Если бы она была искушенным подпольщиком, она смогла бы объяснить это ощущение. Оно появляется у человека, когда за ним начинают следить; следить внимательно, настойчиво и незаметно.
Но Таня никогда не была подпольщицей, ей не от кого было прятаться, вся ее жизнь текла открыто, на виду у всех. Поэтому она решила, что все ее неприятные ощущения происходят от нервной усталости. Она решила, что просто ей надоела толчея зарубежной жизни, наглые фоторепортеры и неотвязные журналисты.
В Зиттине ее не тревожили ни те, ни другие, зато появились новые неприятности. То, ни с того ни с сего, лопнет пробирка с препаратом, то у больного внезапно появятся странные симптомы, заставляющие ее раздумывать над правильностью своего диагноза и тревожиться.
Вот и сегодня. С опозданием почти на сутки почта вручила посылку. Консул вместе с препаратом прислал Тане советские конфеты «Мишка», и она была растрогана его внимательностью. Приехав в больницу, Таня сама поставила препарат в автоклав и решила сидеть возле него до конца стерилизации; но автоклав вдруг перестал работать.
Старший врач был очень огорчен такими задержками. Затем больного так долго подготовляли для инъекции, что Таня, наконец, потеряла терпение.
Сделав вливание, она решила с полчаса побыть возле больного, проверить действие препарата.
За всеми заботами Таня забыла позвонить в гостиницу Байдарову и Березкину. Когда больной уснул, она направилась было к телефону, но вошел старший врач и сказал, что господа журналисты уже звонили из гостиницы и просили передать доктору Майковой, что будут ждать ее на пляже.
Таня вначале удивилась, что журналисты уехали, не дождавшись ее. Однако тут же оправдала их: чего было сидеть в номере в такую жару.
Больной спал. Делать возле него было нечего.
И Таня решила ехать прямо на пляж, минуя гостиницу.
Вырвавшись из сутолоки городского движения на загородное шоссе, Таня включила последнюю скорость, откинулась на спинку сидения и постаралась отдаться тому приятному ощущению, которое испытывает человек, проносясь по земле со скоростью тридцати метров в секунду. Но неприятное ощущение не проходило. Тане даже показалось, что кто-то пристально смотрит ей в затылок. Она сбавила скорость и оглянулась. Конечно, сзади никого не было. Только по шоссе, метрах в двухстах, мчалась белая машина.
Когда Кадиллак, в котором ехала Таня, свернул на прибрежную полосу к пляжу, белая машина тоже замедлила ход и съехала с шоссе на противоположную сторону.
Фрейлейн Морге выключила мотор. Задернула шелковую шторку. Бросила отрывисто:
— Демарсе!
— Да, я слушаю вас.
— Это очень удобный случай. Нужно задержать ее на пляже до вечера.
— Понятно, фрейлейн. Но… каким образом?
— Придумайте… Подайте мне платье.
— Вот оно, пожалуйста. Кстати сказать, мне легче было достать новейший бальный туалет, чем это платье. — совершенно не знал, где продаются подобные веши, пришлось обратиться за советом к дворнику. Объясните для чего вы собираетесь надевать такие лохмотья?
— Чтобы попасть в машину к той девчонке.
— И вы считаете, в таком виде она вас скорее возьмет?
— Конечно.
— Не понимаю?
— И не поймете, Демарсе… Застегните-ка мне платье на спине… Чтобы это понять, вам нужно бросить читать французскую порнографию и познакомиться с русскими романами. У таких людей, как доктор Майкова, врожденное чувство жалости к каждому ободранному бедняку.
Фрейлейн Морге слегка отодвинула шторку и посмотрела в сторону берега.
— Она собралась купаться. Что ж, это несколько облегчает дело. Демарсе, вы придумали, как задержать здесь ее машину?
— Пока нет.
— Ну, где вам… Возьмите на заднем сидении мою шляпу.
— Взял.
— Там есть длинная булавка.
— Есть, вот она, — Теперь вы сообразили? Нет… Вы не особенно-то умны, Демарсе.
— Фрейлейн!.. Ага, понял!
— Быстрее! А то она сейчас выйдет из воды.
Не найдя на пляже ни Березкина, ни Байдарова, Таня решила, что они уже уехали. Посмотрев на приветливое, ласковое море, она решила выкупаться.
Когда она вернулась к машине, то увидела, что одна из задних покрышек сплющилась и железный обод колеса стоит прямо на земле.
Пришлось доставать домкрат, инструменты и менять колесо. Таня провозилась довольно долго, и когда, наконец, завернула последнюю гайку, тени от береговых скал уже удлинились настолько, что закрыли машину.
Побуксовав на мягком песке, Кадиллак медленно выбрался на шоссе. Переключая скорости, Таня заметила на пешеходной дорожке странную фигуру.
Женщина, в старом поношенном платье, медленно брела по узкой тропинке, с трудом переставляя усталые ноги, обутые в рваные туфли. Лицо ее было серое и измученное. Таня видела, как она то и дело облизывала губы, почерневшие от пыли и потрескавшиеся от зноя. По шоссе проносились машины, в которых сидели мужчины, одетые в дорогие светлые костюмы, и женщины, одетые в не менее дорогие платья. Никто из них не обращал внимания на женщину, еле двигавшуюся по раскаленному гравию дорожки и так нуждавшуюся в помощи.
Наконец, женщина остановилась. Качнулась и, потеряв последние остатки сил, медленно опустилась на землю.
В ту же секунду Таня была возле нее. Подняла, помогла дойти до машины и усадила рядом с собой.
Таня плохо говорила на местном языке. Но невеселая история, рассказанная незнакомкой, была стандартно проста, и чтобы ее понять, не требовалось знания большого количества слов. Безработная машинистка… ездила в соседний городок искать работу… не хватило денег на обратный автобус… живет в Зиттине в Портовом Пригороде.
Женщина говорила тихим, равнодушным от усталости голосом, прикрыв длинными ресницами покрасневшие глаза и уронив на колени руки с красивыми пальцами, покрытыми дорожной пылью.
Таня молча слушала. Смотрела на красивые руки женщины, на мягкие очертания ее лица, на ее нежную чистую кожу, чуть покрытую загаром и думала, что в недалеком прошлом эта женщина жила, очевидно, очень неплохо…
Непонятное ощущение тревоги, какой-то приближающейся опасности опять заставило Таню обернуться. Но кругом было тихо. Мирно поблескивало море в лучах заходящего солнца. Вечерние тени подкрадывались к машине, где сидела эта измученная беспомощная женщина.
И Таня предложила довезти ее до дома…
Они еще не доехали до города, как женщина показала на старую разбитую дорогу, круто сворачивающую в сторону Портового Пригорода.
— Тут ближе, — тихо сказала она и опять прикрыла глаза.
Таня послушно свернула, и Кадиллак, переваливаясь по ухабам дороги, недовольно заворчал мотором. Поднятая колесами пыль закрыла машину…
