Но девять десятых еще стояли, и казалось, не всё так уж плохо. По-прежнему пели лесные бабочки, ползали по ветвям медлительные слизнивцы, лесные драконы обгладывали сочные кусты, летали птицы. Уходя глубже в леса, люди видели то же, что и раньше, — вдали от страшных Железных Зверей трудно было поверить, что лес — не навсегда. Конечно, нет! Он вечен, как Простор, он неизменен.
Так думали многие. И все же новое было и в лесу, и это новое шло из леса.
Сначала появлялось неясное ощущение тревоги, не более. Затем чувствительное ухо улавливало далекий гул, а приложившие ладонь к земле чувствовали мерное содрогание почвы. Гул нарастал, переходил в надсадный рев и треск, тогда замолкали, прятались лесные обитатели, сухие ветвистые грибы бесшумно взрывались облачками спор, и самый лес съеживался в страхе, учуяв запах металла. И вот из глубины леса медленно, как бы с натугой, весь окутанный сизым облаком вонючего дыма, громыхая, выползал железный зверь.
Подминая подлесок, он, случалось, бодал и валил деревья, оказавшиеся на его пути. Свирепо рыча, он переползал неглубокие овраги и ручьи, завывая, преодолевал подъемы. Лязгая и дребезжа, он катился с уклонов, легко давя в щепу обомшелые лежалые стволы, ужасающе медленно и неотвратимо проламывал себе путь в густолесье, наползал на пограничье со стороны леса. Он ничего не жег, этот зверь, он не рожал хищных железных детенышей, но он казался страшнее их всех, вместе взятых. Железное чудовище не сияло в лесном сумраке и под лучами солнца на полянах — во многих местах оно было покрыто ржавым налетом, а там, куда ржавчина не успела добраться, темный металл не блестел и оттого казался особенно страшным. Находились информированные люди — из тех, из новых, — которые уверяли всех, что новый зверь не опасен, так как управляется людьми, сидящими внутри его… нет, они не пожраны зверем… и не шептуны… да что вам толковать, все равно не поймете, это надо увидеть… Иные из информированных сообщали и имя нового чудища — Танк.
Уцелевшие беженцы из сгоревших деревень, несущие по лесным дорогам ужас и потерянность, треща кустами, первыми кидались наутек. Зараза паники захватывала и тех, кто еще не видел огненной ярости Зверя, кому до сих пор не доводилось падать в траву ничком, заметив краем глаза скользящий полет детеныша. Уйти, уйти как можно дальше от новой и очевидной опасности! Скрыться, бежать…
Смельчаки подползали поближе, чтобы, таясь в кустах и ямах, издали взглянуть на страшилище. Самые бестрепетные, подобравшись шагов на сто, прежде чем пуститься в бегство, успевали разглядеть короткий нетолстый хобот, торчащий у чудовища прямо из лба, и острым зрением охотников издалека замечали надпись, выведенную желтой охрой на ржавой железной шкуре:
«Разъяренный Дракон».
Переглядывались:
— Ну вот, а говорили — Танк…
Если бы Леон знал, что за ним наблюдают, он бы наверняка высунулся из люка командирской рубки, а может быть, и приказал бы заглушить двигатели, чтобы побеседовать с беженцами. Умнейший, оставшийся ждать в последней перед пограничьем деревне, всячески это рекомендовал. Леон сознавал правоту старика. Людей мало, и чем ближе к пограничью, тем меньше шансов их встретить. Толковые люди особенно редки. Стоит, и еще как стоит раз за разом терпеливо процеживать человеческие ручейки в поисках тех, кто годится на нечто большее, чем механическая работа простого исполнителя. И радоваться, найдя такого человека… Впрочем, и простыми исполнителями пренебрегать отнюдь не следует.
В горячей железной коробке можно было только кричать — треск моторов, лязг и дребезг неплотно пригнанного металла выедали слова на корню — Дребезжали броневые листы, баки, глушители, дребезжал, перекатываясь, боекомплект в плетеных коробах. Дребезжало все. От жары по лицам экипажа струился пот, лез в глаза. Все люки были распахнуты настежь. Четверо, управляющие танком, — сам Леон, молодой парнишка водитель и два подростка трансмиссионщика — сидели в одних набедренниках.
— Левая, — осипше орал водитель и строил транс-миссионщикам страшные гримасы, — первая передача! Правая — третья! Драконий хвост… Левая — вторая передача, правая — нейтраль!..
