Здесь работали прекрасные люди, а у меня и времени-то не было пообщаться с кем-нибудь из них вне службы. Скорость! Быстрота и натиск. Плюс секретность высшего уровня.
Может быть, этот уровень и привел к тому, что вскоре мне присвоили старшего лейтенанта – буднично и деловито. Обмыть звездочки? С кем? И когда?!
Так и не обмыл, утешив себя тем, что уж майорские точно обмою. Вряд ли это время за горами. Странно и подумать, что когда-то между старлеем и майором втискивался капитанский чин, а полтора века назад – еще и штабс-капитанский. Эра Экипажа уменьшила число офицерских чинов, ликвидировав капитана, потому что Капитан – один. Капитан Корабля. С прописной буквы. Есть, конечно, еще капитаны торговых судов и всяческих сейнеров, но они же не офицеры…
Нам, трем субъектам из 334-го отдела, подвизавшимся в Звездном, преподаватели не задавали лишних вопросов. Мы не пересекались с ребятами из отряда подготовки космонавтов. Нас просто учили – сухо, деловито и так интенсивно, как только можно было. Многое казалось странным, нелепым, ненужным. Мы изучали лунный корабль наскоро, тяп-ляп, мы считались пассажирами, а не командой, а я считал, что и этого изучения много. Я поглощал горы информации, отрабатывал всевозможные нештатные ситуации и чувствовал, что при всей полезности практической космонавтики как науки зря теряю время. Его можно было потратить с бо́льшим толком.
Артефакт! Где-то там, к западу от кратера Анаксагор на невидимой с Земли стороне Луны в труднодоступной местности лежало нечто и ждало… кого? Больше всего я боялся, что кто-нибудь доберется до артефакта раньше меня, потому и учился прилежно, как образцовый школяр. Ради этой цели можно было и не то стерпеть.
Да и кто выходит из игры, когда идет хорошая карта?
Если бы змей был запретным, Адам и его бы съел.
Марк ТвенИ снова Южно-Американский отсек…
Космодром Куру – старейший из экваториальных. Это дыра. Она всегда была дырой, включая те времена, когда в ней пытались выращивать сахарный тростник и черные рабы, дуря головы плантаторам, осваивали капоэйру. От Куру совсем недалеко до Кайенны – бывшей, с позволения сказать, столицы Французской Гвианы и не менее страшного места для каторжников, чем Колыма. Местные старожилы уверяли меня, что в Куру еще довольно терпимый климат, – наверное, они бывали в местах и похуже. Я тоже сравнил – с Колумбией – и решил, что хрен редьки не слаще.
Когда французы построили в Куру космодром, дыра изменила облик с дикого на технократический, но все равно осталась гнилой дырой, откуда всякий был рад улизнуть, если только не имел денежных или карьерных видов. И, сотрясая стартовые столы, взмывали из Куру в горячее небо длинные сигары на столбах огня, выбрасывая в космос очередную титаново-углепластиковую каракатицу, битком набитую электроникой и сверхточной механикой…
При Экипаже космодром расширили и добавили инфраструктуры. Получилось тысяча двести квадратных километров, утыканных топливными заводами, стартовыми комплексами и всем прочим, что необходимо для того, чтобы забрасывать в космос «железо». Кое-где сохранились чахлые пальмы, отравленные ракетной химией, да еще пучки колючей жесткой травы на пустырях ни в какую не собирались сдаваться. Растительность изворачивалась, терпела и, наверное, мутировала понемногу, но сопротивлялась. Как и мы.
Несмотря на построенные космодромы в Кении и Новой Гвинее, никто не собирался закрывать Куру. Космические программы Экипажа можно было сравнить лишь с ракетной гонкой столетней давности между СССР и США. После долгих десятилетий расслабленной вялости и непонимания, «для чего все это нужно», человечество вновь рванулось в космос.
Чужие вынудили.
Не стану утверждать наверняка, что без их астероидных гостинцев мы так и кисли бы в сытом убожестве одних, голодной алчности других и без мечты о звездах. Тем более не стану утверждать обратного. Я не гадалка и ценю факты, а они таковы: запертому в Корабле Экипажу стало тесно.
Кто хочет защититься от обидчика, прячась в скорлупку, тот вновь и вновь будет обижен и унижен. Кто хочет защититься, отбивая удары, имеет слабый, микроскопический шанс. Лишь тот, кто лезет в драку и бьет сам, может на что-то рассчитывать – пусть чисто теоретически.
На победу?
