- Он рисковал! Да я только об этом и слышу! Как ты будешь рисковать своей жизнью, какая это ужасная опасность - разложить свое тело на атомы, превратиться в невидимое облако и направить его сюда, на мой сотый этаж... А теперь ты снова сложил свои атомы вместе, и вот ты здесь, и раздражаешь меня своим унылым видом. Как же это низко с твоей стороны! Как же ты изощряешься, чтобы меня подчинить!
- Но я действительно рисковал, - стонет Натан.- Мне было ужасно больно...
- Но сейчас-то уже не больно?
Натан молчит. Он сидит на низенькой скамеечке и бесится от разочарования: перед ним его драгоценная Юлия, но он опять не понимает ее. Неужели она так ограничена, так поверхностна? Неужели она, как и другие актрисы, реагирует только внешне, умеет лишь подражать и ничего больше? Почему она не понимает, что он действительно рисковал ради нее жизнью и что его эксперимент знаменует начало новой эпохи?
- Юлия, дорогая, - объясняет он торопливо. - Сегодня после дезинтеграции мне удалось перенести живое существо сюда, к тебе и ради тебя. Да, это всего два километра, всего доли секунды на дезинтеграцию, а потом реинтеграцию здесь, у тебя в ванной. Но уже завтра я перенесусь на Марс или переправлю туда других, а послезавтра..
- Послезавтра! Да кто будет тебя слушать? А вдруг послезавтра ты вообще ничего не сможешь?
Натан задумывается. Он опять не совсем правильно ее понял. На миг ему показалось, что она разгадала его замыслы, зато скрытого в ее словах предупреждения он не воспринял. "В сущности, - думает он, - если тщательно подготовить эксперимент, если доверить свое тело дьявольски точным манипуляторам автоматов, а управление поручить Большому Компьютеру, риск действительно станет ничтожным".
Он повторяет это вслух, сравнивая свои автоматы с искусственными мушками, обследующими или массирующими ее тело.
- Прекрасно! Значит, твоего любимого риска уже нет? Выходит, ты меня шантажируешь и обманываешь уже сейчас, пока мы еще не вместе! Что же будет, есди мы действительно будем вместе? Нет, мне не нужны привидения и лгуны, не нужны шантажисты, не нужны каскадеры и прыгуны на Луну...
- Каким же я должен быть? - спрашивает Натан, почти успокоившись.
- Ты не должен быть непонятным и недосягаемым.
Он протягивает к ней руки - она его снова отталкивает.
- Юлия! - восклицает он. - Наконец-то мне всe cтало ясно! Я сделаю так, чтобы ты меня понимала лучше.
- Но тогда я стану другой, не такой, как сейчас. Разве тебе нужна другая?
Юлия смеется - ей весело, как на репетиции. Ей приятно, что великий ученый Натан Бронкс стоит перед йей на коленях.
Это уже совсем другая Юлия.
Головные боли исчезли, она уже не зачесывает так высоко свои волосы. Ее раздражает магнитный танталово-кремниевый гребень. "Проклятые механизмы!" восклицает она при виде этого невинного инструмента. Зато никогда не говорит Натану, что он невыносим.
Она ежедневно приглашает его к себе, сама приготавливает еду и напитки, сама накрывает на стол, даже убрала из квартиры всех роботов.
- Проклятые механизмы! Это они разлучили нас! - восклицает она при виде рукотворных созданий, лежащих в кладовке с многочисленными конечностями, задранными вверх. Они похожи на дохлых ежей.
Теперь она постоянно намекает на то, что, несмотря на определенные различия в характерах, пристрастиях и взглядах, они с Натаном могли бы быть вместе всегда. А почему бы и нет? Она могла бы проводить с ним хоть 24 часа в сутки, лишь бы он позволял ей выступать в театра и кино, а время от времени уделять друзьям пару часов.
- Ведь это коллеги, - объясняет она. - Ты же знаешь, что такое коллеги. Они как очень нужные, но совершенно безразличные вещи. Их полезно иметь, и приятно иногда пользоваться.
Натан внимательно наблюдает за ней. Он опасается, что все эти новые качества такие же поверхностные, как и прежде, что она все та же, непостоянная и изменчивая, таящая в себе угрозу для планов Натана. Казалось бы, ему следует ликовать, поскольку она хотя бы внешне другая, но он все время ощущает обман сознательный или невольный. А главное - никак не забудет того, что случилось, прежде чем он заманил ее к себе.
Тогда он связался с Большим Компьютером и попросил, чтобы тот управлял подготовкой дезинтегратора к новому эксперименту. И лишь в этот момент, хотя на себе уже и экспериментировал, он осознал беспрецендeнтную бесчеловечность своего изобретения. Бесчеловечность, как ему показалось, вызванную техническим процессом.
Самому ему были настолько близки различные изобретаемые устройства, что он чувствовал себя как бы колесиком в каждой созданной машине, ее неотъемлемой частью, В этом чувстве общности со своими конструкциями скрывалась безмерная скромность творца, которою он гордился. И вдруг его потрясло, что опыт должен состояться на ином, отличном от него существе, вовсе не ощущающем себя колесиком механизма.
А ведь приборы прежде всего полностью убьют тело, разрушат естественную человеческую структуру...
Он сказал, что жаждет показать ей свою лабораторию и для этого приглашает ее к себе. Это была гнусность, которой Натан Бронкс никогда себе не простит, заноза, на всю жизнь застрявшая в психике.
А Юлия сидит себе и с теплой улыбкой, будто хочет его приласкать, говорит:
- Хорошо, я согласна, только скажи, разве ты, после всех этих опытов с исчезновением и восстановлением, когда ты появлялся у меня словно "бог из машины", разве ты все еще настоящий человек? Лучше признайся сам, признайся же наконец, а то мне все время кажется, что ты...
Аппаратура, включенная в эту долю секунды, начинает смертоносный процесс уничтожения того самого тела, которое будило в душе Натана столько радости, желания и надежды. Нет Юлии вообще, и его Юлии тоже нет. Сначала электромагниты самым подробным образом записывают на плоскости большого экрана структуру ее организма, затем тщательно переводят в числовые символы и уравнения все, что всего минуту назад слагалось в живое существо.
Композиционный экран, конечно, не отражает всей Юлии со всеми ее сложными составляющими. Ничего подобного. Дезинтегратор, подчиняясь командам Большого Компьютера, как бы заглатывает Юлию: разбирает ее на элементы в естественном, соответствующем ее натуре порядке, раскладывает их по полочкам компьютерной памяти.
Перед глазами Натана по экрану проплывают в виде образов и символов лишь те важные параметры тела Юлии, которые необходимо контролировать, а в случае нужды модифицировать так, чтобы они отвечали его мечтам о возлюбленной.
Натан в шоке, он действует машинально, пытаясь заглушить отчаяние от безвозвратной потери. Он отчетливо сознает, что никогда уже не увидит той, прежней Юлии.
