхание еще не выровнялось и сердце продолжало дико колотиться, и поплелся на запад.
Едва я набрел на тропинку, как наступила темнота. Все было проще простого: оказывается, я находился где-то неподалеку от экватора планеты, и заходящее солнце падало вертикально. Пять минут коротких сумерек – и слепящий день превратился в безлунную ночь. Через несколько шагов я потерял тропинку и уже не мог ее найти. На шлеме скафандра имелся крошечный световой маячок, он никак не мог сойти за фонарь. Маячок годился лишь для поисков заблудившегося человека – но кто здесь станет меня искать?!
Черная ночь, ледяная ночь. Пустыня мгновенно остыла, и вместе с ужасом я почувствовал холод. Звезд на небе было великое множество, и все яркие, сияло несколько разбросанных там и сям туманностей, прямо в зените смутным призраком повисла хвостатая спираль какой-то близкой галактики, но все эти светила я с великой охотой обменял бы на обыкновенную луну в полной фазе, а луну – на фонарик с батарейкой.
Кретин, салага! Я вообще не представлял себе, в какую сторону идти. Сперва я изругал последними словами всю Корпорацию оптом и конкретно тех, кто загнал меня в эту ледяную пустыню, затем высказался по адресу генерала Бербикова, а потом перешел к своей персоне, доходя до белого каления изнутри и замерзая снаружи, и в конце концов сообразил, что ругань не поможет. Надо было срочно, пока не замерз, выработать мало-мальски разумный план действий и немедленно претворять его в жизнь.
Ночевать под открытым небом не стоит: во-первых, замерзну насмерть, а во-вторых, кислородные баллоны испустят дух задолго до рассвета. Идти, только идти! Но куда?
Без всякого сожаления я опустошил набрюшный карман, высыпав самородки на землю. Сразу стало легче. Может, завтра найду их и подберу, если, конечно, для меня вообще наступит завтра.
Если оно не наступит – тем более нечего их беречь, я не скупой рыцарь и становиться им не имею ни времени, ни желания…
Ну почему я не запомнил какого-нибудь характерного созвездия на западе, когда солнце только что село! У меня появился бы ориентир.
Единственно разумный план действий – искать купол по расширяюшейся спирали – пришел в голову очень скоро, но не обрадовал. Во-первых, мне предстояло пройти несколько километров, пройти в полной темноте, спотыкаясь о камни, натыкаясь на выходы скальной породы, падая и снова поднимаясь. Во-вторых, никто не мог гарантировать мне, что я не собьюсь с правильной спирали и не начну выписывать сложные узоры на пространстве площадью в полгектара. Но не сидеть же сиднем! Про себя я решил, что не сдамся, пока в силах двигаться. Не смогу больше идти – поползу. Побратаюсь с пресмыкающимися. Отдать даром свой шанс – нет уж, увольте, я не настолько щедр.
Теперь уж я обратил внимание на звезды! Вон то созвездие, похожее на натянутый лук, мне подойдет. Пойду прямо на него и буду медленно загибать вправо, пока оно не окажется слева от меня, а потом и за спиной. Тогда начну поворачивать еще медленнее и завершу первый виток спирали. И дальше в том же духе, пока не наткнусь на купол. Или пока не свалюсь в трещину, из которой не смогу выбраться. Решено. Вперед!
Первое время я еще думал о чем-то и прикидывал вероятность спасения. Затем мысли ушли. Осталось лишь механическое «раз-два-три-четыре» – счет шагов да попытки не сбиться с раскручивающейся спирали. Двигаясь, я задыхался и плавал в поту; останавливаясь – замерзал, стуча зубами. Созвездие Натянутого Лука медленно плыло вокруг меня против часовой стрелки. Двести шагов – отдых сидя. Сто шагов – отдых. Пятьдесят шагов – отдых. И все труднее становилось заставлять себя встать и продолжать путь.
Десятки раз я спотыкался – вполне возможно, о золотые и платиновые самородки, – и дважды упал, причем во второй ударился обо что-то отменно острое солнечным сплетением и решил, что тут мне и конец.
А когда боль отхлынула и я снова смог дышать и даже ползти на четвереньках, я уже спокойно подумал о том, что быстрая смерть совсем не худший выход. Нет, специально разгерметизировать скафандр я не стану, кишка тонка, но будет любопытно проверить при следующем падении: стекло шлема – совсем небьющееся или надо просто постараться? Кстати, удастся ли это любимцу техники? Само собой разумеется, надо падать не с четверенек…
Я застонал громко и болезненно. Стал на корточки и понял, что в ногах не осталось сил выжать вес тела. Попытался встать еще раз и заплакал от бессилия. Угадав во тьме скалу, я пополз к ней – может быть, цепляясь за нее, мне удастся взгромоздиться на ноги. Почему-то сейчас самым важным для меня было – встать. А там будь что будет.
