19. Получка
Шестого июня с утра шел дождь. Макс отработал в НИИ почти четыре недели. За четыре недели много чего произошло. С помощью грэйва он усовершенствовал процесс зонной плавки. Макс провел у установки гораздо больше запланированного Евгением Николаевичем срока. Уже на третий день Макс отклонился от запланированных старшими коллегами планов экспериментов, потому что грэйв, отсканировав установку, быстро рассчитал оптимальные параметры и откинул тупиковые направления. Чистота получаемых монокристаллов кремния значительно возросла и эксперименты теперь проходили вокруг представленных Максом параметров. Конечно, кое-кто по-доброму ворчал, что эксперименты пора остановить, что от добра добра не ищут, и теперь имеются совершенно идеальные результаты. Но Макс, и без того заработавший некоторый авторитет, мухлевал с помощью грэйва, выдавая все более и более чистый продукт. Пришлось даже установить новую точную схему управления с дополнительными стрелочными индикаторами и соответствующими им ручками настройки. Конечно, на самом деле эти регулировки ни на что не влияли, были лишь подобием древней игры в три наперстка. У Макса, как у опытного шулера, результат почти всегда получался идеальным — стрелки практически не отходили от заданных делений. У других стрелки все время дергались, и только Леночке удавалось кое-как сдерживать их качания. Стремление удержать непокорные стрелки на три дня полностью парализовало работу всей лаборатории. К непокорной установке выстроилась круговая очередь, Макса и Леночку, как явных победителей, к соревнованиям не допускали. Апогеем борьбы стала докладная записка охраны, что 87-я лаборатория почти в полном составе не покинула рабочие места и всю ночь из-за закрытой двери доносились возбужденные крики, стоны и проклятья. Как следствие, утром в лабораторию явился начальник отдела и, выяснив причину столь шумного сборища и сыграв пару партий, разогнал всех, а сам завис у установки до самого обеда. Иногда ему казалось, что победа близка, точными движениями пальцев стрелки удерживались на нужных значениях. Но вот происходило небольшое отклонение и бывшие ранее точными движения приводили к катастрофе — все стрелки уже прыгали из стороны в сторону. Очищенный монокристалл все равно получался очень хорошим, по качеству значительно превосходил те, которые использовались на производстве, но все-таки сильно уступал кристаллам, очищенным Максом. Проиграв очередную партию, начальник отдела раздраженно хлопнул кулаком по колену и запретил работать на установке всем, кроме Макса, Макс же получил персональное задание — довести установку до такого уровня, когда чертовы ручки станут не нужны.
Получив карт-бланш в виде приказа, подписанного директором НИИ, Макс стал единовластным хозяином помещения с установкой зонной плавки. За дверью пускали слюни незадачливые игроманы, но приказ есть приказ и Макс приступил к модернизации. Грэйв изготовил чертежи, которые после подписи начальника отдела быстро начали воплощаться в железо. Конечно, Макс не стал использовать полукустарные поделки местных слесарей и сварщиков, главное — была создана видимость легального поступления частей. Установка была создана целиком в синтезаторе, оставалось лишь подключить к разъему управляющий блок, с которым ожидались большие трудности, так как параметры отечественных радиодеталей не позволяли сделать его полностью работоспособным. Пришлось жульничать и здесь. Работоспособная схема поначалу была изготовлена с применением доступных радиодеталей, но сами радиодетали содержали совершенно другие внутренности. Управляющий блок работал, но повторить его никто не смог бы, не разобрав на радиодетали и не подобрав к каждой полный аналог по параметрам. Если начальству установка понравится настолько, что оно решится на мелкосерийный выпуск для нужд производственных цехов, скандала не избежать.
