— К чему вы мне все это рассказываете? — спросил Сергей, холодно глянув на генерала.
— Да так… — Матвеев, секунду назад показавший свое истинное лицо, вновь превратился в того, кем его привыкли видеть окружающие. — Просто этот парень оказался сыном одного очень видного бизнесмена, от действий которого во многом зависела судьба города. А дед этот — отцом одного лейтенанта, работавшего в моем отделе. Вот и схлестнулись мы с ним тогда, с бизнесменом этим. За развитием событий сам губернатор следил, помогал чем мог. Не нам, конечно… Им…
— И чем дело кончилось?
— А чем оно могло кончиться? Ты, Холод, наверное думаешь, что только спецназ на войне своих не бросает? Думаешь, мы, закулисных дел мастера, по другой морали живем? Нет, мораль у нас одна… Нету больше того бизнесмена.
— Несчастный случай? — уточнил Сергей, которому на его веку не раз доводилось подобные несчастные случаи подстраивать.
— Зачем? Человек-то есть. Бизнесмена больше нет.
— А губернатор?
— А куда он-то денется? Политики — это же деревья. Они клонятся туда, куда ветер дует.
Сергей откинулся на спинку стула. Нестерпимо хотелось сделать то, что он зарекся делать десять лет назад, хотя изредка делал себе небольшие поблажки, раз этак в три-четыре года. Хотелось курить… Матвеев, которого он всегда полагал кабинетной крысой, оказался совсем не таким простым, как казался. Генерал был искушен и в закулисных баталиях, и в словесных — это ж надо было так начать разговор, как будто извинялся за собственную вспышку гнева и извинял его самого за то, что он чуть не сломал ему руку… А закончить — продемонстрировав свое превосходство не только в звездочках на погонах.
Сергей никогда не был силен в диалектике. Он действительно предпочитал сначала бить (а еще лучше — стрелять), и только потом разбираться, в чем, собственно, дело. Наверное поэтому, когда в его юности дворовая компания понемногу стала распадаться на тех, кто всерьез увлекался учебой, и тех, кто пошел в спорт, Сергей оказался среди последних… Наверное поэтому еще несколько лет спустя, когда большинство тех, кто когда-то выбрали спорт, стали задумываться о том, как жить дальше, умея бить, бегать, прыгать или плавать, но не зная как выглядит атом, в душе Сергей не ворохнулось сомнение.
И в армии его учили выживать, мешая при этом выжить противнику, но ни в коем случае не как несколькими предложениями расположить к себе человека, или подчинить его себе. Хотя… наверное, этому не учили и Матвеева. Просто у него был талант, и именно поэтому он оказался в ФСБ, а не где-то еще.
— Ладно, вернемся к делу, — вдруг посерьезнел Матвеев.
Сергей, вдруг, вспомнил, как в давно ушедшие Советские годы замполит корабля, на котором довелось следить тогда еще младшему лейтенанту Холодову, рассказывал молодым «дьяволам», как происходит вербовка агентов.
«Сначала вас размажут по стенке. Но не физически, нет — морально. Укажут на ваши сильные и слабые стороны, ткнут в них пальцем, наглядно покажут, как вы ошибались, делая свое дело. И не важно, какое это дело, и куда вас вербуют. Если вы попали в руки военной разведки другого государства, то первым делом вам продемонстрируют преимущества ИХ системы перед вашей. Если вы — работник некоего капиталистического предприятия, а другой аналогичное предприятие хочет переманить вас к себе — вам не будут рассказывать какая у НИХ большая зарплата. Это произойдет на последующих этапах… Сначала вам покажут, насколько мала ВАША зарплата. Насколько бездарен ваш начальник. Наконец, насколько бездарны вы сами.
Обязательно будет лирическое отступление с экскурсом в прошлое вербовщика, который и позволит вам убедиться в собственной ничтожности. А когда прозвучит фраза «А теперь вернемся к делу» — можете быть уверенными, что начинается основной этап. Непосредственно вербовка…»
Сергей улыбнулся и вновь скрестил руки на груди. Давайте, товарищ генерал! Вербуйте! Попытайтесь переманить меня на свою сторону, а я, в свою очередь, попытаюсь удержаться там, где нахожусь. Посмотрим, что из этого выйдет.
— Вернемся… — согласился он.
— Я говорил тебе, что мы не можем применить никакое оружие мощнее автоматов против буранников, пока они находятся в водохранилище. Не можем — не по тому, что мне дан такой приказ, и не потому, что перебьем всю рыбу. Рыбы здесь и так не так уж много, а на приказ я сам бы наплевал, если бы это принесло пользу.
Представь, что мы пробили лед, опустили на дно несколько десятков зарядов и взорвали их одновременно. Представь даже, что все буранники, которые в этот момент находились под водой, погибнут, не выдержав акустического удара. Но во-первых, я отнюдь не уверен, что они действительно погибнут, во-вторых очень вероятны жертвы среди населения — откуда ты знаешь, кого и когда понесет на лед. А в-третьих… Я сказал, погибнут все буранники, которые будут находиться под водой. А ты можешь быть уверен в том, что абсолютно все они живут там, подо льдом? Может быть несколько этих тварей стоит в дозоре в ближайшей лесополосе?
К тому же, ты говоришь, они разумны. Настолько разумны, чтобы понять, что предметы, опускаемые под воду — опасны? Настолько, чтобы понять, что пора бежать, уходить как можно дальше от воды…
Мы не сможем уничтожить разом их всех. А как поведут себя те, кто останется в живых? Что, если они выйдут на улицы города? Ты, ведь, знаешь, как они размножаются? Что, если хотя бы один буранник появится в центре Новосибирска? Сколько людей погибнет? Сколько буранников окажется в городе через трое суток? А через шесть, учитывая, что этим тварям нужно есть, а чтобы есть — нужно КУСАТЬ, смешивая кровь жертвы со своей слюной?
Подумай, ведь мы до сих пор знаем о них ничтожно мало! Может быть лучше пока смириться с потерями и позволить буранникам тихо жить в Обском море, время от времени выходя на охоту и убивая людей? Пусть даже так, как сегодня — сотнями. Пусть даже будут гибнуть твои ребята. Ведь разве не для этого нужны солдаты? — умирать ради того, чтобы другие люди могли жить.
Холод, я могу хоть сейчас набрать номер, и по одному моему приказу вокруг Обского моря соберутся все «Грады», которые найдутся в пригородных частях. И все они одновременно дадут залп…
Если бы я был уверен в том, что так мы решим проблему — я бы сделал это, и пусть Кремль потом снимает с меня стружку, а то и голову. Но ведь, согласись, мы не имеем права играть в орлянку, когда на кону такие ставки.
Сергей посмотрел в глаза генерала, пытаясь разгадать этого человека. Пытаясь понять, правду ли он говорит сейчас, или же пустил в ход все средства из своего арсенала убеждения?
