Сквозь полуопущенные веки она смотрела в сторону опушки и видела, как сквозь свет проступает фигура, направляясь к ним, а чувствовали лишь истому и жар тела Эрлана, что обнимал ее, сжимая, словно, боясь упустить. И хотелось, чтоб держал, и хотелось его объятий
– Эйорика, – шепот вроде на ухо, а вроде в голове, и дрожь от него сладкая, и желание остаться навсегда в объятьях.
А взгляд на фигуру, что появилась у опушки и все ближе. Бредет, окутанная светом и не видно кто, но Эра чувствует – Майльфольм.
И все равно.
Поздно. Она все знает.
И не вернуть. И не жалко, и все правильно.
Хотя нормально ли?
Эрика смотрела на стража и не знала, откуда знает, но знала точно, что Нейлин, та убитая девушка, мечты которой оборвала стрела, была не в обиде на нее. Наоборот – хотела именно этого. Она любила Майльфольма, но была помолвлена с Эрланом – тупик, клубок в который вплелась Эрика, и поцелуй как ключ от всех замков, освободил мужчин. Порыв, глупость, а стал точкой на делах минувших дней.
Страж застыл в паре метров от пары. И тут же Лири перехватил его и утянул за стены – где двое – третий без надобности.
Эра с трудом отодвинулась и посмотрела на Эрлана, у того взгляд с поволокой и легкая улыбка на губах.
– А ты не немой, – прошептала, уверенная, что так и есть. Непрост, ой, не прост этот человек. В кровь как яда накапали, сладкого, все естество потянувшего к мужчине. Так не бывает от простого поцелуя. Или с обычным.
"Но говорить мне не стоит", – погладил ей пальцем губы.
Его голос таял, но раздавался в голове и, понадобилось пару минут, чтобы понять, что это факт, а не выдумка.
"Ты телепат?"
"Право по рождению", – вновь накрыл ее губы нежным поцелуем, и девушка раскрыла их ему навстречу, как марионетка, где-то на краю сознания пытаясь сообразить, во что же вляпалась на этот раз…
Двадцать лет назад
Эрлану было шестнадцать, его невесте – пятнадцать. Он усиленно смотрел в сторону, не желая видеть да и знать свою нареченную. Она казалась ему мало блеклой, но и не нужной. В былые времена до двадцати лет о союзе и речи б не заводили, но мир менялся с пугающей быстротой и заставлял поступиться обычаями. Изначальные были вынуждены торопиться и торопили молодых.
Помолвка – формальность. Все знали, что она ничего не будет значить, если за три месяца молодые не потянутся друг к другу и не соединятся.
Эрлан был уверен – помолвка канет, рассыплется. Через три месяца можно будет снять знак союза и вернуть в дом невесты. Но даже три месяца пут казались ему немыслимо большим сроком.
Он не мог перечить старшим, но его взгляд упорно уходил в сторону выхода, к свету что шел с улицы. Там была свобода, там, далеко от дейтрина стоял мельберн – заведение для мальчиков, где друзья Эрлана еще занимались с деттами, еще бились на мечах и учились руководить собой.
Он понимал, что женщины – святое, что желание отца – закон, что есть слово "надо", что есть долг… Но как хотелось вскочить и поперек всему убраться, убежать к друзьям в мельберн и вновь взяться за меч и по ночам устраивать тайные соревнования, играть в лиду, прячась от товарищей.
Зачем ему жена? Он не готов к ответственности и за себя, не то что за нее, не хочет.
За оградой Лейда, верная и резвая. Вскочить бы в седло…
И вскочил с колен, как только жрец повесил ему на шею знак союза. Как груз тяжелый амулет, но только б за ограду выбраться и долой его – в траву.
Он первым стремительно покинул святилище и не заметил, как качнул головой жрец, осуждая юнца. И не видел, как невеста смотрит не ему в спину, а в лицо собственного стража. Как этот взгляд замечен ее родней и та, одергивает девушку.
Он шел к лошади, стремился вон из дейтрина. Стайка невест, пересмеиваясь, оглядывала его, обсуждала и тем подгоняла шаг.
Эрлан вылетел из ворот и сбил девчушку. Та рухнула на ягодицы как шла – с гордостью выставив зажатый в кулачке букет однодневок, обычных сорняков. Взгляд девочки был растерянным и только.
Парень смутился – чтобы не было, его не оправдывает увечье ребенка.
Он подал руку:
– Извини.
Девочка не смело вложила свою ладошку и засмеялась. Эрлан замер. Тепло и нежность шли от руки девочки, как укус ядовитой карсты, от которого умираешь медленно, впадая в блаженство и онемение. Токами что-то неведомое и сладкое разливалось по жилам от ее смеха,
Парень потерял дар речи. Смотрел на девчушку, забыв, куда шел и зачем и чувствовал желание вот так и остаться, стоять истуканом хоть век, только пусть она будет рядом.
– Ты кто? – прошептал. Знак ее рода еще лишь проявлялся меж бровей и был неуловим. Мала, куда он лезет, что с ним? Не сдурел ли?
– Эйолика, – чуть улыбнулась девочка. Ее глаза как звезды горели, а в них лукавство, непосредственность дитя и доверчивость, любовь ко всему миру, сплетенная с любопытством.
Девочка убрала руку и обошла парня, не спуская с него взгляда. Так и шла в ворота голову сворачивая, и он не отставал – следил за ней взглядом, забыв обо всем, не видя ни невест, ни жреца, ни гостей, ни родни.
– Надеюсь, ты не говорил с ней? – рука отца сжала ему плечо, приводя в себя. Эрлан вздрогнул и очнулся, нахмурился, почувствовав вину. Голову склонил.
– Спросил… как звать, – признался.
Мужчина стал темнее тучи лицом. Жрец вздохнул:
– Вот что бывает, когда сводят тех, кто в пору не вошел. Беда, Аркарн, не быть этой помолвке.
– Не каркай!
– Успокойся, – влез Инари обнял за плечо поникшего племянника:
– Она – дитя, ты понимаешь? Ей до дейтрина еще столько, сколько тебе до Мормута пешком.
Эрлан сжал зубы, а взгляд наперекор всему стремился в ворота, где скрылась девочка. Мужчина проследил за ним и уставился на брата. Оба поняли, что случилось то, что Лой всем родом не перешагнуть. Закор не изменить, а мальчик слишком юн, чтоб осознать его.
Что будем делать? – один вопрос на двоих.
Жрец лишь вздохнул и пошел обратно в дейтрин. Его служба сегодня была напрасной. Его чуть не сбил вылетевший из ворот Вейнар, и смеясь, помчался с букетом уже знакомых цветов, а за ним Эйорика:
– Отдааай!! – зазвенел ее голосок. Эрлан даже побледнел от того, что девочку обижает его брат, пусть малой и глупый, но как он смеет!
Перехватил проказника и, грубо отобрав цветы, процедил:
– Не смей на будущее! – руку сжал как тисками. Мальчик перекосился от боли, губу прикусил, сдерживая слезы. Девочка застыла на секунду, видя как ему больно и, вдруг, пнула взрослого по ноге. Тот выпустил брата от неожиданности и, девочка погладила друга по голове:
– Не плачь.
– Вот еще! – дернулся Вейнер и, развернувшись, побежал прочь в поле, скрывая слезы и стыд. А девочка забрала букет у Эрлана и уставилась ему в глаза:
