— Объяснит мне кто- нибудь? Что я с привидением встречался?
— Тайфун-хозяин этих мест, — пояснил Свин. — Мы ведь от него сигнала ждем, чтобы тронуться. А он до тебя прикоснулся?
— Нет. А это важно?
— Для тебя жизненно важно. Тайфуна даже монахи боятся.
— Жалко, что я этого раньше не знал. Мне бы с ним потолковать. Может, мне вернуться?
— Я бы не советовал. Он никому не показывается дважды. Да и те, кто его хотя бы раз видят… — Свин замялся.
— Договаривай.
— Ну, это. Не живут долго после этого.
Они посмотрели на него с немым сочувствием. Картазаев почувствовал даже угрызение совести, но насладиться им ему не дали.
С улицы донесся приятный шум джипова движка. Бандюки уезжали.
— А ты говоришь нельзя! Враки все это! — попенял Картазаев.
— Пошли на балкон, глянем! — предложил Мика, и они пошли.
Картазаеву самому было интересно, чем все закончится, и что может сделать дед в старой куртке с мощным джипом с двумя вооруженными бандитами на борту. Они поднялись на этаж и оказались на втором уровне внешней автостоянки.
Джип благополучно докатился до пандуса и устремился под уклон.
Уезжавшая машина была видна как на ладони.
Картазаев хотел съязвить, но не успел, потому что с завываниями подул ветер. Это был самый странный ветер, который когда- либо приходилось видеть людям. Обычно ветер только ощущают, но этот можно было еще и видеть. В полосе нескольких метров воздух высветился и переливался, словно набитый битым стеклом.
С джипа увидели странную мерцающую хрень, которая их быстро нагоняла. А может, услышали, потому что послышался ураганный рев.
Джип резко прибавил, но создалось полное ощущение, что он замер на месте, а на него катится нечто страшное, ревущее и разрастающееся, словно снежный ком.
Джип вильнул в сторону, но не тут то было. Ветер тотчас переменил направление и мощно и страшно уперся ему в бок.
Эффект последовал такой, словно в того угодил кумулятивный снаряд. Дверцы вдавились вовнутрь и вылетели с противоположной стороны. Машину, в буквальном смысле слова, разорвало на месте. За пару секунд все было кончено. На земле остались только колеса.
Играя кусками корпуса и останками тел, перемешивая их с землей, ветер гнал их вдаль. Запоздало рванули остатки бензина, но пламя сразу загасилось в вихревом потоке.
— Хорошая девка была. Жалко, с мужиками не трахалась, — печально проговорил Мика, и все согласно кивнули головами.
В борьбе с крысоловом Картазаев лишился одного ботинка и теперь хромал. Второй ботинок не поднималась снять рука.
Он сидел на мраморном полу и сооружал себе что-то вроде обмоток из найденной скатерти, рассуждая о превратностях судьбы. В рейхстаге полно умных книжек с миллионами полезных советов, а ботинок нет ни одного, и он вынужден ходить босой.
Через какое-то время Картазаев поймал на себе полный сочувствия взгляд Мики.
— У меня батяня тоже хромой был, — сказал тот. — Его хохотун зацепил, когда он на Зябь за лекарствами для меня ходил. У меня как раз ветрянка была.
— А что, на Зяби и лекарства есть? — удивился Картазаев.
— На Зяби есть все. Главное, зайти поглубже. Только там опасно. Знающие люди говорят, дальше начинаются сплошные гнездовища хохотунов.
— Да откуда там знающим людям взяться? — встрял Свин. — Из тех, кто зашел дальше чистилища, никто не вернулся.
— А Вилли Архангел? Он же уцелел. Говорят, что он халат свой с самого могильника принес.
— Враки, — убежденно заявил Мика. — В могильник точно никому не попасть. Монахи его днем и ночью пасут.
— А чего они его пасут? — спросил Картазаев, но как-то вяло, мало ли что там монахи пасут, коров, например.
Но в это время появился Санта и сказал:
— Знак появился!
Все опрометью бросились на знакомую галерку. Рейхстаг был построен рядом с парком, бессистемно заросшим буйной растительностью ржавого цвета.
Парк с двух сторон сжимали проспекты с брошенными машинами и кучами мусора. Будто стремясь раздавить парк, они сужались в перспективе в одной точке — во Дворце.
Дворец возвышался настоящей громадой. Пожалуй, его размеры даже превосходили размеры настоящего Дворца. Хотя кто его знает, кто из них более настоящий и реальный.
— Смотрите — знак! — крикнул Мика, указывая на близлежащий перекресток.
За время путешествия в Вольде Картазаев как-то привык, что ничего нигде не работает. Теперь он воочию убедился, что это не так.
На перекрестке горел красный сигнал светофора. Хотя с начала времени наблюдения прошло длительное время, он так ни разу не сменился.
— Почему красный? — спросил Картазаев.
— По качану, Придурок! — воскликнул Свин. — Будешь вопросы задавать или ехать?
Картазаев запоздало убедился, что все ждут только его, оставив ему место за рулем.
— Почему я? — нехотя спросил он, потому что никогда не любил шоферить.
— Дальше за рулем только водитель имеет право ехать, а то Обервальд не пропустит, — пояснил Свин.
На вопрос почему, он только пожал плечами.
— Нельзя и все тут. Не положено.
Кем положено? На кого?
Картазаев пожал плечами, забрался за руль. Подвигал рычагами и педалями, привыкая.
— Нет, Придурок, ты точно дождешься, что свет сменится! — не выдержал Свин.
Картазаев включил зажигание. Одновременно с заурчавшим мотором, машина рванула с места.
— Класс! — мальчишки зацокали языками от восторга, особенно Мика.
Картазаев выкрутил руль, но не резко, позволяя машине по пологой дуге вписаться в поворот на пандус, когда уже казалось, что они промахнутся, что опять таки вызвало бурю восторга. Хоть и не было особых причин для радости, он испытал подъем. Они не стояли, они ехали. До Дворца не более километра, его видно без бинокля.
Но вся его эйфория сошла на нет, когда Картазаев глянул в зеркало заднего вида. На Санте лица не было. Парень сидел бледный как смерть.
Похоже, его совсем не радовала перспектива оказаться рядом с Дворцом. У Картазаева возникло подозрение, не друг ли он разлюбезного отца Ардалиона. Не послушник ли монастыря?
Ведь Санту Картазаев совсем не знал. Почему его не тронул Ардалион? Может так статься, что это не Картазаев везет Санту, а он его.
Привезет, свяжет и сдаст епископу со всеми потрохами. Получит свои честно отработанные иудины тридцать серебряников и отбудет восвояси, правда не молитвы читать, а водку трескать и баб трахать.
А Картазаева препроводят в отдельную келью, не отягощенную окнами, зато с толстыми дверями. И сидеть там ему, судя по всему, долго.