– Потому что без него вы вряд ли получили бы предложение поработать в той конторе, насчет которой я вам сделал намек. Ну-с, за ваше и его здоровье!
За здоровье-то я выпил, но лишь после выпитого понял расклад. Ходили слухи, давно ходили, еще в университете я их слышал: есть, мол, серьезнейшие и сверхсекретнейшие проекты, куда бездетных членов Экипажа просто не берут. Есть резон. Две выгоды сразу: и работник еще на одном крючке, и психология у него уже малость не та, ответственности побольше. У кого как, разумеется…
А у меня – да?
У меня – да, это точно. Несмотря на все мои коленца в обеих жизнях. Не знаю, смогут ли меня при необходимости сломать, надавив на жену и сына, но, надавив на них, надавят и на меня. Уверен. Знаю.
Вот она, обратная сторона семейных радостей! Получите и распишитесь. Кто еще вчера считал себя свободным ровно в той степени, какая ему необходима? Ты? Ну что ж, на вчерашний день ты был прав…
Почему самые простые мысли сплошь и рядом приходят в голову задним числом, да и то с подсказкой?
Конечно, Уставом не предусмотрена общесемейная ответственность – за исключением особых, чрезвычайных случаев. Так ведь и в дело меня зовут чрезвычайное!
Стоп, сказал я себе. Осади назад. Пока еще никуда не зовут. Пока это одни только слова. Плохо лишь то, что действительность научила меня относиться к словам Магазинера с определенным уважением.
Черт побери, рад ли я?
С одной стороны – рад до одури. С другой – страшно. Не за себя – что мне я? Но за Настасью, за Ивана – страшно. Бывает сладкая жуть, но ее сладость смазана хиной и ядом. Хотя… многим ли из допущенных к высшим секретам Экипажа, к святая святых довелось испытать на деле, что это такое – общесемейная ответственность?
Не знаю, скольким. Знаю, что в последние десятилетия – немногим. Иначе робкие и редкие шепотки стали бы громким, давящим со всех сторон неумолчным шепотом.
А главное, нет у меня пути назад. Откажусь – всю жизнь буду жалеть. И Настасье жизнь испорчу, я себя знаю. Значит, соглашусь. Ну конечно же, соглашусь! Но что если вопрос встанет так: твои знания и твои принципы – или твоя семья?
Что?
Знать бы, что тогда.
– А теперь за новые перспективы, а? – Магазинер уже стучал своей рюмкой о мою. – Кстати, строго между нами… Думаю, вам можно довериться. Словом… есть утечка. Не знаю, правда это или нет, но можно сделать кое-какие предположения. Кажется, что-то найдено. Какие-то следы, оставленные чужими, или, возможно, даже артефакты. Но – тс-с!..
– Где найдено?! – От неожиданности я чуть не протрезвел.
– На Луне. Всего в тысяче километров от «Аристотеля».
Я сетую на то, что колода плохо перемешана, только до тех пор, пока мне не придет хорошая карта.
Джонатан СвифтЗвездный городок в ближнем Подмосковье, как ни странно, уцелел при Московском импакте. Ну не чудо ли?
Может, и чудо, а может, и не очень. В любом случае – определенный показатель. Если допустить, что, уничтожая Москву, чужие целились в Кремль как естественный центр города, то они промахнулись метров на восемьсот. Все равно, конечно, потрясающая точность, учитывая природу снаряда, но все же отклонение внушало некоторую надежду и здравую мысль, подкрепленную точными расчетами: чужие не всесильны. Они могут швырять в нас горами, но, по-видимому, бессильны уменьшить естественное рассеяние. Ха-ха! – с горечью крякнут многие. Велика ли разница, куда свалится гора – на Кремль или на Якиманку? Все равно ведь чужие уничтожили город, так какое значение имеют эти мелочи?
Имеют. Выполнить обещанное можно двояко: либо тяп-ляп, как обычно и делают, либо со скрупулезной точностью, от чего у получателя «гостинца» глаза на лоб. Великая точность нужна не сама по себе – она вызывает уважение, если не суеверный трепет. Одной мощи недостаточно. Небрежных господ могут бояться, но уважать не станут.
Москва с ее концентрической структурой позволила уточнить практические возможности чужих. Да, они могущественны и продвинуты, но не равны богам. А значит, надежда не погасла.
Отклонение астероида к югу имело еще одно следствие, менее существенное: умеренно пострадавший от импакта Звездный городок был все-таки не перенесен и не создан с нуля на новом месте, а частью реконструирован, частью отстроен заново. В то время как практически все население еще до удара покинуло пригороды мегаполиса и не вернулось впоследствии, в Звездном кипела жизнь. Я бывал в нем студентом и практикантом. Я приехал туда вновь.
