«Дура я была набитая, — ответила Лена. — А этот гад все украл. Твою идею с вакцинацией украл, все разработки отца украл, институт его присвоил… Город наш прикарманил, скоро всю страну захапает. А ты так и будешь сидеть в засранной больничке и делать вид, будто это нормально».
«Ну-ну, дорогая, — сказал Виктор. — Не преувеличивай. Больница у нас что надо. И я тебе слово даю, разработки отца к Мишке не попали. Отец их своевременно того… Даже не уничтожил. Дезинтегрировал».
«А девятая серия? Все знают. Все говорят, что это его проект».
«Забудь, — отмахнулся Виктор. — То, что сейчас зовут «девяткой», — ранний набросок Деда, там нет ничего революционного. Чистая микробиомиметика, самая естественная линия научного поиска в этой области. Похожую штуку в те же годы задумал Рыбников независимо от нас. Таких головастиков двадцать лет назад рисовали в популярных журналах, чтобы прилепить картинку к статье про нанороботов… Строго говоря, никакая это не «девятка», а «трешка», третья экспериментальная серия. Отличный бот, но Дед быстро остыл к нему, оставил за собой только общее руководство. Нанотех вел третью серию по графику, и, если я не ошибаюсь, она могла встать на поток уже лет пять-шесть назад. Но Мишка после смерти Деда позвал в институт Рыбникова, предложил объединить усилия — вполне логично, Рыбников умница, большой мастер. И они чего-то такого намудрили, так перекроили бедных головастиков, что «девятку» по сей день глючит… Все равно, как бы серия ни называлась, доводил бы ее не Дед. Он забросил это направление. Его уже тогда осенило, что хочет он совсем другого. Того, на что никто больше не замахнется. И он рискнул. Его остановили за полшага до победы. Не повезло. Просто не повезло».
«Это та стрекоза, что у Лешки?..»
«Да, — кивнул Виктор. — Вертолетик».
«Лешка унес его на… На работу», — с трудом выговорила Лена.
«Правильно, я думаю. Эту модель сделал Семенов, пусть у него и живет».
«Еще один предатель…» — сквозь зубы процедила Лена.
«Семенов?!»
«А что, нет? Витя, милый мой, поглядись в зеркало, ты увидишь единственного честного человека из Нанотеха, одного-единственного, кто не предал отца. Ты же знаешь, что Мишка его съел. И все знают. Но ты ушел, а все остались. Даже те, кто Мишку ненавидел. Побоялись отойти от своей нанокормушки. От своей блядской нанокормушки».
Виктор потупился.«Правильно уволился. Сейчас такое дерьмо начнется. Не надо тебе этого», — вспомнил он. Кто так сказал ему? Да Семенов, на похоронах. Семенов, который распылил всю инфу по пятой серии. Интересно, какими глазами он смотрит теперь на свой вертолетик… А что он мог? Как он должен был поступить? Ослушаться Деда? Он ведь понимал, что тот уничтожает не запрещенный бот-репликатор: сотрите эту функцию из прошивки, и все дела, был репликатор, да спыл. Дед руками Семенова убивал авангардную концепцию, до которой всяким Рыбниковым сто лет ковыряться.
«Не суди их строго, — попросил Виктор. — Они просто люди. Люди такие люди…»
«А я и не сужу, я говорю, что вижу. Один предал, другой предал… Гошка Гуревич, сукин сын, в чем-то был честнее прочих, он только хотел продать дело отца за живые деньги и удрать из этого нанокошмара… А другие остались. Спасибо, что ты тогда ушел, Витя».
Несправедливо, подумал Виктор. Мне было легко оказаться чистеньким и благородненьким. А каково пришлось Семенову и Гуревичу, вложившим в пятую серию все нервы, все умения, весь свой немаленький талант — несколько лет будто каторжные — и получившим такой удар под дых, после которого сам Дед согнулся? О чем думал Гоша Гуревич, когда решился продать архив «пятерки» на сторону? Он ведь мог продать себя, одну только свою светлую голову, полную инфы, это уже бесценно. Но Гуревич сотворил очевидную глупость, рискнул украсть все. Значит, он тоже свихнулся на вертолетиках. И подумать больно, как с этим сумасшествием, с этой памятью о невероятном живет Семенов…
«За тебя обидно, — сказала Лена. — За Лешку страшно. Ты погоди, еще возьмет его в оборот Михалборисыч. И вот тогда, обещай мне, поклянись, как только Мишка начнет к нему подъезжать, ты заберешь мальчика из института. Мне все равно как. Но ты его отуда вытащишь».
«Зачем? — тупо спросил Виктор. — Зачем Мишке наш парень?»
«Потому что наш, — ответила Лена просто. — Я не знаю. Но мне все это очень, очень не нравится. Хоть бы какие-нибудь террористы взорвали ночью Нанотех. Вдребезги. Вместе со всеми нанороботами. Они ведь сдохнут, если взорвать?»
«Террористов больше нет», — сказал Виктор.
«Ничего больше нет, — сказала Лена. — Одни нанороботы».
«Обещаю тебе, если что-то пойдет не так, я заберу его, — пробормотал Виктор покорно. — Я… Я найду, как объяснить это».
«Скажи, анализы ухудшились».
«Его последний анализ можно отправить в Палату мер и весов. Как эталон здоровой крови».
«Так трудно один раз соврать?»
Я и так его всю жизнь обманываю! — едва не вырвалось у Виктора. И тебя обманываю. И себя в конечном счете. И еще предаю Деда. Я тоже в каком-то смысле продал старика — тем, что согласился молчать. Иногда предательство — это согласиться… Писатель Кафка завещал свои рукописи сжечь, ну и кто бы знал того писателя, если бы его друг выполнил завещание? Теперь даже я знаю Кафку, хотя и не читал… От Деда не осталось ничего, кроме пластикового вертолетика, тут Лена права, все прибрал к рукам Мишка. Даже память добрую о Деде этот хитрец оттянул на себя, то и дело поминая «его заветы», «его наследие». Верный последователь, любимый ученик — ха-ха три раза, — ближайший помощник, и все такое. Что еще осталось людям?
И тут кольнуло прямо в сердце: остался Леха. Вот оно, реальное наследие Алексея Деденёва. Живое.
Стоп, стоп. Отработав команду «лечить», вертолетики должны были уснуть и вывестись из организма. А если нет? Давай, не ври себе, доктор Васильев, ты прекрасно знаешь, что именно это все объясняет. Уже который год, просматривая анализы сына, ты представляешь себе одну и ту же картину. Ты видишь, как твой парень несется через город, дыша легко и свободно, потому что крошечные стрекозы гоняют кислород в его крови. Но ты заглядываешь в микроскоп — ничего нет. А должно быть! Допустим, они просто хитрее, чем ты думаешь. Тогда что еще они творят с мальчиком? Вертолетики были натасканы на разборку бластов и, в теории, восстановление работы костного мозга. Но Дед говорил: это усиленный рой, способный удержать полную прошивку, в которой много всякого разного. Качество всех алгоритмов не проверяли, не до того было, но боты могли уметь самые неожиданные вещи. Я тогда к этим словам толком не прислушался. А вдруг напрасно? Чего старый авантюрист насовал в прошивку? Может, зря я, идиот, кодер в реку выбросил — распотрошить бы его сейчас! В меню кодера было множество команд, и какие из них — рабочие? И кто теперь это знает? Гуревич точно знал, да где его найдешь, до сих пор небось в Сибири снег разгребает. Эх, взять бы Семенова за грудки…