Конечно, пока нет. Более того, если мы не станем всячески скрывать намерение когда-нибудь надавать чужим по морде, они столкнут с Землей не трехсот-четырехсотметровый астероид, а десятикилометровый – вот тогда попляшем. Этапу драки должен предшествовать этап накопления сил и – хочется надеяться – ума. Поэтому мы будем хитрить, юлить, изворачиваться, демонстрировать покорность, изображать дурачков – и готовиться. Чужие сами помогают нам в этом, не преследуя нас за космические программы. Они самонадеянны, и неспроста. Глядя на нас со стороны, трудно предположить, что мы умеем учиться.
А мы умеем. Иногда. Под внешним давлением. Чужие, похоже, забыли внести в уравнение себя, а ведь каждый прибор, вмешиваясь в природный процесс, влияет на результат измерения – что уж говорить о влиянии целенаправленном!
Что ж, если чужие настолько самонадеянны, то тем лучше для нас.
А уж если они оставили следы своего пребывания на Луне, вообразив, что мы еще сто лет до них не доберемся, то приходится считать их азартными и не слишком умными игроками. В том случае, конечно, если найденные там следы материальной культуры оставлены ими, а не кем-то еще. И в том случае, если они с какой-то целью не оставлены чужими специально для того, чтобы мы их нашли.
Тогда придется признать, что не такие уж они простаки, завороженные собственным могуществом.
Пока надлежало прояснить именно этот вопрос. И прежде всего изучить то, что оставлено.
Его в любом случае следовало изучить. Идее о том, что космические пришельцы могли оставить послание землянам на другой стороне Луны, исполнилось лет сто. Вряд ли те, кто методично забрасывал нас астероидами, стали бы оставлять нам такое послание, но факт есть факт: именно на другой стороне Луны было найдено нечто странное.
Нашел его дистанционно пилотируемый аппарат класса «Блоха» – четыре килограмма аппаратуры, ракетный движок и центнер твердого топлива. Такими «блохами» научники с «Аристотеля», расположенного близ Южного полюса, изучали ближние и дальние окрестности станции, начав, разумеется, с ближних.
Немало «блох» было потеряно – неизбежные технические сбои вели к авариям. Случалось, что спутник-ретранслятор уходил за горизонт прежде, чем выполнившую задание «блоху» удавалось посадить на специально расчищенную площадку возле лунной базы. Случалось, что «блохе» не хватало топлива на возвращение. А бывало, «блоху» разбивал о какую-нибудь лунную гору зазевавшийся оператор.
В тот раз так и случилось. Но за четыре секунды до столкновения с острым пиком, оседлавшим гребень безымянного хребта в окрестностях кратера Анаксагор, «блоха» передала не очень качественное изображение некоего тускло блестящего объекта, более яркого, чем лунный реголит и скалы.
Был он мал – всего два-три метра в поперечнике, и был он странен: правильный семиугольник. Только в сказках встречаются цветики-семицветики. Кристаллы – если предположить, что на лунной поверхности мог оказаться здоровеннейший кристалл – тоже бывают какими угодно, только не семигранными. В кристаллографии известна гексагональная сингония, но нет гептагональной. Щедрая на выдумку природа не изощрилась создать такое.
Имей Луна атмосферу, для разъяснения странной находки не потребовалось бы много времени: в тот же день слетали бы на вертушке – и порядок. Ипат Скворцов, самый отчаянный пилот Земли, Луны и окрестностей, не добившись разрешения начальства, презрев дисциплину и все инструкции, на свой страх и риск взлетел на спускаемом модуле, достиг места находки, заснял его и вернулся «на последнем крыле», истратив массу горючего в поисках места посадки вблизи артефакта, и все-таки не найдя его. Километров на десять вокруг находки не было ни одной ровной площадки. «Плюнуть некуда, чтобы плевок ровно лег!» – ругался Скворцов, игнорируя обещания начальства списать его на Землю как недисциплинированного разгильдяя.
Конечно, его никуда не списали: пилот-виртуоз всегда нужен. Этот Скворцов был человеком в моем вкусе. Осторожный и боязливый почитатель инструкций может сделать открытие, только если он окружен слепцами.
Первым делом со всего персонала «Аристотеля» взяли подписки о неразглашении. Капитанский Совет был настроен серьезно и меньше всего желал будоражить Экипаж опасными сенсациями. Но то, что оставлено чужими, должно быть добыто и тщательно изучено – тут ни у кого не было сомнений.
«Блохи» сновали над местом находки артефакта, как… блохи. Одна площадочка в конце концов нашлась – почти в четырех километрах к югу от нужной точки. Нашел ее все тот же Скворцов при анализе сделанных с высоты снимков. Компьютер нарисовал рельеф прилегающей местности – увы, никакой луноход не прошел бы там и сотни метров: одни скалы. Ни прямого пути, ни обходного.
