– В четырех с половиной или пяти метрах.
– А ведь был еще ближе, когда подавал мне флягу. Я не заметил, что это тебе мешало. Ты ничего не чувствовал?
– Чувствовал.
– Только терпел, как подобает стоику, правда?
Пожав плечами, Раулинс беззлобно ответил:
– Мне кажется, что впечатление от «этого» раз за разом слабеет. Оно все еще довольно сильно, но мне уже легче выдерживать его, чем в первый день. А ты замечал это с кем-нибудь иным?
– Никто другой не собирался наскакивать на «это» дважды. Иди сюда. Смотри. Это мой источник воды. Просто шик. Вот эта черная труба бежит вокруг всей зоны B. Из какого-то полудрагоценного камня. Ониксовая, вероятно. Довольно симпатичная, – Мюллер присев, погладил акведук. – Здесь какая-то система насосов. Тянет воду из глубины, может быть, в сотню километров. На поверхности Лемнос нет никаких открытых водоемов.
– Есть моря.
– Независимо от… но, чего бы там ни было, тут ты видишь один из этих каналов. Каждые пятьдесят метров есть такая штука. Насколько я понимаю, это снабжало водой весь город, а значит, его строителям не нужно было много воды. Водопровода я не нашел, канализации тоже. Хочешь пить?
– Вообще-то нет.
Мюллер подставил ладони под спиральный кран, украшенный затейливой гравировкой. Полилась вода. Он быстро выпил несколько глотков. Когда он убрал руки, вода перестала течь. «Автоматически, как будто что-то наблюдало за нами и знало, когда выключить воду, – подумал Раулинс. – Хитро. Каким же образом это просуществовало миллионы лет?»
– Напейся, – сказал Мюллер, – чтобы уж и позже не чувствовать жажды.
– Я не останусь здесь долго, – сказал Раулинс, но воды хлебнул.
Неспеша они направились в зону А. Клетки были снова закрыты. Раулинс вздрогнул, увидев их. «Теперь бы я ни за что не согласился на подобный опыт», – подумал он. Они нашли скамьи из гладкого камня в форме кресел с подлокотниками. Видимо, они предназначались для каких-то созданий с более широкими спинами, чем у людей. Усевшись, они начали разговаривать. Их разделяло расстояние, достаточное, чтобы Раулинс не чувствовал себя плохо от излучения Мюллера. И все-таки они сидели довольно близко.
Мюллер разговорился. Он перескакивал с темы на тему, порой сердился, порой жалел себя, но в общем говорил спокойно, и речь его была даже интересна. Это была беседа взрослого мужчины, которому небезразличен более молодой собеседник. Они выражали свои взгляды, делились воспоминаниями, философствовали.
Мюллер рассказывал о начале своей карьеры, космических путешествиях, тонких переговорах, которые он вел от имени Земли с колонистами на других планетах. Часто он упоминал имя Бордмена. Раулинс старался не подать вида, что хорошо знает этого человека. Отношение Мюллера к Бордмену было смесью глубокого восхищения и предвзятой обиды. Он до сих пор не мог простить Бордмену, что тот использовал его слабость, послав к гидрянам. «Это нелогично, – подумал Раулинс. – Если бы во мне было столько любопытства и честолюбия, то я сделал бы все, чтобы мне поручили эту миссию. Несмотря на Бордмена. Несмотря на риск».
– Ну что с тобой? – спросил Мюллер в конце. – Ты, кажется, притворяешься менее сообразительным, чем есть на самом деле. Кажешься несмелым, робким, но у тебя есть мозги, старательно скрытые под внешностью прилежного студента. Каковы твои планы, Нед? Что дает тебе археология?
Раулинс посмотрел ему прямо в глаза.
– Возможность понять миллионы прошедших цивилизаций, рас. Я так же увлечен этим, как ты своим делом. Я хочу знать, как и почему все это происходило. И почему так, а не иначе. И не только на Земле и в нашей Солнечной системе. Везде.
– Хорошо сказано!
«Ну да, – поддакнул про себя Раулинс. – Чарли, наверное, оценит этот мой прилив красноречия».
– Может быть, я смог бы пойти на дипломатическую службу, как это сделал ты. Но вместо дипломатии я выбрал археологию. Я думаю, что не пожалею. Ведь столько интересных вещей можно открыть здесь или в другом месте. А ведь мы только начинаем осматриваться в космосе.
– В твоем голосе слышан запал.
– Ну да.
– Приятно слышать. Это напоминает мне мои собственные слова в молодости.
Раулинс вспыхнул:
– Но чтобы ты не питал иллюзий, что я такой уж безнадежный энтузиаст, я скажу тебе искренне. Мною руководит скорее эгоистическое любопытство, чем абстрактная любовь к знаниям.
– Понятно. Грех простимый. Ну что ж, мы действительно не очень отличаемся друг от друга. С той, конечно, разницей, что между нами… лежит… сорок с лишним лет. Но ты не слишком доверяй своим увлечениям, Нед. Не слишком доверяй своему внутреннему голосу. Летай к звездам, летай. Радуйся каждому полету. А в конце концов тебя сломает так же, как и меня. Но еще не скоро. Когда-нибудь… А, может быть, и никогда… Кто знает? Не думай об этом.
– Постараюсь не думать, – он чувствовал теперь сердечность Мюллера, нить к настоящей симпатии. Но была, однако, еще эта волна кошмара, бесконечного излучения из нечистых глубин души. Волна, ослабленная расстоянием, но ощутимая. Движимый жалостью, Раулинс оттягивал ту минуту, когда ему надо будет сказать то, что он должен сказать.
Разозленный Бордмен всячески торопил:
– Ну, давай, парень, принимайся за дело! Возьми быка за рога!
– О чем ты задумался? – спросил Мюллер.
– Я думаю как раз о том, как это грустно, что ты не хочешь нам доверять… и что так враждебно относишься к человечеству.
– У меня есть на то право.
– Но ты не можешь всю жизнь прожить в этом лабиринте. Ведь есть какое-то другое решение.
– Дать себя выбросить вместе с мусором.
– Слушай, что я тебе скажу, – Раулинс глубоко вздохнул и сверкнул широкой открытой улыбкой. – Я говорил о твоем случае с врачом нашей экспедиции. Этот человек – специалист по нейрохирургии, ему знаком твой случай. Он утверждает, что теперь лечат и такие болезни. В последние два года был открыт новый метод. Можно найти и изолировать источник этого излучения, Дик. Он просил, чтобы я уговорил тебя. Мы заберем тебя на Землю. там тебе сделают операцию, Дик. Операцию. И ты будешь здоров.
Это сверкающее, остро ранящее слово среди потока деликатных слов попало прямо в сердце и пронзило его навылет. Вылечить! – эхом отразилось в темных стенах лабиринта. Вылечить. Вылечить! Мюллер почувствовал яд этого искушения.
– Нет, – сказал он. – Чепуха. Вылечиться невозможно.
– Почему ты так уверен?
– Знаю.
– Но наука эти девять лет шла вперед. Люди исследовали, как устроен мозг. Познали электронику мозга. И, знаешь, что они сделали? Построили в одной из лабораторий гигантскую модель… пару лет тому назад… И провели там всякие опыты с начала до конца. Наверняка, им будет страшно интересно, чтобы ты вернулся, потому что благодаря тебе они смогли бы узнать, верна ли их теория. Если ты вернешься именно в таком состоянии, в каком ты сейчас… Тебя прооперируют, затормозят твое излучение. И докажут, что они правы. Ты ничего не должен делать, только полететь с нами.
