Эдди молча таращил глаза.
– Понимаю. Вы очень удивлены. – Биа достал из заднего кармана бумажник, извлек оттуда своей крупной пыльной рукой полтинник, положил его на стол и придвинул к Эдди. – Надеюсь, вы согласитесь, что не стоит поднимать по этому поводу шум.
Эдди не мог пошевельнуться. Биа поднялся и убрал бумажник.
– Если подобное повторится, просто дайте мне знать. Я возмещу убыток. А наказывать старушку, как я уже сказал, давайте не будем. Порой мне всерьез кажется, что она выживает из ума. – Он взял фуражку и вернул ее на свою влажную полуседую голову. – Спасибо за понимание, пастор.
Полицейский уже повернулся, чтобы уйти, но приостановился.
– Если увидите Лоренцо, дайте мне знать, хорошо?
– Конечно, лейтенант.
Пастор Расс пронаблюдал, как Биа выходит за дверь, повернулся к окну и проводил гостя долгим взглядом. Тот, поднимая сапогами пыль, пересек двор, где было зарыто тело.
Эдди взглянул на засаленный полтинник и почувствовал приступ тошноты. Потом вдруг его охватила злость. Такая, что чуть потемнело перед глазами.
Форд вошел в гостиную и замер у окна, глядя на уступчатую Накай-Рок, что возвышалась над тополиной рощей. По сути, он выполнил задание, но мучился вопросом: стоит ли рассказывать правду Локвуду?
Тяжело опустившись в кресло, Уайман прижал к лицу ладони. Кейт верно сказала: просочись подобная новость за пределы горы, и проекту конец. Мало того: всем здешним ученым придется поставить крест на карьерах, в том числе и Кейт. В сфере науки ложь, вроде этой, – непростительный грех.
«Доволен?» – в который раз спросил у себя Форд.
Поднявшись на ноги, он принялся нервно расхаживать по комнате. Локвуд с самого начала знал, что ответ на его вопрос даст Кейт. И нанял Форда отнюдь не потому, что считал его смекалистым бывшим агентом ЦРУ и толковым детективом, а исключительно потому, что этот бывший агент двенадцать лет назад встречался с определенной женщиной. Следовало сразу отказаться от этого сомнительного задания. Но нет же! Оно заинтриговало Форда. Он возомнил о себе Бог весть что. И, если уж совсем начистоту, возгорелся желанием снова увидеть Кейт.
На миг он пожалел, что уехал из монастыря. Жизнь там в течение всех двух с половиной лет казалась столь незатейливой и такой чистой… В уединении и тиши он почти забыл о том, какой безжалостной и коварной бывает судьба, но стать монахом никогда не смог бы. Ему казалось, что монастырская бытность вновь научит его твердо стоять на ногах и во что-то верить. Получилось совсем иначе…
Склонив голову, он попытался помолиться, но почувствовал, что это не молитва, а просто слова. Слова, сказанные пустоте.
Быть может, больше не существовало зла или справедливости. Люди жили себе, поступая так, как считали нужным.
Наконец Форд принял решение. Ставить под угрозу будущее Кейт он не намеревался. Ударов судьбы ей и так хватило с лихвой. Следовало отыскать чертову программу. И как можно скорее. Уайман подозревал, что злоумышленник – один из них. Вероятность того, что до секретных сведений добрался кто-то извне, почти исключалась.
Форд вышел на улицу через парадное крыльцо, свернул за угол, делая вид, что просто дышит воздухом, и, осторожно проверяя, не ошивается ли поблизости Уордлоу, вернулся в дом, прошел в спальню, достал портфель и ввел код на замке.
Локвуд ответил так быстро, будто сидел возле аппарата и ждал этого звонка.
– Какие-нибудь новости? – выпалил он.
– Новостей немного.
Локвуд шумно вздохнул.
– Вы пробыли там целых четыре дня, Уайман.
– «Изабелла» просто отказывается толком работать. Мне начинает казаться, что вы ошибаетесь, Стэн. Ничего они не скрывают. Тут масса проблем, вот и всё.
– Черт возьми, Форд! Не верю я в эти сказки!
Форд слышал, как громко и тяжело дышит Локвуд. Над его карьерой тоже нависла опасность. Однако до Локвуда Уайману не было особого дела. Его волновала судьба одной Кейт. Он мог выиграть еще несколько дней и принять личное участие в поисках адской программы. Посвящать в подробности Локвуда не имело смысла.
– А о проповеднике Спейтсе и его выступлениях вы слышали? – спросил консультант по науке.
– Да.
– Из-за него сроки сокращаются до двух, самое большее трех дней, а там пиши пропало. Выясните, что происходит, Уайман. Слышите меня? Выясните!
– Слышу.
– В доме Волконского вы побывали?
– Да.
– Что-нибудь нашли?
– Ничего такого, что заслуживало бы внимания.
Локвуд помолчал и произнес:
– Я только что получил предварительное заключение судебной экспертизы по Волконскому. Похоже, он сам в себя выстрелил.
– Понятно.
Из трубки послышался шелест бумаг.
– И еще. Я узнал то, о чем вы просили. Что касается Чеккини… Секта называлась «Врата рая». Может, помните, в девяносто седьмом году ее члены совершили массовое самоубийство, надеясь, что их души поднимутся на борт инопланетного космического корабля, который приблизился к Земле следом за кометой Хейл-Боппа? Чеккини стал членом секты в девяносто пятом, пробыл в ней менее года и вышел из ее состава до массового убийства.
– А сейчас он ни во что подобное не верит? До сих пор немного похож на робота…
– Этой секты больше не существует. И нет никаких свидетельств того, что Чеккини по сей день одержим их идеями. С тех пор он зажил вполне нормальной жизнью – правда, слишком уединенной. Не пьет, не курит, не заводит подружек, почти не общается с друзьями. И всецело отдается работе. Физик он, каких поискать. И очень предан своему делу.
– А Чен?
– В досье говорится, что ее отец был необразованным работягой и умер до того, как она с матерью переселилась в США. Это не так. Он – физик, испытывает ядерное оружие в районе озера Лобнор. До сих пор жив.
– Как так вышло, что в досье оказалась неверная информация?
– Так написано в иммиграционных документах. И так рассказывает сама Чен.
– Значит, она лжет?
– Может, и нет. Мать увезла ее из Китая двухлетним ребенком. Вероятно, лжет старшая Чен. Однако этот обман очень просто объясняется: если б она сказала правду, то не получила бы визу на въезд в США. Не исключено, дочь и не подозревает о том, что ее отец жив. Судя по имеющимся у нас данным, так оно и есть.
– Хмм…
– В общем, времени в обрез, Уайман. Продолжайте поиски. Я знаю, что они хитрят. Просто знаю!
Связь прервалась.
Форд вернулся к окну и уставился на Накай-Рок. Теперь он тоже хитрил. Лгал всем.
В двадцать минут двенадцатого пастор Расс Эдди уже ехал по новенькому асфальту горной дороги на своем видавшем виды пикапе, выпущенном в восемьдесят девятом году. Ветер, влетая в раскрытые окна, листал Библию короля Якова[17], что лежала на соседнем сиденье. У Эдди от волнения, злобы и смущения громко колотилось сердце. Как выяснилось, деньги крал не Лоренцо. Однако он пил, нахальничал и чудовищным образом богохульствовал. К тому же сам себя убил – Эдди к его смерти не имел никакого отношения. А по большому счету, все случилось так, как было угодно Богу. Он знал, что делает.