Не спрашивайте меня, чего мне стоило доползти до скалы и встать на дрожащие ноги, – но я встал. И тотчас увидел вдали огонек, похожий на низко висящую желтую звезду. Но огонек не был звездой. Светилось окошко в куполе, светилось потому, что я не выключил свет, уходя на разведку! Я просто забыл его выключить – и теперь был спасен благодаря своей забывчивости. Конечно, спасен лишь в том случае, если добреду, доползу, допресмыкаюсь, если не сверну себе шею впотьмах, сверзившись по пути в какую-нибудь яму…
Осторожно, очень осторожно, со скоростью больного ленивца я двинулся на огонек.
Остаток ночи был ужасен. Я почти не спал, мучимый ужасными судорогами в натруженных мышцах. Сводило главным образом икры – то левую, то правую, то обе сразу. Я массировал их, проклиная все на свете. Один раз меня стошнило, но это произошло уже перед рассветом, когда я более или менее укротил свои ноги. Я даже успел ринуться в санузел и почти не напачкал.
В эту ночь я проспал в общей сложности какой-нибудь час, не больше, и сон не принес облегчения моим перетруженным мускулам. Все тело мучительно ныло. Я сравнил себя с избитым на ринге до полусмерти боксером-неудачником, нашел, что это сравнение не в мою пользу, и позавидовал боксеру. У него никто не мог отнять право валяться и приходить в себя при нормальной, а не двойной тяжести. У него, подлеца, вообще никто не мог отнять право валяться!
Стиснув зубы, я доплелся до кухни, нашел немного воды и напился. Еды не оказалось, да мне и не захотелось бы на нее смотреть. А хуже всего было то, что мне предстояло сменить кислородный баллон, впихнуться в скафандр и добыть за световой день семьдесят килограммов драгметалла – разумеется, в том случае, если я хочу жить.
И я все это вытерпел, хотите верьте, хотите нет, только двигался еще медленнее, чем вчера, и чаще отдыхал. Брошенных вчера самородков я не нашел, зато набрал новых. Жгучее солнце еще не достигло зенита, а я уже сделал две ходки, сложив у невидимого Кошачьего Лаза корявую металлическую пирамидку. Я понял, что привыкну и притерплюсь. Я должен привыкнуть. Первые дни будет худо, затем организм «включится», мобилизует резервы. Так всегда бывает. Норму мне сегодня не выполнить, но беда не столь велика. Если на Луне Крайней сидят не ослы, то за недоимку они лишат меня сперва пищи, затем воды и в последнюю очередь кислорода. Логично, нет? Два-три дня без пищи я как-нибудь продержусь, не ослабну чрезмерно, а потом природа скажет свое веское слово. Воспряну, проголодаюсь, озлюсь – и наконец-то выдам на-гора норму, пусть они ею подавятся.
Наверное, и находясь в лучшей форме, я смогу уносить за один заход килограммов десять в земном весе, никак не больше. Как мне ни было плохо ночью, ее продолжительность я засек – семь часов с минутами. Резонно предположим, что на экваторе день равен ночи. Семь ходок туда и обратно за семь часов – это, пожалуй, реально, пусть и с языком на плече. При том непременном условии, что платиновые самородки будут то и дело попадаться мне на пути. Золото ценится дешевле, а значит, годится лишь на крайний случай. На серебришко и смотреть не стоит, не то что подбирать его. О рыночной стоимости осмия и иридия я не имел ни малейшего представления. А почем идут родий с палладием?
Не знаю. А главное, вряд ли сумею отличить их от платины.
До заката я увеличил пирамидку вдвое. Лаз не открывался. Я вернулся в купол, выпил половину оставшейся воды и свалился на лежанку. В эту ночь я спал как убитый и лишь один-единственный раз, разбуженный судорогой, поупражнялся в массаже.
А утром со вздохом влез в провонявший по€том скафандр и отправился на промысел.
Интересно, сколько я успел сбросить веса? Рабочий комбинезон, какие носили все на «Грифе», когда-то сидел на мне отлично, а теперь болтался, как тряпье на огородном пугале. Ну и наплевать. По правде говоря, худоба волновала меня в последнюю очередь – тощий волк проживет на Грыже дольше разжиревшего бегемота. Того просто расплющит. Меня серьезно беспокоила вполне реальная опасность растянуть сухожилие и оказаться неработоспособным. Ползком норму не выполнишь, это наверняка. Семьдесят килограммов платины в пересчете на земной вес! Сто сорок в условиях Грыжи.
