— Во, ниче, да? — ткнул Янош пальцем в мальчика больше похожего на девочку. Что манеры, что шаловливый взгляд, что наряд — намек на присутствие при отсутствии.
Русанова не выдержала, покатилась со смеху.
У парня лицо вытянулась:
— Чего ты? Не твой тип, да?
— Не-а…ха! Мой вон сидит, — ткнула пальцем в сторону Тео, похохатывая. Филосова перекосило, взгляд как у быка на матадора стал. Янош кашлянул смущенно, уставился на асура, потом на его товарища по комнате и видимо всерьез подумал о симпатии:
— Ну, тоже ниче, — протянул задумчиво. Тео кулаки сжал от злости, скулы белыми стали, а взгляд — огнемет в действии. Стасю еще больше от смеха скрючило, до слез проняло.
— Ой, не могу, — завалилась на бок на постель.
Филосов вскочил, схватил Яноша за шиворот и выкинул из комнаты вместе с журналом.
— Браво! — хлопнула в ладони Стася: предсказуемо. Поступил точь в точь как Чижу присуще.
— Я тебя прибью, урода! — прошипел в ответ. Схватил уже Стасю за грудки, в стену впечатал.
— Как страшно, — прошептала с улыбкой. Кого бояться ей — Чижа? — Что же ты задира такой?
Тео растерялся — не Стас перед ним, точно. Тот задирист не хуже него и вот так смотреть не умеет, а за грудки схвати, разговаривать не станет — буром на оппонента пойдет.
А женщине тоскливо стало: она уйдет, а он останется здесь. Его мечта стать офицером и он ее добьется. Развенчивать ее она не может, не должна, тянуть за собой тем более — куда. Ведь сама не знает, куда пойдет, как будет искать ребят, не знает, что ждет ее, но понимает — возможно, серьезная опасность, и прощалась с собой и Чижом, с Тео и собой, надеясь запомнить эти мгновенья.
И боже, как хочется его обнять, прижаться!..
Минут пять друг на друга смотрели и Тео дрогнул, вышел из ступора:
— Ты женщина, — прошептал.
— Плохо?
Парень осторожно выпустил ее, глянул виновато и прикрылся упреком, чтобы не заметила его слабость:
— Стас подослал.
— Мнительный ты и фантазия богатая, — вздохнула. — Придумываешь сам себе причину к тревоге и неприятностям, а ты к покою и радости придумай.
Филосов моргнул, не понимая, но перечить не стал, нахмурился, задумался:
— Ты по заданию Стаса?
— Нет.
— За него?
— Да.
— Но инструкции…
— Нет.
— По мою душу?
— Нет.
— И мне верить?
— Можешь верить в то, что придумал.
— Намекаешь — неправ?
— Прямо говорю.
Все равно в голове не сходилось и осторожность, втравленная, вправленая самой жизнью, скептицизмом наделяла:
— Тогда зачем?
— Ответа не будет. Будет просьба — не выдавай.
Тео глянул на нее очумело: о чем говорит, понимает? Не это ли подстава?
Молчать, когда он обязан доложить!
— Я неместная, — пояснила.
Парень вовсе растерялся, в памяти последние дни всплыли, странности Стаса — Стаси, и кивнул невольно, поверив: неместная.
— Тогда откуда? Зачем, почему?
Взгляды встретились и Тео понял, отчего женщина молчит, признался нехотя, еще не решив что делать, но уже понимая — сдать он ее не сможет пусть даже она лазутчица и своим молчанием он поставит под удар себя, правительство:
— Стоп-визуал, обычный волновой излучатель с определенной нацеленностью, — сказал глухо, через силу признаваясь и теряясь от понимания, что видно он сошел с ума, раз верит, раз ставит кого-то выше своих интересов. — Глушит трансляцию и пускает запись по кругу. Сейчас для всех мы спим. Через четыре часа сам отключится.
— Ты его включил? Зачем? Заподозрил меня?
— Да. Понял, что ты не Стас, но не мог поверить.
— А зачем прибор?
Тео отвел взгляд:
— Хотел тебя убить, — признался глухо.
— Вот как, — протянула, побледнев — с этой стороны она Чижа не знала и о ней не подозревала. — За что же так?
— Стас… ты представления не имеешь, какой он.
— Какой? Жестокий, злой?
— Обособленный, сам у себя на уме, сам по себе и для себя.
— Вы все здесь такие. Ваш мир иных не терпит, давит без размышлений. Вы сами даете ему эту возможность, вы поддерживаете такой порядок вещей и негласно губите сами себя.
— Причем тут мы? Мир такой, законы жизни. Выживает лишь сильный и ловкий. Ситуация сложилась: либо Стас, либо я.
— И ты решил — ты.
— А надо было подставить свою шею? — пожал плечами. Стася промолчала, а Тео пошел к своей постели, что-то взял и вернулся. — На, — протянул желтый пластик. — Твоя, вернее, Стаса. Переодевалась видно когда, выронила.
Стася взяла, повертела кусок пластика и сообразила. Осела глядя на Чижа, как будто впервые видит, во все глаза смотрела и хотела объяснений не от него, сначала самой их найти пыталась. Парень смутился под ее взглядом, потоптался, сел напротив и глаза в сторону, а лицо пятнами, но отчего — сам понять не мог. Вроде все правильно, а у него такое чувство — что наоборот:
— Ну, чего? — буркнул.
— Наверное, ничего. Все как надо, да? Нормально и правильно? — Тео кивнул. И Стася синхронно за ним, потерянно, убито. — Девиз прост: подобрал карту — присвой… Тогда еще, в первый день? И молчал все это время. И сказать не хотелось, и что будет, не думалось, и как оно мне, тоже без разницы. Здорово. Я ее искала, у тебя спрашивала, а ты еще сердился, уверял, что не видел… Хотя прекрасно понимал, как она нужна. Что ты за человек? Как ты мог так поступить?
Парень голову опустил:
— Стас так же поступал.
— Оправдание? Пошли все топиться и ты с ними, забивать кого-нибудь и ты туда же. У тебя свой ум есть? А совесть? Ты сам-то существуешь, своим умом думаешь или являешься набором мышц и костей в форменной одежде — складом чужих желаний, мнений и амбиций?!
Парень помолчал, поглядывая на нее виновато и не понимающе:
— Я думал ты Стас или клон Стаса…
— Да Бог мой, какая разница, что ты подумал?! Как ты мог так поступить?! Ты видел, что я голодаю, видел, что нужна медицинская помощь и знал, что не получу ее из-за отсутствия вот этого проклятой картонки! — потрясла картой, вскочила. — И молчал! Злорадствовал, да?!…
— Нет! И не кричи!… Сама бы так же поступила, любой другой.
— Любой? Я? Что говоришь, слышишь? Ты сам клон. Бесчувственная машина, набор биологической среды, программа для уничтожения… Обычный продукт технократии, живущий под девизом: "каждый сам за себя и для себя". Поэтому и живете, как упыри в своем упырянском королевстве. И думать не надо — за вас подумают!
— Нормальный девиз.
— Скажи еще, правильный. И королевство — лучше не бывает!
— Не сердись, — в голосе и взгляде искреннее раскаянье и боль. Проникся, сообразил, что сделал?