Танк взревывал, не вписываясь в поворот, ломал деревья. В квадратных бойницах, тускло блестя от покрывавшего их топленого драконьего жира, качались на ременных уключинах стволы шести пулеметов. Стрелки, которым во время похода все равно было нечего делать внутри танка, давно уже запросились на волю, и Леон уступил. Теперь они, прихватив с собою обязательные духовые трубки, неспешно рысили позади танка, разумно держа дистанцию, чтобы не задохнуться в сизом выхлопе. Счастливцы…
Совсем не так было в первые дни похода… Вспоминая, Леон завидовал сам себе. Тогда шли пешком, носильщики несли на плечах запас мутного бензина в тыквенных флягах, а танк тянула парная упряжка замороченных драконов, погоняемых лучшими морочниками. Спасибо Умнейшему — посоветовал беречь хилый моторесурс, и правильно сделал: в первый же день в левом двигателе с заполошным грохотом оборвался шатун, а водитель по имени Памфил зарекся впредь стартовать с третьей передачи. На драконьем ходу удалось устранить неисправность, почти не потеряв времени. Так и двигались до самого пограничья, лишь перед деревнями, выслав вперед гонцов с предупреждением, выпрягали драконов и заводили моторы. Умнейший, державшийся только Тихой Радостью, противореча своим же словам, приводил десятки доводов за то, что по деревням танк должен двигаться без помощи мускульной силы, а что рычит и воняет, так это даже к лучшему. Тяжело дышащих драконов вели мимо деревень кружным путем через лес. За деревнями моторы снова глушили и припрягали драконов. Леон, хоть весь вспотел, рвался еще поводить грохочущее чудище, но Умнейший осаживал:
— Брось, брось. Успеешь еще. Траки, гляди, на что уже похожи, и валы стучат. Брось, говорю.
Высунутые языки драконов подметали лесной мусор.
До приблизившегося пограничья для хорошего гонца всего-то трехдневный путь — а шел уже пятый день похода. Деревни остались позади. Последнюю проехали нынче утром, встретив лишь нескольких замешкавшихся жителей, торопливо увязывающих последние узлы, да десяток облаявших танк деревенских собак, ничего не понимавших во всей этой суматохе. Парную упряжку истощенных драконов отвели в лес и выпустили на вольный выпас.
Теперь танк шел своим ходом. Разведчики, высланные вперед, докладывали: пограничье кончается, и над краем пустоши замечены детеныши Зверя.
Уже скоро…
Несмотря на изнуряющую жару, Леон дрожал крупной дрожью. От возбуждения или страха — не понимал сам. Замученный адом последних месяцев, совершенно больной Умнейший учинил скандал, требуя от Леона остаться в безопасном убежище и не лезть на рожон. Старик вышел из себя, сделался буен, кричал что-то маловразумительное, хватал за одежду…
Разве мыслимо? Для кого же тогда строился танк — для этих мальчишек? Они поведут его в бой?!
Нет уж.
Сам.
Воистину, не знаешь, где потеряешь, а где и найдешь.
Тогда, в пещере, мирное течение беседы Леона и Умнейшего было прервано воплем ужаса и топотом ног. Вопил Кирейн. Будучи пойманным и приведенным в чувство, объявил: он и Парис, блуждая по подземным коридорам из зала в зал, наткнулись на неживое Зло, которое ЖИВОЕ!.. и не надо так смотреть, отбивался сказитель, Тихая Радость здесь ни при чем, я ее который день не вижу, а Парис не знаю где, его, наверно, уже не вернуть — и кто знает, может, ОНО его съело…
Парис оказался не съеденным и даже не надкушенным, а всего лишь в обмороке. Коридор, не сразу замеченный Леоном, вывел в небольшой полутемный зал, куда трясущийся Кирейн согласился войти лишь после понуканий и угроз. Светящиеся стебли-лианы горели здесь вполсилы, а многие потухли вовсе. И первым, обо что споткнулся Леон, вступив в зал, оказался сомлевший Парис, растянувшийся как раз на проходе. Умнейший фыркнул.
— В-в-вв-в-в… — выдавил из себя Кирейн, направляя дрожаший палец в угол зала.
Глаза опытного охотника не могут врать, и только поэтому Леон сразу поверил в то, что увидел в углу зала.
Человек. Нет, все-таки не вполне человек, даже отсюда видно, что не человек, но нечто очень похожее на человека и вдобавок ЖЕЛЕЗНОЕ! Ошибки быть не могло: запах металла выдавал чужака с головой.
Пальцы Леона уже копались в колчане. Нет, не эта стрелка… и не эта. Драконий хвост, где же?.. Вот она, особая: тяжелая, идеально уравновешенная, с остро отточенным медным наконечником, подарок кузнеца Аконтия — не для стрельбы на дальнюю дистанцию, а для того, чтобы с одного плевка свалить врага, оказавшегося рядом.
Вот только пробьет ли медный наконечник железную шкуру?
Умнейший отстранил Леона в сторону:
— Постой-ка смирно. Развоевался.
