Кроме того, власть сковывала, закрепощала. Правитель зависел от всех и каждого, но мало что зависело от него. Он был закован в тесную скорлупу законов, кодексов, обычаев и предрассудков. Большую часть времени правитель должен был решать чужие вопросы чужих людей. Власть означает потерю свободы. Так рассуждали почти все ассоны. Почти, но не все. Фактически выбора у Вече не было. Признаваемый всеми Правитель мог быть избран только из рода Бергли как самого знатного и могущественного. Джут относился к старшей ветви рода Бергли. После смерти кузена князь стал самым богатым и влиятельным человеком Таузера. Его боялись, его ненавидели. В пословицы вошли его алчность и вероломство. Но он был единственным, чье избрание могло предотвратить кровавую междоусобицу. Каждый надеялся иметь на него влияние и урвать себе кусок пожирнее и делать это вполне мирно.
Вскоре старый князь Кенгеш из рода Даглар стуком своего посоха о настил помоста заставил присутствующих прервать споры.
— Народ Таузера! Достопочтенные ассоны! Вот уже некоторое время мы все говорим про одного человека, но никто не слушает соседа. Кроме Джута давно не слышно других имен! Настало время бросать камни. Да будет благословенна наша земля! — с этими словами он подошел к правому краю помоста и бросил в белое ведро камень. Спустя некоторое время были опрокинуты два ведра, стоявшие в разных углах возвышения — белое и черное. Не было необходимости пересчитывать камни. Только один камень, выпав из черного ведра, неровно покатился по грубому деревянному настилу…
Пришпоренная лошадь галопом уносила прочь от Священной поляны Шатимана, сына Джута.
Шум толпы постепенно стихал. Глашатаи уже известили народ о вновь избранном правителе. Практически все мужское население трех ближайших селений успело подтянуться к Священной поляне, которая давно не видела столько людей.
Верхушка Вече — наиболее авторитетные представители самых родовитых и богатых княжеских родов собралась на помосте. Джут стоял в центре.
Князь Кенгеш поднял руку с посохом и еще раз оповестил затихший народ о принятом решении. Он, как и все выступавшие после него князья, пожелал новому правителю здоровья, мудрости, силы и долгих лет жизни. Знать выразила надежду, что его правление увенчается процветанием ассонов.
Речь взявшего слово нового правителя Таузера призывала к единству, к соблюдению заветов предков. Князь посокрушался о жадности, о падении нравов, о том, что семейные и личные интересы стали выше интересов общины. И заверил присутствующих, что приложит все усилия, дабы обеспечить благополучие народа, возрождение его исконных обычаев.
— Я не пожалею ни сил, ни здоровья, ни самой жизни чтобы улучшить жизнь Таузера. В этом я торжественно клянусь! — слова поглотил одобрительный рев.
Вскоре после его речи, знать покинула возвышение. Первым ушел Джут, за ним остальные в соответствии со своим положением.
День заканчивался. В алом закатном небе кружили три птицы. Народ постепенно стал расходиться.
Князь Джут прохаживался по двору, где, разбившись на группы, многочисленные гости праздновали свадьбу его сына Шатимана. В бывшем имении Схуркута, принадлежавшем теперь новому правителю, собрался стар и млад со всего Таузера. Простой люд толпился на улице, ожидая своей очереди вручить традиционный в таких случаях подарок князю. В людском море множество голосов сливались в равномерный гул. Недавно избранный правитель Таузера знал, о чем сплетничают его соплеменники. Пять лет назад он, как и многие богатые ассоны отправил своего сына в столицу Ксаура Оксам. Юноши поступали на службу тамошней знати, довольно щедро платившей пришельцам. Многие стремились туда. Доходило до того, что у некоторых ассонов дети не знали родного языка, а многие считали это признаком образованности и культуры.
Молодежь, побывавшая на чужбине, стояла отдельной группой, не желая смешиваться с «отсталыми невеждами». Несмотря на то, что в Ксауре многие из них имели довольно низкий статус, жизнь в Оксаме — печально знаменитом рассаднике порока, наделила их надменностью и высокомерием.
Знать, разряженная в золото, сидела отдельно под навесом. Во главе длинного стола восседал Джут. Размещение гостей строго соответствовало месту человека в социальной иерархии. Более знатные и богатые располагались ближе к главе стола. Тех кто попроще усаживали в самом конце.
Гости вели меж собой неспешные беседы. При том, что каждый из присутствующих в душе ненавидел собеседников, все излучали приветливость и дружелюбие. В то же время, при обращении к менее значимому, в их понимании собеседнику, на лицах проступала надменная и полупрезрительная гримаска. Сложившиеся правила давно превратили подобные мероприятия в состязания спеси и тщеславия. Люди отрабатывали свои роли на совесть, стараясь отвоевать место за столом, оставить за собой последнее слово. Раздуть любую мелочь и попытаться принизить собеседника. Джут всячески поощрял подобное, считая, что разлад среди его подданных облегчает ему контроль над Таузером. Более того, подобная схема взаимоотношений старательно выстраивалась до самого низа.
Ассон, что-либо значивший в обществе регулярно обеспечивал вышестоящих солидной мздой, в свою очередь облагая поборами тех, кто зависел от него. Всегда выйти из этого круга с барышом — таков был смысл этого бизнеса.
Пристойные и спокойные свадебные обряды скрывали кипящие страсти. Собравшиеся, помимо состязания в тщеславии, устанавливали «рыночную цену платежей» и одновременно корректировали правила игры.
Здесь же создавались новые группы по интересам, хотя основу общества все же определяла клановая принадлежность.
Джут фиксировал малейшие нюансы происходящего, зорко отслеживая все изменения. Как умелый дирижер он легко направлял события в нужное ему русло.
Наконец наступил долгожданный момент, когда правителю начали подносить подарки.
Каждый даритель старался превзойти остальных в щедрости подарка, в душе кляня этот разорительный обычай.
Кому-то Джут улыбался, другим прохладно кивал головой. Большинство тех, кто страстно жаждал попасть под очи князя, удостаивались безразличного взгляда и формальных слов благодарности.
Происходил отбор новых фаворитов, падение старых, но в целом в расстановке сил мало что менялось.
Рядовые общинники, для которых верховная власть была священна а личность князя сакральна, не очень сильно разбирались в хитросплетениях этого запутанного клубка человеческих страстей и амбиций. Неся дары, простой люд искренне верил в богоугодность и незыблемость древнего обряда.
