– Извини, – сказал он, сконфузившись.
Перрунд по-прежнему стояла почти вплотную к нему, потом сделала шаг в сторону, рассеянно улыбаясь. Капюшон упал с ее головы, открыв лицо под вуалью и золотистые волосы, собранные в черную сеточку. Она накинула капюшон на голову.
– Ах, ДеВар, – распевно сказала она. – Ты спасаешь человеку жизнь, а потом извиняешься. Ты и в самом деле… я даже не знаю, – сказала она, поправляя капюшон. У ДеВара было достаточно времени, чтобы удивиться. Госпожа Перрунд впервые на его памяти не нашла слов. Капюшон, с которым она сражалась, снова слетел с ее головы, сорванный порывом ветра. – Проклятая штука! – сказала она, поправляя капюшон здоровой рукой. ДеВар начал было поднимать руку, чтобы помочь Перрунд справиться с капюшоном, но безвольно уронил ее. – Ну вот, – сказала она. – Так-то лучше. Дай-ка я возьму тебя под руку. Идем.
ДеВар окинул взглядом улицу, после чего они пересекли ее, тщательно обходя горки оставленного скакунами навоза. Между домов дул теплый ветерок, и на улице кружились вихри поднятой с мостовой соломы. Перрунд шла с ДеВаром под руку, легонько опираясь о него здоровой рукой. В другой руке ДеВар держал тростниковую корзинку – ее вручила телохранителю Перрунд, когда они вышли из дворца.
– Я определенно не гожусь для того, чтобы ходить по городу в одиночестве, – сказала она. – Слишком много времени провела я в комнатах и дворах, на террасах и лужайках, там, где нет уличного движения, а самое опасное, с чем ты можешь столкнуться, это евнух, который несет срочно понадобившийся тебе поднос с благовониями.
– Я не сделал тебе больно? – спросил ДеВар, скользнув по ней взглядом.
– Нет. Но даже если бы и сделал, это лучше, чем оказаться под железными колесами осадного орудия, несущегося по улице. Как по-твоему, куда они так спешат?
– Ну, на такой скорости далеко они не уедут. У скакунов уже был усталый вид, а они еще из города не успели выехать. Я думаю, это какая-нибудь демонстрация для местных. Но вообще-то я думаю, что они направляются в Ладенсион.
– Что, война уже началась?
– Какая война, моя госпожа?
– Война против мятежных баронов Ладенсиона, ДеВар. Я же не идиотка.
ДеВар вздохнул и оглянулся – не проявляет ли к ним кто-нибудь повышенного интереса.
– Официально она еще не началась, – сказал он, приближая губы к капюшону ее накидки. Наложница повернулась к нему, и он ощутил запах ее духов – сладковатый и пряный. – Но я думаю, можно не сомневаться в ее неизбежности.
– А далеко ли до Ладенсиона? – спросила она. Оба чуть наклонились, проходя под вывешенными у лавки зеленщика фруктами.
– До пограничных холмов дней двадцать езды.
– Протектору придется ехать туда самому?
– Не знаю.
– ДеВар, – тихо сказала она, в голосе ее послышалась нотка разочарования.
Он вздохнул и снова оглянулся.
– Не думаю, – сказал он. – У него много дел здесь, а генералов для этого вполне хватает. Эта… война не должна продлиться долго.
– Твоему голосу не хватает убедительности.
– Правда? – Они остановились на пересечении с узкой улочкой, пропуская небольшое стадо хавлов, направлявшееся к месту торгов. – Похоже, я нахожусь в меньшинстве, а точнее в одиночестве, полагая, что эта война… подозрительна.
– Подозрительна? – В голосе Перрунд слышалось недоумение.
– Жалобы баронов, их упрямство, нежелание вести переговоры – все это кажется слишком нарочитым.
– Ты думаешь, они хотят развязать войну из желания повоевать?
– Да. Нет, не только из желания повоевать. Так ведут себя только сумасшедшие. Но у них есть и более глубокая причина, чем желание отстоять свою независимость от Тассасена.
– Я не вижу никаких других мотивов.
– Дело вовсе не в их мотивах.
– А в чьих?
– За ними кто-то стоит.
– Их подстрекают к войне?
– Мне так кажется. Но я всего лишь телохранитель. Протектор окружен генералами, он теперь считает, что ему не требуется ни мое присутствие, ни мое мнение.
– А я благодарна тебе за компанию. Но у меня такое впечатление, что протектор ценит твои советы.
– Он их ценит, когда они совпадают с его точкой зрения.
– ДеВар, ты случайно не ревнуешь? – Она остановилась и повернулась к нему. Он заглянул ей в лицо, затененное, полускрытое капюшоном накидки и тонкой вуалью. Ее кожа будто светилась в темноте, как золотой клад в сумерках пещеры.
– Может, и ревную, – сказал он со смущенной улыбкой. – А может, в выполнении своих обязанностей снова вышел за очерченные для меня пределы.
– Как, например, в нашей игре?
– Как, например, в нашей игре.
Оба повернулись. Перрунд опять взяла его под руку, и они продолжили путь.
– И кто же, по-твоему, может стоять за мятежными баронами?
– Кизитц, Брейстер, Велфасс. Любой из них или все эти претенденты на императорский трон, вместе взятые. Кизитц будет при любом удобном случае строить козни. Брейстер предъявляет претензии на часть Ладенсиона и, возможно, предложит использовать свои войска в качестве третьей силы, которая встанет между баронской армией и нашей. Велфассу не дают покоя наши восточные провинции. Возможно, он намеренно провоцирует перемещение наших сил на запад. Фаросс хотел бы вернуть себе Заброшенные острова, и не исключено, что он использует ту же стратегию. И потом, есть еще Гаспидус
– Гаспидус? – сказала она. – А я думала, что король Квиенс поддерживает УрЛейна.
– Возможно, и так – пока ему выгодно показывать всем, что он за УрЛейна. Но Гаспидус расположен за Ладенсионом. Квиенсу будет легче, чем кому-то еще, поставлять баронам оружие.
– И ты думаешь, что Квиенс может пойти против протектора только потому, что питает к нему вражду короля к узурпатору? Потому, что УрЛейн осмелился пролить королевскую кровь?
– Квиенс знал прежнего короля. Он и Беддун были дружны, насколько могут быть дружны два короля, так что в его враждебности может заключаться и что-то личное. Но даже если отвлечься от этого: Квиенс вовсе не глуп, и в настоящий момент ничто срочное его не отвлекает. У него есть масса времени, чтобы хорошенько обо всем поразмыслить, и достаточно ума, чтобы понять: если УрЛейн остается безнаказанным, то его, Квиенса, желание передать корону наследнику исполнить непросто.
– Но ведь у Квиенса пока еще, кажется, нет детей?
– Во всяком случае, таких, которым можно передать корону. И он еще не решил, кого взять в жены. Но даже если короля волнует лишь собственное правление, то и тогда никто не отнесет его к доброжелателям протектората.
– Вот беда! Я и не думала, что мы вот так, со всех сторон окружены врагами.
– К сожалению, так оно и есть, моя госпожа.
