– Все же вы…
– Не нужно, – мягко сказал дядюшка Мозес. – Не притворяйся. Ничего у меня не вышло. Шамбалу я не нашел. Пытался вскрыть корни и истоки парапсихологических способностей – свою «единою теорию» так и не создал. Свел кое-что в систему – так, по мелочам, нашел кое-какие закономерности… Вот и все. Пытался конкурировать с крупными научными центрами, создавая свой любительский институт. Нет, я до сих пор считаю, что поступил правильно, что крупные научные центры раздробили проблему и узкой специализацией лишь навредили. Но то ли нет у нас человека, способного создать единую теорию, то ли не настало время. Вот и приходится идти на эксперимент. В худшем случае будет что-нибудь вроде мгновенной остановки сердца… Знаешь, мне приходит в голову, что Эльдорадо замкнулось по той же причине – мало у них пока данных, рано выбегать на улицу с архимедовским воплем. Возможно, имеет смысл сравнить всю их планету с ма-аленькой лабораторией, с одним добросовестным исследователем, осмотрительным и неторопливым?
– Но они все-таки не «ма-аленькая лаборатория», – сказал Снерг.
– Да, – согласился дядюшка Мозес. – Это одна из тех загадок, которые нужно обязательно разгрызть… Рискну я, знаешь ли, Стах. Пойду в разведку боем. Я, конечно, изо всех сил постараюсь уцелеть. Но если что – никого в случившемся не винить и изучать то, что после меня останется, народу у меня мало, но ребята головастые, отчаянные, сам знаешь, по всей Ойкумене подбирал… И на тебя надеюсь. И знаешь, в случае чего… Пусть Шеронин споет что-нибудь вроде «Сотворения человека» – нравится мне… И на похороны, если уж совсем не повезет, пусть никто из вас не является – я так хочу.
– Если бы вы хоть что-то… – тоскливо сказал Снерг, наперед зная ответ. – Не буду я над вами смеяться, вы же понимаете…
– И не проси. Сумасшедшие гипотезы требуют схватки один на один. Ну, пора расставаться. Времени у меня… – он глянул в какую-то бумагу. – Времени у меня меньше трех часов. В три тридцать начнется, а мне еще добираться до Таймыра. И Алена беспокоиться будет – тебе давно пора вернуться.
Он тут же спрятал бумагу, но Снерг успел рассмотреть гриф Проекта «Икар» и узнать стандартное расписание испытательных полетов.
– Ну что же… – сказал дядюшка Мозес. – Давай руку. Хотел бы я поговорить и о вас с Аленой, глупые вы ребята, но из суеверия воздержусь – получится, что я заранее настраиваюсь на худшее. А я и не собираюсь. Риск – это не означает неизбежность. Не говорю ни «до свиданья», ни «прощай». Всего хорошего, Стах.
Он крепко сжал руку Снерга, тряхнул несколько раз, посмотрел в глаза, улыбнулся:
– А все-таки смерти нет…
Повернулся и, по-медвежьи переваливаясь, пошел вдоль парапета, потом свернул и скрылся за углом. Снерг не шевелился, глядя в ту сторону. Минутой спустя над домами взвился мобиль, и голубые бортовые огни растаяли в темноте. Снерг смотрел вслед, сердце щемило, тоска и злое бессилие смешались с прямо-таки детской растерянностью перед нахлынувшими странностями. Неужели все-таки следующая ступенька, – молодые люди сто четвертого года? Почему же в голову лезут всякие глупости, почему упорно думаешь: «Я никогда больше его не увижу»? Глупости упрямы, но нужно быть еще упрямее, эксперименты в наши дни не должны заканчиваться смертью ученых…
Алена сидела на тахте, поджав ноги, с выражением безграничной скуки на лице уставилась в телестену – музыка была едва слышна, проплывали горные пейзажи. «Четвертый канал, программа для Внеземелья», – машинально отметил Снерг.
– Проводил? – Она не обернулась к двери.
– Ага, – Снерг взял пенальчик дистанционного управления, щелкнул клавишей. Стена погасла.
– Ох, как ты любишь иногда проявлять мужское начало.
– Я же вижу, что тебе скучно и совсем неинтересно.
– Ну тогда – спасибо, самой не пришлось вставать.
– Давай не будем? – примирительно предложил Снерг, чувствуя, что барометр за время его отсутствия снова упал.
– Давай не будем. А что мы будем?
– В смысле?
– А без всякого смысла, – сказала Алена. – Не вижу я никакого смысла.
– В чем, Алешенька?
– То-то и беда, что ни в чем. Ни за что я на тебя не злюсь, не думай. Может быть, я на себя злюсь. Или нет. Сама не пойму, Стах, что со мной? Или что с тобой? Или с миром?
– Ты же чуткая, как нерв, суеверная актриса, – Снерг сел рядом, усталость давала о себе знать, и он растянулся во весь рост, положив голову Алене на колени. – Тебе положено понимать.
– Вот я и понимаю, что ничего не понимаю, – Алена запустила пальцы в его шевелюру, перстень царапнул висок. – Взбалмошная, сама знаю. То ли тянет тебе сцену устроить, то ли хочется, чтобы ты мне сцену устроил.
– С чего бы вдруг?
– Ну, приревновал бы, что ли. Знаешь, сколько народу вокруг меня вьется?
– Передушу, – сказал Снерг.
– Хочется тебе изменить, так я тебя люблю.
– Ты это брось, – сказал Снерг. – Тоже мне, нашла доказательство…
– Хорошо, не буду… Стах, тебе не кажется – что-то должно произойти? Что-то метельное, вихревое?
– Мне многое кажется, – сказал Снерг. – И не только мне.
– Впечатление, будто нас разносит в разные стороны, разбегаемся, как галактики, перестаем понимать друг друга. Я о нас с тобой говорю. Если бы мне попалась в тексте пьесы подобная тирада, я обозвала бы это жуткой банальщиной и наотрез отказалась играть, но когда твои собственные мысли облекаются в такие выражения…
– Ты просто устала, Алешенька, – сказал Снерг. – Влад напрочь замотал и себя, и вас.
– Дай-то бог, если так. Будь это война, я бы тревожилась и ждала, я была бы, как все, тебя отнимали бы у меня суровая необходимость и долг, но можно было бы надеяться и верить…
– Верь и сейчас, что ничего плохого не происходит и не предвидится.
– Постараюсь…
Хорошо, что она была обеспокоена собственными тревогами, – то есть это было плохо, но и состояния, в каком находился Снерг, она не замечала, как непременно заметила бы в другое время, будь она в лучшем настроении…
– Ты устала, – сказал Снерг. – Хочешь, привезу мини-тигра? Забавная животина – тигр размером с кошку, совсем ручной.
– А кто за ним будет присматривать? Лучше полетим на Эльдорадо с ребятами.
– Отличная идея, – сказал Снерг, притворяясь ужасно обрадованным новизной и неожиданностью этой идеи. – Вот только мне придется на пару дней задержаться – дела.
– Ты не хочешь лететь?
– Честное слово, хочу. Но у дяди Мозеса важный эксперимент, и я не могу улететь, не узнав результатов…
– Снова я, я и я… а я?
Что ей на это ответить? Рассказать о лице дядюшки Мозеса, о его тихом решительном голосе, проникнутом сознанием неминуемой опасности и надеждой на то, что опасность покорится человеку, как это в большинстве случаев и происходило – но часто получалось и наоборот… К чему ей это рассказывать?