Люди возводят стены; может быть, это получается у них лучше всего. А природные катаклизмы, другие люди или чужие, которые вовсе не люди, эти стены ломают. Но люди все равно строят стены и настилают кровли.
Моему приезду предшествовали два месяца суеты. Сорокина и Штейница я больше не видел, генерала Марченко тоже. Враньем будет сказать, что я скучал по ним. Я хотел дела, а от набранных с бору по сосенке групп редко бывает толк – вот так, сразу. Да и потом, со временем – еще как сказать… Тут нужен особый подход к подбору людей, а нет подхода – нет и группы. Есть я, да Магазинер, да балласт, да бестолковый скрипучий богомол в роли начальника, а это не группа. Это два человека, которым все мешают.
Словом, я был рад. Кажется, я вступил в такую полосу, когда человеку деятельному удается все подряд. К тому времени как Настасья с сыном вернулась домой, похорошевшая и торжествующая – настоящая молодая мать, – я разобрался с выкладками Магазинера, нашел в них ошибку и тоже восторжествовал, но только тайно. Знай наших! Фрол Пяткин не в дровах найден, у него прекрасная наследственность. Не лучший из математиков? Пусть так, зато универсальный ум и вообще голова!
Настасья, по-моему, здорово удивилась, когда я показал себя образцовым отцом, а я просто жил старой памятью и старался компенсировать то, что не смог дать тогда. Экипаж не требовал от меня великих дел, а денежное довольствие шло. Сорокин не давал о себе знать, и затребованный им отчет по Колумбийскому суботсеку я, конечно, не написал. Разок позвонил Моше Хаимович, но лишь для того, чтобы поинтересоваться, все ли у нас в порядке и не нужна ли какая помощь. Ваня не доставлял нам особых хлопот – ну просто идеальный здоровый младенец с хорошим аппетитом, нормальным стулом и не крикун. Знакомые с аналогичным опытом обещали, что это временное явление и крик начнется месяца через три, ну так и три месяца тишины – тоже немало! Хотите верьте, хотите нет, но подчас я даже имел время заняться любезной моей душе космологией и обмозговать кое-какие уравнения, выведенные мною еще до «Крота». Перерывы в работе иной раз бывают полезны: как взглянешь на свою работу свежим взглядом, так сразу видны все натяжки. Словом, это были плодотворные дни, полные настоящего дела, любви и согласия. Я отлично знаю, чего не хватает мужчинам, ревнующим жен к младенцам, – дела им не хватает! У кого оно есть, тот и женскую послеродовую депрессию переживет как мужчина, а не как невротик.
Я не высыпался, давая выспаться Настасье, и был счастлив, потому что не терял времени даром. Космология – это вам не экспериментальная физика или химия, космологу нужен лишь компьютер и к нему голова. А недосып был привычен и Михайле Васильевичу, не то что Фролу Ионовичу. Ничего не попишешь: как бы ни развивалось человечество, на какие высоты не взлетало бы, в сутках все равно будет двадцать четыре часа и ни минутой больше. Если времена изменились, то для меня лишь в одном: никто не требовал от меня виршей. Правда, еще до Эры Экипажа в науке уже можно было подняться высоко, не сочиняя высокоторжественных од коронованным бабам и мальчишкам. И ладно бы те оды всегда нравились адресатам!
А все-таки они здорово помогали. Стал бы Шувалов, а впоследствии Орлов покровительствовать мне, кабы не мои ямбы! Ага, жди. Что мои благодетели понимали в науке? Им нравились мои вирши, а что они не нравились Пушкину, так это его проблемы… Кстати, не очень-то он был и не прав.
Но к делу. В один прекрасный день мне пришел вызов, «и носило меня, как осенний листок». Брюссель, Харьков, Новосибирск, Осака, Канберра, Ванкувер… Настасья огорчилась, а я, не зная, где буду завтра и когда вернусь, посоветовал ей взять сына и пожить пока у моих родителей в Торжке – мама уж точно будет рада понянчить внука. Да и дышится там лучше.
Отдел 334 – так называлась контора, пославшая мне вызов. Даже я никогда не слыхал о ней прежде, что уж говорить о простых смертных. Отдел какого подразделения Экипажа? Неизвестно. Но начальник отдела отчитывался непосредственно перед первым заместителем Капитана и сам входил в Капитанский Совет. Начальника звали Николя Роже Карон, был он француз с узким коричневым лицом, смахивающим в профиль на циркулярную пилу с грубыми зубьями, и уделил моей персоне ровно одну минуту – так, между делом, и не в кабинете, а в коридоре. «Вы пройдете спецподготовку», – только и сказал он с мягким акцентом, а когда я, слегка оскорбившись, начал было перечислять, чему я уже обучен и на что годен, попросту повернулся ко мне спиной. Тот еще фрукт. Много о себе мнит, это точно. Уж я таких повидал! Прыщи на ровном месте.
