Гим очнулся – он готов был поклясться, что видел все так, словно оно происходило на самом деле! Возбужденные, растревоженные нервы не позволили рассудку сомневаться и дальше – Гим сорвался с места, опрометью промчался по коридорам, не обращая внимания на предостерегающие жесты потянувшегося за оружием женского караула, ворвался в герцогскую спальню и метнулся к пологу огромной царской постели.
Партнерша Ин действительно сидела подозрительно неподвижно. Рука кареглазой амазонки действительно тянулась к голове повелителя...
Он прыгнул, вложив в этот прыжок все свои силы, – так стремительно, что ни одна из лучниц не успела навести примитивное оружие на внезапно возникшую движущуюся цель. И все же он не успевал – руке Ин с зажатой в ней смертоносной булавкой требовалось преодолеть несоизмеримо меньшее расстояние. Не думая, что и как делает, Гим всей своей волей пожелал оказаться между рукой девушки и головой подопечного. Любой ценой оттолкнуть убийцу от ее цели... На лету он выбросил вперед руки – с ладоней сорвался опережающий полет тела поток энергии, который ударил Ин и отшвырнул ее с легкостью ватной игрушки...
Девушка вылетела с кровати, разрывая тяжелый бархатный полог, путаясь в нем, и тяжело рухнула на пол на расстоянии в добрый десяток метров. Герцог вскинул на Гима испуганные, бешеные, ничего не понимающие глаза. Амазонки вскрикнули, предупреждая открытие огня, и тут же выстрелили из луков. Гим увидел, как десять стрел пронзают его грудь и улетают дальше, немного потеряв в скорости, а затем согнулся от жгучей, подавляющей сознание боли.
– В чем дело?!! – закричал Ронтонте, вскакивая на ноги. – Гим?! Что происходит?!!
– Посмотрите на Ри! – сквозь зубы простонал сержант, указывая на парализованную партнершу Ин.
К счастью для Гима, они поняли, о чем идет речь. Булавка, обнаруженная между шейными позвонками Ри, заставила герцога позеленеть от испуга. Ин выбиралась из ткани, но шевелилась с таким трудом, словно получила очень сильный удар по всему корпусу. Лучницы разделились – пять из них держали «на мушке» Гима, еще пять явно намеревались пристрелить новую подругу. В спальню спешил и наружный караул из вооруженных мечами амазонок, а по замку распространялся вой «сигнальной трубы», поднимая на ноги все посты и всех спящих воинов.
– Стойте!!! – изо всех сил крикнул Гим, стремясь остановить бессмысленное уже теперь кровопролитие.
– Не трогать ее! – подхватил герцог. Но не о прощении или жалости говорили красные от ярости глаза повелителя Излина. «Ей-богу, лучше бы тебе умереть прямо сейчас!» – вот что стояло в них.
– Взять под стражу и обездвижить! – зло распорядился герцог, глядя уже на Гима. – Молодец, что успел... Но интересно знать: ГДЕ ЭТО ТЫ БЫЛ РАНЬШЕ, ИСЧАДИЕ ЭЛЬТАРОВ?!!
Наутро после ночных событий герцог был злым, нервным и задумчивым. Препараты не умерили головной боли, и правитель не был расположен к общению. Во всяком случае, не желал видеть своего главного телохранителя.
До полудня Гим не знал ничего ни о судьбе юной террористки, ни о планах Ронтонте, ни о том, чего ожидать ему самому – награды или наказания. А нервное возбуждение прошедшей ночи не спадало, и он чутко улавливал эмоциональную атмосферу дворца и чувства, исходившие от всех, кто в нем находился.
Дворец почти осязаемо подрагивал, испуская волны страха, порожденного ощущением незащищенности, и ненависти к тем, кто представляет угрозу всеобщему благополучию. Первое мешало Гиму думать, заставляя его то и дело возвращаться мыслями к нему, второе же слепило глаза и толкало к поспешным, необдуманным действиям. Если кареглазая амазонка все еще была жива, от нее должно было исходить нечто совершенно иное.
Любопытство, усиливаемое жалостью, заставило Гима стараться уловить эмоции, отличные от основных резонирующих друг с другом волн. Энергетический организм делал чудеса – он мог настроиться на тонущие в общем потоке самые слабые мысли и чувства, как обычное человеческое ухо обладает способностью извлечь интересующие разум звуки из поглощающего их громкого шума.
Ин была жива. Откуда-то из глубин подземных помещений дворца пробивались волны страдания – физического, вызванного страшной болью, и душевного – от сознания бессмысленности этих мучений и безысходности положения, безвременного конца молодой, полной соков жизни.
Гим сразу понял, что желание обнаружить эмоции девушки было, мягко говоря, ошибочным – теперь он не мог ни отвлечься, ни терпеть, ни оставаться в стороне. Повод для вмешательства нашелся быстро. «Я – начальник охраны! Герцог обязан поделиться со мной полученной информацией!» Рассуждая таким образом, Гим отправился к герцогу.
– Чего тебе надо?! – грубо спросил Ронтонте, когда Гим нашел его в рабочем кабинете сидящим перед большим голографическим панно видеосвязи.
– Хочу узнать, что с девушкой, – решительно заявил Гим.
– Это не твое дело! – огрызнулся герцог. – Убирайся!
– Я так не думаю, мой герцог. Я отвечаю за вашу безопасность, и я – советник эльтаров.
Герцог хотел что-то ответить, но захлебнулся яростью и какое-то время лишь шевелил губами. Совладав, наконец, с собой, он закричал:
– Ты ничего не понимаешь, Церон! Тебе кажется, что ты хочешь помочь мне, а на самом деле тобой движет сочувствие нормального мужчины красивой женщине! Амазонки так устроены, понимаешь?! Их специально растили, чтобы такие, как ты, слюнтяи не могли подавить свои животные инстинкты! Чтобы у вас текли сопли, а голова думала только о том, как добиться от девочки расположения и взаимности. «Ах, а что, если я спасу ее от смерти? Ах, а что, если я выручу ее из беды? Может, она клюнет на мое благородство и доброту?» Что, угадал? Забудь про Ин! Выкинь ее из головы! Не лезь, куда тебя не просят!
– Вам нужна помощь, – упорствовал Гим.
– А я говорю, что справлюсь сам! Убирайся вон!
– Я не уйду.
– Тогда тебя выбросят!
– Интересно – кто? Кто сможет меня выбросить? Герцог пожевал губами:
– Идиот! Ладно, садись, смотри...
Гим приблизился к экрану. На медицинской кушетке лежала прикованная повышенным тяготением обнаженная девушка. Рядом стояли две вооруженные амазонки. Аппарат с капельницами медленно вводил что-то в кровь и лимфу пленницы. Герцог показал на амазонок:
– Ты видишь, я вынужден работать с ней с помощью женщин – мужчины не смогли бы совладать со своими инстинктами.
– Я смогу, – уверенно произнес Гим. – А что значит «работать»?
Ронтонте помолчал, мрачно глядя на панно. Он был явно недоволен бесцеремонным вмешательством телохранителя-советника.