Выйти из этого тупика можно было созданием собственной микросхемы. Микросхема будет изготовлена из пластины очень чистого монокристалла, пусть она будет очень большой, единственной микросхемой на всей пластине, очень редко заселенной созданными «на коленке» переходами, пусть она будет иметь совершенно нестандартное количество выводов, но самое главное — она будет повторяемой. Проблема была даже не в том, как сделать достоверную микросхему, проблема была в том, как это сделать, не вызывая подозрений — откуда брать химикаты, где делать и проявлять фотошаблоны, где брать фоторезисты, как проводить легирование донорными и акцепторными примесями — ничего этого Макс не знал. Пришлось подолгу задерживаться в основном зале, разговаривая с ребятами, занимающимися непосредственно созданием микросхем. Макс не переспрашивал два раза, все больше наблюдал за процессом — что, куда и откуда и кто. Большинство объяснений давал грэйв. Максу пришлось сделать вид, что он остался в лаборатории на выходные, он как бы задержался в пятницу, еще работал, когда уходил последний сотрудник, а утром в понедельник его «спящим» среди множества пустых консервных банок обнаружил первый пришедший. Чтобы охрана не подняла скандал, дверь пришлось опечатать снаружи, а утром в понедельник печать снять. Если инцидент не выйдет наружу, то коллеги будут думать, что охрана просто не заметила отсутствиепечати на двери, а Макс все выходные ваял свой блок. Главное — к концу мая была готова «сверхбольшая» микросхема, являвшаяся основой блока управления для установки зонной плавки. Вопрос с чистотой кристаллов кремния был окончательно решен, установка работала как часы, ее можно было повторить и без Макса. Можно было продолжать внедрение новых принципов микроэлектроники, тем более что с успехом в делах получения чистых кристаллов Макс уже выглядит не просто хорошим парнем, у него появился какой-никакой, но авторитет, «старые» сотрудники уже доводят его сверхбольшую микросхему до нормальных размеров, попутно обучая Макса современным приемам этого процесса.
Макс смотрел на капли дождя стекавшие по стеклам. Дождь навевал на него грусть. Июнь на дворе, а я даже в Юрмалу ни разу не съездил, на море. И что дальше изобрести? Макса, привыкшего жить в век цифры, больше всего бесила полная аналоговость этого времени. Качественная музыка только из катушечного магнитофона. Десять кило, а то и все пятнадцать. Телевизор полцентнера. А станки? Токарь целый день на ногах, если точит одну и ту же деталь. Устает небось по сволочному за смену. И каждая ведь деталь разная получается, от настроения даже зависит, не только от уровня квалификации. Смешно даже вспомнить — Макс помогал своему квартирному хозяину дверь с жигуленка снять — так целый час назад приладить не могли — не закрывается, хоть ты тресни. Родная дверь, а что было бы это была другая дверь? Надо, чтобы приставил, вкрутил болты и всё. Так все двери разные, допуски ужасные, и те не соблюдаются, оттого и нельзя просто прикрутить — регулировать надо, под это дело дырки специально больше диаметра болтов сделаны. И это при многотысячном серийном производстве! За границей уже вовсю стали применять станки с ЧПУ, соответственно не только продукция дешевеет, но и точнее изготавливается, задача рабочего теперь — деталь вставить, деталь вытащить. Даже перепрограммировать ничего не надо — делается деталь и делается. А у нас полная бестолковость, даже готовые микросхемы по группам разбить — сидит тетя Маня, вытаскивает из коробки, вставляет в панельку, крутит ручку настройки, параметры смотрит, эту сюда, эту туда, эту вообще в брак, в магазин «Умелые руки». А таких теть Мань на заводе сотни, бессмысленная отупляющая своей монотонностью работа, которую должна делать автоматика, и автоматика цифровая, а не аналоговая. А еще больше теть Мань золотую проволоку практически вручную к контактам приваривает. И это гигант передовой союзной индустрии. Тьфу! Самое обидное, никто пока здесь, в СССР, этого не понимает, даже на Западе еще не все понимают, но уже очень близко подошли к пониманию. И тогда они рванут вперед, все быстрее и быстрее, а мы еще 30 лет будем чухаться. И ведь даже не купить ничего нового на Западе, холодная война, Коком, целенаправленное лишение технологий. Так что придется мне помочь, делать процессоры, встраивать в станки, показывать, убеждать. Но как?
