Бывают минуты: все прекрасно в жизни, все-все — работа, любовь, солнце… и вдруг — вместе с белой радостью такая, казалось бы, несочетаемо черная тоска в груди, такая боль, что не хватает воздуха, ты задыхаешься и трепещешь как рыба на суше. Что-то неведомое одновременно зажгло в душе полярно противоположные чувства. Что это? Нет ответа.
Описано множество случаев в литературе (да и сам я видел не раз и даже испытывал на себе), как человек, совершив во много раз превышающий его физические возможности порыв, спасался от неминуемой, должно бы быть, гибели: заурядный тип, вроде меня, никогда не увлекающийся чересчур спортом, вдруг перепрыгивает через забор двухметровой высоты, перелетает через канаву шириной в семь метров, одолевает недоступную ему в обычных условиях тяжесть…
Что-то неведомое помогает ему, подталкивает его и спасает от случайной преждевременной смерти. Что такое это „что-то“? Нет ответа.
Ну, скажем, все это — частные случаи: забрел куда не хотел, неожиданно затосковал, случайно спасся от верной гибели… Но скажите тогда, что такое как физическое явление, присущее каждому индивидууму, стыд (другое дело, что штука эта не у всех проявляется в должной мере), что такое опустошающая неудовлетворенность собой (справедливо, между прочим, восхваленное явление), что такое воспетые веками грусть-тоска-печаль? И что такое, наконец, самое необычное явление, получившее название „творческий сон“, во время которого слагаются лучшие стихи, находятся давно и мучительно искомые технические решения, рождаются и тут же получают освещение путей исполнения самые дерзкие мечты? Впрочем, попытки объяснить это явление были: будто бы взбудораженный дневными поисками мозг продолжает работать и в часы ночного сна. Но возможно ли, чтобы часть единого целого организма могла продуктивно действовать отдельно от целого да еще более активно, чем она действовала в единстве с целым?.. И на все это нет ответа!
Но все сразу встанет на свое место, стоит лишь заменить ошибочно „что-то“ при слове „неведомое“ верным „кто-то“. Собственно, люди уже сделали это, назвав загадочное „что-то“ более конкретно — „внутренним голосом“, который начинает звучать в моменты острого стыда, грусти, сильных потрясений. Да, это он, „кто-то неведомый“, живущий одновременно внутри нас и (оказывается) вне нас, вопреки нашему желанию ведет нас в кафе и заставляет выпить кофе, потому что Ему в ту минуту захотелось кофе. В самую радостную для нас минуту Он, этот „кто-то“, вдруг порождает в нас острую грусть-тоску, потому что Ему в это время очень нерадостно. И Он же спасает нас от внезапно возникшей опасности, отдавая нам свою энергию, дополняя ею нашу: сложилось так, что Ему в этот миг не грозила опасность (развивайся события и у вас, и у Него совершенно идентично — „чуда“ не произошло бы, пришла бы смерть). Спасая нас, Он спасает и себя, ибо мы и Он почти одно и то же, хотя в то же время так далеки друг от друга, что человечество не догадывалось о существовании своего дублера (нет — дублеров!) и за тысячи лет своей осознанно-разумной жизни. Но и после того, как догадалось, оно многие годы лишь разводило руками, не представляя, с какого конца нужно подойти к делу знакомства с Ними. Впрочем, те же упреки можно адресовать и Им. Они так же долго не догадывались о нашем существовании, так же долго не могли найти путей к нам.
И вот наконец один из Них нашел способ общения с нами. Горько сознавать, что не я стал первооткрывателем общения двух миров, хотя, как оказалось, вполне мог бы быть им… (Но брысь, брысь тщеславие и эгоизм перед лицом почти уже грядшего величайшего открытия!)
Впрочем, довольно загадывать загадки. Это мой дублер (конечно честнее было бы сказать, что я его дублер и притом довольно-таки бездарный) нашел способ общения двух миров и первого пригласил меня к себе, к ним, в мир, который мы эгоистично окрестили словом „анти“ — в Антимир.
Понимаю — немало оставил загадок читающему сии суматошные записи. Но многие из них так или иначе разрешатся по ходу моего рассказа о дальнейшем развитии событий, а если будут возникать все новые и новые вопросы, то на них, надеюсь, я смогу ответить по возвращении. А теперь начну излагать события, так сказать, в хронологическом порядке.
В непосредственный контакт со мной Он вошел ровно год назад, в трескучий, как вот сейчас, февраль.
Многие наверняка помнят тот странный скандальный случай, который произошел на чемпионате мира среди силовых роботов по тяжелой атлетике. Один из роботов, кажется, его звали Троян — при исполнении рывка штанги весом порядка что-то около полутонны (прошу обратить внимание на вес — около полутонны!) не устоял на месте, с поднятой на вытянутые руки штангой сделал вперед шаг, второй, третий и… чудовищный груз, вырвавшись из его рук, полетел с помоста прямо на первый зрительный ряд, где сидело несколько захваченных накалом соревнований мальчишек и один молодой человек. Казалось, трагедия неизбежна. Но молодой человек успел вскочить на ноги, на лету поймал падающую штангу и буквально отшвырнул ее назад. Она упала на край помоста, который тут же лопнул со страшным треском и поглотил смертоносный груз. Все вскочили с мест, поднялась запоздалая паника, а молодой человек, воспользовавшись всеобщей суматохой, исчез.
Так вот, тот молодой человек, в поисках которого впоследствии сбились с ног шустрые репортеры и не менее проворные тренеры (профессия наложила на них веками несмываемую печать бесцеремонной оборотистости), — это я. Стоит ли говорить, что имя мое никогда не числилось среди имен богатырей, толкающих теперь штангу весом за триста килограммов[2]. Их знают все, и Дмитрия Карпатова среди них нет и не может быть. Да стоит ли вообще подходить к тому случаю с нашими мерками и понятиями, если речь идет о падающем грузе в полтонны и если человек, легко справившийся с ним, никогда не поднимал и ста пятидесяти килограммов!
Можете представить, какое у меня было ошалелое состояние, когда я выскочил из Дворца спорта и в пальто нараспашку в тридцатиградусный мороз зашагал по ночной улице куда-то совсем в противоположную от своего дома сторону… И тут в ушах явственно (явственно в том смысле, что прозвучал он все-таки в ушах, а не в голове, как звучит тот „внутренний голос“, о котором мы уже говорили) раздался чей-то весьма знакомый голос: „Не было бы счастья, да несчастье помогло! Ну, здравствуй, мой дублер Дмитрий Карпатов!“
В голове у меня мелькнула мысль: если это не кто-то из знакомых шутит таким странным образом (чего ведь только не вытворяет нынешняя молодежь с помощью техники, особенно братья-инженеры), то я, самый что ни на есть Дмитрий Карпатов, чуток помешался от пережитого потрясения. И я застыл на месте столб столбом.
