Дверь ушла вверх бесшумно и резко — он едва успел отпрянуть, чтобы не выпасть в коридор.
Сирена продолжала ныть, хотя и не так надоедливо. Наверное, уши притерпелись.
Костя вылез в коридор, ступил на мягко спружинившую стену. В этот момент в дверном проеме мелькнуло застывшее лицо Рашиды. Девушка вжималась в почти отвесную плоскость пола, судорожно цеплялась за металлические лапы креплений. В глазах ее тускло светилось отчаяние.
Кратов лег на бортик люка и протянул ей руку. Закусив губу, Рашида намертво сомкнула пальцы вокруг его запястья. Еще мгновение, и она оказалась в коридоре. Приникла к нему всем телом, спрятала лицо на его груди. Ее трясло.
— Все отлично, — пробормотал Костя смущенно. — Ты просто молодец.
Он гладил ее по волосам, по горячим обнаженным плечам, и ему не приходилось превозмогать себя. Он не испытывал ничего, кроме нежности. И не было тошно на душе от того, что Рашида рядом, что он ощущает ее близость, и ее дрожь невольно передается и ему. Он хотел этой близости. Рашида была испугана, а он готов был оберегать ее от любых опасностей. Уж он-то ничего не боялся! Поэтому Костя еще сильнее прижал ее, а весь остальной мир какое-то время волен был поступать по своему усмотрению. Хотя бы даже и низвергаться в тартарары.
Ертаулов, не дождавшись помощи, кое-как выбрался в коридор самостоятельно. Он уже накопил достаточно желчи, чтобы врезать Кратову по первое число за его, как старшего по должности, беспардонное равнодушие к драгоценной жизни подчиненного.
Увидев Рашиду в Костиных объятиях, он промолчал и сердито отвернулся.
— У тебя кровь на рукаве, — сказала девушка. — И нос распух. И губы.
— А в остальном полный порядок, — улыбнулся Костя. — Неужели ты боишься высоты, звездоходочка?
— Нет, — шепнула она. — Я боюсь смерти.
— Но мы не погибнем. Еще чего! Нас немножко тряхнуло, однако мы целы, мы летим.
— Тряхнуло… — горько сказала Рашида. — В экзометрии-то?
Пазур, плотно стиснутый страховочными лапами, висел в своем кресле посреди опрокинутого набок центрального поста. Лицо его почернело сверх обычного, глаза закатились.
Рашида сдавленно охнула.
— Первый! — крикнул Ертаулов беспомощно.
— Подождите вы, — сказал Костя. Задрав голову, он отчетливо произнес в пустоту: — Вызываю бортовой когитр!
— Когитр слушает, — ответил ему брюзгливый синтезированный голос.
— Нарушена пространственная ориентация корабля. Прошу устранить крен.
— О нарушении мне известно, — безразлично ответил когитр. — Устранить крен не могу. Повреждены гравигенераторы. Возникнет угроза разрушения корабля.
— Причина повреждения?
— Не установлена. Предполагаю кратковременный контакт с материальным объектом неизвестной природы снаружи корабля.
— Тряхнуло, — сказала Рашида.
— Но мы все еще находимся в экзометрии, — сказал Костя. — Какие еще могут быть контакты!
— Иных предположений не имею, — буркнул когитр.
— Хорошо, — проговорил Костя. — В смысле плохо… Прошу восстановить пространственную ориентацию центрального поста. И вырубите, в конце концов, сирену.
— Выполняю.
Сирена, ухнув напоследок, заткнулась. Сделалось так тихо, что можно было услышать дыхание тех, кто стоял рядом. Да назойливой дробью стучала в висках кровь.
— Оборотись, избушка, к лесу задом, ко мне фасадом, — промолвил Ертаулов. — А я с перепугу про все забыл.
Просторное помещение поста неторопливо повернулось вокруг продольной оси корабля. Стена снова стала, как и положено, стеной, пол — полом. Кратов кинулся к мастеру.
Пазур вперил в него налитые кровью глаза.
— Где вас черти носили? — прошипел он. — В аварийной ситуации вам надлежит сидеть рядом со мной!
Костя попятился.
— Я был в грузовом отсеке, — сказал он ошеломленно.
— Кой дьявол занес вас туда? Где ваше место по бортовому распорядку во время аварии?!
— А что, разве авария предусмотрена программой полета? — тоже разозлился Кратов.
— Нет, не предусмотрена. — Пазур с кряхтением высвободился из объятий страховочных лап, которые тут же втянулись в основание кресла. — Мы пока не дожили до такой роскоши… Но в грузовом отсеке вам нечего было делать. Полагаю, вас там закидало ящиками?
— Вовсе нет, — смутился Костя.
— У вас на лице автограф чего-то тяжелого. И на рукаве. Если бы вы не застряли там, где не следовало, то оказались бы подле меня в нужную минуту. Вдвоем-то мы уж как-нибудь не допустили бы подобного свинарника. Это же хлев! Первый навигатор шарахнулся башкой о пульт и висит вверх тормашками, как обезьяна на пальме, а его ближайший помощник зарылся в трюмное барахло…
— Какая разница, сколько на пальме обезьян, — проворчал Кратов и тут же прикусил язык.
Он чувствовал, что краснеет. Упреки казались ему вопиюще несправедливыми. Но куда ни кинь, выходило, что мастер был прав.
— Крепления выдержали, — вдруг сказала Рашида. — В грузовом отсеке порядок. Никакого барахла.
— Да? — Пазур скорчил гримасу, отдаленно похожую на улыбку. Счастлив слышать… — Внезапно его лицо окостенело, глаза остановились. А голубой контейнер? Он не поврежден?
— Нет, хотя… — девушка растерялась.
— Что, что?!
— В момент аварии он был подвешен на захватах сервомеханизмов. Я собиралась замерить температуру днища. По требованию поставщика. И замерила… Температура была в пределах нормы.
— Итак, на протяжении всей чехарды он болтался на лапах у сервомехов?
— Да… И сейчас тоже. Он даже ни разу не ударился о борт.
— Если не считать, что МЫ ударились о него, — вставил Ертаулов.
— Гм… — Неясно было, доволен мастер или нет. — А после аварии вы не удосужились повторить замер?
Теперь озадаченно замолчала и Рашида. Пазур снова хмыкнул и принялся энергично массировать ладонями отекшее лицо. Лоб у него был рассечен, на виске высыхала дорожка свежей крови.
— Олег Иванович, — заговорил Костя. — Мне кажется, сейчас не до сохранности груза, пусть и самого важного. Пострадали гравигенераторы. Корабль дезориентирован в пространстве…
— Это прискорбно, — оборвал его Пазур. — Но не является поводом для отмены полетного задания. И вы, Второй, не можете судить о значении груза у нас на борту.
— Конечно, не могу! Потому что даже не знаю, ЧТО мы везем. И никто не знает. Так откройте, наконец, страшную тайну, что же в этом голубом контейнере!
Пазур глядел сквозь него, будто и не слышал. Похоже было, что ему никак не удавалось собраться с мыслями.
