Слова на стене были такими свежими, что с них будто капали чернила. Существ-ладошек там водилось меньше, и они еще были сжаты в кулачки: видимо, не вполне проснулись или ожили. И мертвые познают жизнь в смерти, ибо то, что разложилось, не подверглось забвению, и, ожившие, они снова выйдут на свет в блаженном неведении…
Я преодолела еще один виток лестницы, вышла на узкую площадку перед следующим… и из-за поворота показался свет. Яркое золотое сияние разливалось от невидимого мне источника за стеной. При виде его ясность внутри меня забилась и задрожала. Треск снова усилился и стал пронзительнее. Мне почудилось, будто из ушей вот-вот пойдет кровь. Удары сердца отдавались в каждой частичке тела. Такое ощущение, что из человека я превратилась в приемник безумных сигналов. Ясность полупрозрачным паром старалась пробиться сквозь маску. Я сорвала маску, отчаянно глотая воздух. «Все, что берешь, надо отдавать», – возникло в голове. Оставалось понять, кому и что это значило для набора мыслей и клеток, составлявших меня.
Вы понимаете, что повернуть назад теперь было так же невозможно, как вернуться в прошлое. Неизвестное притягивало неумолимо, и я себе больше не принадлежала. Уйди я оттуда, не завернув за угол, вернись я на поверхность… воображение мучило бы меня до конца жизни. В ту минуту я решила: пускай я умру, но все-таки узнаю… хоть что-нибудь.
Я сделала шаг и вошла в свет.
* * *
До окончания командировки в Скалистом заливе оставались считанные месяцы, и по ночам я становилась все беспокойнее. Тогда я уже знала наверняка, что грант не продлят, а видов на новую работу еще не было. Чтобы отвлечься, я затащила в постель очередного незнакомца из пивной, но вот он ушел, а я который час не могла заснуть. Алкоголь еще не выветрился, и я решилась на отчаянный и глупый поступок: села в фургон и поехала к приливным бассейнам. Хотелось застать их врасплох: отчего-то казалось, что ночью, когда никто не видит, местная жизнь становится чем-то иным. Видимо, такое бывает, если слишком долго изучаешь кого-то и можешь навскидку отличить один морской анемон от другого или определить, кто из обитателей бассейна совершил преступление.
Я припарковала фургон и спустилась по вихляющей тропе к песчаному пляжу, освещая себе путь крошечным фонариком на брелоке для ключей. Затем я прошлепала по мелководью и забралась на каменную плиту. Хотелось раствориться. Всю жизнь мне говорили, что я чересчур дисциплинированна, но это не так. Я терпеть не могу дисциплину и никогда ее не придерживалась.
В ту ночь я придумала тысячу поводов свалить все на кого-то еще, но если кто и облажался, то это я: не отправляла отчеты, не выполняла поставленных задач, фиксировала никому не нужные данные – едва ли это удовлетворяло организацию, предоставившую грант. Я стала королевой приливных бассейнов, мое слово – закон, и поэтому в отчетах появлялось только то, что мне хотелось. Как всегда, меня занесло. Как всегда, я слилась с местностью – куда там объективности.
Вооружившись своим жалким фонариком, я обходила приливные бассейны. Несколько раз я теряла равновесие и чудом не упала. Если бы кто-то наблюдал за мной (а почему, собственно, и нет?), то ему бы предстало дикое зрелище: пьяный биолог, чертыхаясь, идет куда глаза глядят. Биолог эта уже второй год пропадала незнамо где, потеряла смысл жизни и чувствовала себя уязвимой и одинокой, хотя дала себе зарок, что не будет такой. Все ее поступки и слова общество считало безнравственными и эгоистичными. И вот теперь она искала что-то в приливных бассейнах посреди ночи, будто ей мало тех чудес, что она обнаружила днем. Она то плакала, то вопила, то кружилась на скользких камнях, не боясь упасть, заработать синяк или ссадину, а то и вовсе размозжить череп.
Вдруг, хотя я и не заслуживала этого (а может, заслуживала? может, я как раз это и искала?), мне открылось нечто чудесное. В одном из крупных приливных бассейнов что-то слабо светилось. Дрожащее сияние заставило меня замереть. Я искала знак? Я действительно хотела найти что-то или только думала, что хотела? Да, действительно хотела, решила я и, мгновенно протрезвев, пошла к бассейну. Теперь я смотрела под ноги и выверяла каждый шаг: мне никак нельзя было разбиться, пока не увижу, что же скрывается в воде.
Я присела на корточки, вгляделась в мутную воду и увидела редкую разновидность гигантской морской звезды. Она была шестиконечная, размером со сковороду и источала темно-золотистое сияние, будто была охвачена огнем. На профессиональном жаргоне мы предпочитали называть ее «разрушитель миров» – это подходило больше, чем научное наименование. Ее тело сплошь покрывали толстые шипы, а вдоль окаймленных изумрудно-зеленой щетиной краев тянулись тончайшие прозрачные реснички, с помощью которых «разрушитель» передвигался по направлению к добыче: другим, более мелким морским звездам. Я еще никогда не видела такой образчик, даже в аквариуме, и от неожиданности чуть не упала – слава богу, вовремя уперлась рукой в край бассейна.
Чем больше я смотрела на эту звезду, тем менее постижимой она казалась, все больше напоминала нечто чужеродное. Во мне крепла уверенность, что я ничего не смыслю ни в природе, ни в экосистемах. То ли мое настроение, то ли завораживающее темное свечение «разрушителя» затмевали разум и заставляли видеть в этом существе нечто, не поддающееся описанию с помощью привычных биологических категорий (хотя это давно уже сделано). Еще чуть-чуть, и я начну задумываться, а знаю ли я хоть что-нибудь про саму себя. Глупость, конечно. А может, и нет.
Когда я наконец оторвала взгляд от морской звезды, то какое-то время не могла отличить океан от неба, не могла понять, куда смотрю: в воду или на берег. Я утратила чувство пространства, и единственным ориентиром для меня был темный огонек у моих ног.
* * *
Первая встреча со Слизнем произвела похожее впечатление, только помноженное на тысячу. Если тогда, много лет назад, я всего лишь перестала отличать море от берега, то теперь в голове смешались лестница с потолком. Теряя равновесие, я уперлась рукой в стену, а она будто куда-то ушла, и я с трудом удержалась, чтобы не провалиться сквозь нее.
Там, в глубине Башни, я даже не поняла, на что смотрю, и теперь мучительно собираю воспоминания по кусочкам. Трудно сказать, какие пробелы мозг услужливо заполнил выдумкой, лишь бы не обременять себя таким объемом непостижимой информации.
Я, кажется, писала о золотом сиянии? Стоило мне завернуть за угол, свет превратился из золотого в сине-зеленый, но этот сине-зеленый не был похож ни на один цвет, который я видела раньше. Густой и ослепительный, он лился волнами и поглощал все вокруг. Оказавшись внутри него, я потеряла способность различать очертания предметов, поэтому переключилась со зрения на другие органы чувств.
