— Что?
Матушка Берхте подула на очаг. Взметнулось пламя, озарив пещеру почти нестерпимо ярким светом. На каждой стене засверкали и заблестели десятки кольчуг — каждая в своем стиле, со своим узором. Искусно связанные из разнообразных сортов проволоки, они разнились плетением и рисунком. На этой — серебристый дракон выпускал из ноздрей медное пламя. На той — замечательно вывязанный грифон взмывал в звездное небо. А третья завораживала взгляд прихотливым узором летящих золотых и алых листьев.
Алмазина ахнула и опустила меч.
— Их все связала ты?
Матушка Берхте ухмыльнулась, обнажив кривые зубы, быстро приподняла с колен половину будущей кольчуги и вернулась к работе. Заблестели, заискрились спицы. Трение и скручивание размягчали проволоку, облегчая работу.
Алмазина тихонько присвистнула, сунула меч в ножны и подошла к стене, чтобы получше разглядеть кольчуги. Матушка Берхте следила за ней, пока глаза девушки не остановились на кольчуге в углу, полузаслоненной массивным шкафом. Кольчуга была старая, слегка проржавевшая и выглядела так, словно ее побила моль, хотя даже матушка Берхте предпочитала не думать, какой моли может оказаться по вкусу чистая сталь.
Провяз, два накида. Провяз, два накида.
Алмазина протянула палец, чтобы потрогать старую кольчугу, и на ее лице мелькнуло лукавство. Матушка Берхте прищурила глаза и продолжала вязать. Девочка явно наслушалась каких-то побасенок. Либо ходила на реку потолковать с отцом Потоком. Слюнявый прохиндей! И Алмазина, уж конечно, очаровала его.
— Вот эту, — сказала Алмазина, снимая со стены ржавую кольчугу.
— Эта тебе не подойдет, девонька, — невозмутимо ответила матушка Берхте. — Она же старая, да и связана плохо.
— А я скромная девушка, — возразила Алмазина тихо. — И потому возьму ее.
Матушка Берхте пожала плечами, не пропустив ни единой петли.
— Это твой выбор.
Алмазина натянула кольчугу через голову, оставив полосы ржавчины на волосах, и торопливо отправилась к выходу. В последний миг она обернулась.
— Спасибо! — искренне сказала она и скрылась из виду.
Нассирскеги что-то проблеял.
— На восходе, думается мне, — ответила матушка Берхте.
У входа в пещеру что-то зазвенело, лязгнуло, и вошла Алмазина с мечом на боку. Рваная кольчуга позволяла увидеть чуть больше, чем следовало. Алмазина была вся в порезах, царапинах и синяках. За ее спиной восходящее солнце сгоняло последние звезды с бледно-голубого неба.
— Не сработало? — мягко осведомилась матушка Берхте.
Провяз, два накида. Провяз, два накида.
— Ты меня надула! — вскричала Алмазина. — Эта кольчуга никуда не годилась! Если бы отец Поток не дал мне огнецветов, чтобы ослепить разбойников, мне бы не уцелеть!
— Я же не советовала тебе ее брать, милочка, — проворчала матушка Берхте. Алмазина открыла было рот, чтобы возразить, но Берхте ее опередила. — Дай-ка я попробую догадаться. Ты решила, что лучшая кольчуга из всех будет сокрыта под видом ржавого хлама. И ты поверила глупым сказочкам, которыми убаюкивают детей.
Алмазина закрыла рот и выставила подбородок.
— Я только хочу спасти моих сестер от этих… этих…
— В таком случае веди себя разумно, — назидательно сказала матушка Берхте. — И вот первый урок: всегда соглашайся только на самое лучшее.
Алмазина расправила плечи.
— Ладно, — отрезала она, стащила с себя ржавый хлам, шагнула к висящим кольчугам и выбрала другую — туго связанную из наилучшей стали и в то же время достаточно легкую. Двуглавый орел гордо красовался в центре сложного узора, и кольчуга мягко посверкивала в свете очага, пока Алмазина в нее облачалась. Матушка Берхте с интересом следила за ней.
Провяз, два накида. Провяз, два накида.
— Спасибо, — буркнула Алмазина и скрылась в проеме.
Нассирскеги проблеял вопрос.
— На закате, — ответила Берхте.
— Поганая старая лгунья! — выкрикнула Алмазина, прежде чем матушка Берхте успела вымолвить хоть слово. Снаружи солнце как раз коснулось горизонта и окрасило облака ярким багрянцем. — Ты сказала, чтобы я соглашалась только на самое лучшее — и вот, посмотри на меня!
Кольчуга была порвана и окровавлена, а на руках девушки багровели борозды новых царапин. Матушка Берхте оскалила зубы и глухо заворчала на тон Алмазины. Алмазина не дрогнула и ответила Берхте не менее свирепым взглядом… Чуть погодя Берхте одобрительно кивнула.
Провяз, два накида. Провяз, два накида.
— Дай-ка я догадаюсь, — сказала матушка Берхте. — На этот раз, чтобы ты спаслась, отец Поток снабдил тебя ягодами взрывники.
Алмазина уставилась на нее.
— Откуда ты…
— Я не дура, девонька, — оборвала ее Берхте. — В отличие от тебя. Разберись в узорах, в зависимостях — и, может, еще победишь.
— А что это, собственно, значит? — огрызнулась Алмазина. — Никакой зависимости тут нет.
— Да есть же, есть! Потому-то ты все еще и не спасла своих сестер.
— Ты взбесилась, как кошка в музыкальной лавке. — Несмотря на гневное порыкивание в голосе, Алмазина тихонечко подобралась почти к самой качалке. Ее голова еле доставала до груди матушки Берхте, хотя та сидела.
Нассирскеги из своего угла бросал на девушку восхищенные взгляды, не переставая жевать клочок сена.
— Ищи зависимость. — Спицы матушки Берхте пощелкивали все чаще и чаще, ее пальцы сливались в единое туманное пятно. — Я уже дала тебе первый урок: соглашайся только на самое лучшее. Второй урок: все повторяется трижды. Ты уже в третий раз успела побывать у отца Потока, судя по тому, что твоя сумка набита сносеменем. А теперь ты в третий раз явилась ко мне. И скоро в третий раз попытаешься спасти своих сестер.
— А как насчет брони?
— Ты уже сгубила две кольчуги, душечка, — проворчала Берхте. — И теперь сама разбирайся. Я их не в подарок вяжу.
— А правда, что ты ложишься в кровать со своим козлом? — внезапно спросила Алмазина.
Берхте на мгновение перестала вязать, протянула руку и ударила Алмазину по лицу. Та закричала и, спотыкаясь, попятилась.
— Не груби, — мягко сказала ей Берхте.
— Ты такая ловкая провидица! — сказала Алмазина, внезапно схватила ее спицу и отпрыгнула. — И конечно, догадаешься, чего я захочу теперь.
Берхте свирепо посмотрела на выход из пещеры, где Алмазина размахивала недостающей вязальной спицей.
— Может, я тоже займусь рукоделием. Ну да ладно. Давай же! Ты знаешь, чего я хочу. Три урока, три посещения, три кольчуги.
Берхте долго смотрела в глаза Алмазины, потом кивком указала на старую ржавую кольчугу, которую Алмазина, вернувшись в первый раз, швырнула на каменный пол. Она оставалась ржавой, но едва Алмазина подобрала ее, как дыры закрылись, ржавчина осыпалась, обнажив сияющие звенья, которые потрескивали и жужжали от переизбытка энергии. Алмазина бросила спицу в сторону качалки. Берхте поймала ее на лету и вставила в вязанье.
