— Это еще почему? — спросил я.
Она хрипло хохочет, и, к моему смятению, я слышу, как к ней присоединяются ранние посетители. Официантка поворачивается к ним.
— Полюбуйтесь-ка на этого хмыря, — говорит она и тычет через плечо в мою сторону большим пальцем, — «солнышко» ему подавай. С поджаренной корочкой. Словно нас и без того мало поджаривают. И он еще спрашивает: почему?
Она снова поворачивается ко мне и продолжает глумиться:
— Уж кому-кому, господин прохфессор, а вам бы следовало догадаться.
Я не имел ни малейшего представления, с чего бы это мне отказываться от своего любимого омлета. Я ем его каждое утро уже много лет подряд. Но со всех сторон слышались недружелюбные насмешки, и меня это не столько разозлило, сколько обескуражило.
— Ну, так дайте яйца вкрутую, — пробормотал я заикаясь.
— Ха! Теперь ему вкрутую захотелось, — фыркнула официантка и, перегнувшись через стойку, покрутила перед моим носом толстым пальцем. — Нет уж, прохфессор, ни жареных, ни вареных, ни печеных яиц вы здесь не получите. А если вам так уж приспичило яичек, так ешьте их всмятку. И холодными.
По натуре я человек довольно миролюбивый. Мне противны любые публичные скандалы. Сама мысль о них приводит меня в ужас. Но яйца всмятку мне еще противнее. Тем более холодные.
Дрожа от негодования, я слез со стула.
— Что ж, позавтракаю в другом месте, — хотел я сказать ледяным тоном, но вдруг голос мой задрожал, как у напроказившего школьника.
— Валяйте, прохфессор, — крикнула мне вслед официантка, — поищите другое местечко. Но только «солнышка» в этом городе вам не подадут. И не мечтайте. Придется уж вам глотать яйца всмятку, хоть подавитесь!
Я в сердцах хлопнул дверью, но, даже выходя на залитую солнцем улицу, все еще слышал за собой издевательский хохот.
Вот и все. Нелепая история, не так ли? Дело, не стоящее выеденного яйца. Сколько ни ломал я голову над этим происшествием, оно представлялось мне просто вздорной и бессмысленной выходкой.
И вдруг меня осенило. До меня дошел зловещий смысл эпизода с яйцами. Вижу по вашим лицам, господа, что и вы поняли. Но невелика хитрость быть умным задним числом.
А теперь выслушайте мое признание. Помните ли вы, как в один прекрасный день в июле прошлого года вся страна, а за ней весь мир были потрясены сенсационным сообщением о том, что в Вашингтоне пошел дождь. Затем в Нью-Йорке. Потом в Калифорнии, Техасе, Айове, Флориде и наконец над всей страной, от океана до океана, от Аляски и до Гавайских островов, разразился летний ливень. Так вот, господа, это вовсе не было попыткой диверсии со стороны русских агентов, как потом намекали газеты.
Да, господин президент. Вы правильно догадались. Это случилось в тот же день, что и история с яйцами.
Как я это сделал? Я давно уже работал над созданием центрального пульта, позволяющего контролировать всю сеть РБТ. Незадолго перед этим я закончил работу. Происшествие с яйцами подсказало мне, что есть люди, которые совсем не прочь для разнообразия немного помокнуть под дождем, и тут я понял, что и сам сыт по горло безоблачными небесами.
Я включил пульт и настроил его на теплый летний дождик. Сработало прекрасно, за исключением лишь блока синхронизации. Но я не стал доискиваться до причины неполадок. Я просто вышел на улицу без плаща и зонтика, наслаждаясь погодой.
Что вы сказали, сенатор? Ах, оказывается, это я испортил пикник, который ваша супруга устроила в честь супруги монровийского посла? Примите мои глубочайшие извинения. Если бы я только знал…
Да, сенатор, я понимаю, что нарушил закон. Согласен, тысячу раз согласен, что законы священны — по крайней мере, до определенного предела. Но я никогда не соглашусь почитать закон выше блага моих сограждан.
Помните ли вы, сенатор, тот удивительный доклад ФБР, который, не будь он так хорошо документирован, мог бы показаться совершенно невероятным? Вы и ваша комиссия не могли, с ним не ознакомиться. В докладе говорилось о широком, хорошо организованном заговоре с целью уничтожения всех станций РБТ. Заговор этот провалился только из-за поразительного стечения обстоятельств. По странному совпадению именно в день, когда этот замысел должны были привести в исполнение, по всей стране пошел дождь. Кстати, заговорщики не были иностранными агентами. Это были самые обыкновенные американцы, которые никогда в жизни не занимались подрывной деятельностью. Просто они считали, что правительство не имеет права диктовать, какой должна быть погода. И все они были сыты солнцем по горло.
Не буду утверждать, господа, что я знал об этом заговоре и устроил дождь, чтобы его сорвать. Это было счастливой случайностью. Но я правильно почувствовал настроение народа — вот почему я считаю, что поступок мой должен быть оправдан, даже если бы никакого заговора и не было. И что же? Разве хоть один человек обратился в бюро погоды с жалобой на испорченный солнечный день? Ни один! Люди выбежали из своих домов и прыгали под дождем, крича от восторга. Но один человек, не два, а вся страна. Рассказывают даже, будто на одной из голливудских улиц образовался хоровод, который протянулся через всю Калифорнию до Сан-Франциско и остановил движение на мосту Золотых Ворот.
Да, сенатор, мне известно, что эту историю считают несколько преувеличенной.
Таковы были обстоятельства, заставившие меня решиться на то, что я сделал потом. Я хочу, чтобы вы постарались попять мои побуждения. Вспомните, сколько я умолял вас — всех вместе и каждого поодиночке — отменить контроль над погодой. Вспомните, как я упрашивал всех — вплоть до самого мелкого чиновника — пересмотреть политику и применять РБТ только в соответствии с моим первоначальным замыслом. Никто не хотел меня слушать. Мне отвечали, что правительство действует в интересах страны, что парод привыкнет и все образуется. Образуется! Как много надежд возлагают на это словечко. Прошло еще несколько безоблачных месяцев, и народ так привык, что готов был всех нас повесить — меня первого.
Вы спрашиваете, не струсил ли я, господин президент? Простите за дерзость, а разве вы не струсили, узнав о народном возмущении? И не вы один, но все, сидящие здесь.
Но дело не в страхе. Просто я считаю, что народ прав. Я — на его стороне. Раз уж я изобрел эту машину, мне и отвечать за последствия. Вот почему я словечком не обмолвился о своем центральном пульте. У меня было предчувствие, что в один прекрасный день он мне пригодится.
Пред- чув-ствие, генерал. Могу повторить еще раз. У меня было предчувствие, что в один прекрасный день мой пульт мне пригодится. Простите, но я так устал, что уже не в силах перекрикивать рев ветра и гул судовых машин.