Теперь они невинны, они больше не преступники, они стали едины с Джиджо. Со временем они даже могут быть обновлены, заслужив благословенный редчайший шанс – второй шанс подняться к звездам.
Людей, младшую разумную расу, появившуюся на Джиджо, раздражает то, что они не встречались с глейверами как с мыслящими, говорящими существами. Даже хуны и уры появились здесь слишком поздно, чтобы знать их в лучшей форме, когда, как говорят, глейверы обладали могучим интеллектом и способностью к глубокой расовой памяти. Глядя, как их потомки роются в наших помойках, трудно представить себе расу межзвездных путешественников, патронов трех благородных кланов клиентов.
Какое отчаяние привело их сюда и заставило искать спасение в забвении?
Устные легенды г'кеков утверждают, что это результат финансовых неприятностей.
Некогда (утверждают предания г'кеков) глейверы принадлежали к тем редким племенам, которые обладали способностями к общению с зангами – водорододышащей цивилизацией, существующей отчужденно от общества рас, которые дышат кислородом. Эта способность позволила глейверам выступать в качестве посредников и принесла им огромное богатство и престиж. Но одна-единственная ошибка в контракте лишила их удачи и вызвала огромный долг.
Говорят, великие занги терпеливы. Долг следовало выплачивать в течение семисот тысяч лет. Но проценты были так велики, что глейверы и их любимые клиенты были безнадежно обречены.
Глейверы могли продать только одно, самое драгоценное, что у них оставалось.
Это были они сами.
Собрание легенд Семи на Джиджо. Третье издание.
Департамент фольклора и языков.
Библос. 1867 год изгнания
Корабль вскоре улетел, подняв, как и во время посадки, тучу обломков нашего бедного разорванного леса. За ним следовал торнадо, как будто призрачная рука самой Джиджо пыталась схватить и удержать его.
Увы, этот отлет не послужил причиной для радости, потому что экипаж обещал вскоре вернуться. И подтверждение этого обещания находилось рядом с оставленным им при посадке шрамом – черный куб размером с половину полета стрелы, без всяких внешних черт, кроме рампы, ведущей к зияющему люку.
Поблизости располагались два хрупких матерчатых павильона, перенесенных с Собрания по просьбе звездных богов, оставшихся после отлета корабля. Один павильон служил местом переговоров, а второй, больший по размерам, для “осмотра образцов”. В этом павильоне уже работала небольшая группа людей-пришельцев, скармливая черным загадочным машинам образцы жизни Джиджо.
Все собравшиеся испытали шок. Несмотря на призывы мудрецов к единству, многие расы и кланы раскололись, все искали убежища у своего племени. От одной группы к другой переходили посланники, переговоры велись в глубокой тайне. И лишь посыльных самой младшей расы – людей – все отвергали.
В этот момент никто, даже треки, не желали разговаривать с людьми.
В середине дня река углубилась в страну каньонов. Словно вспомнив о каком-то срочном поручении, вода торопливо понеслась меж берегов, заросших колючими кустарниками, прижимаясь к изъеденным склонам. Сара помнила эти пустыни по детским походам за окаменелостями вместе с Ларком и Двером. Хорошие были времена, несмотря на жару, несвежую еду и вездесущую пыль. Особенно когда с детьми была Мелина, до того, как продолжительная болезнь не погубила ее, превратив Нело в старика.
Мягкий акцент их матери, вспомнила Сара, по мере продвижения на юг становился все заметней. И открытое небо никогда не вызывало у нее страха.
Экипаж Хауф-вуа, напротив, с каждой лигой продвижения на юг все больше тревожился, особенно после утреннего эпизода бессмысленного пиратства у разрушенного моста. Моряки – хуны явно предпочли бы переждать день под каким-нибудь скальным навесом. Но капитан, с громким выделением газов из своего фиолетового мешка, напомнил им, что это не прогулочный рейс с мусором, а срочное дело для всей Общины.
Преобладающий западный ветер обычно наполняет паруса корабля, идущего вверх по течению. Там, где течение становится сильнее, расположены тщательно замаскированные ветряные мельницы, и их операторы помогают кораблю подниматься: мельницы улавливают ветер с высоких холмов и направляют его в нужную сторону. Но первая такая мельница пролетела мимо, никто не вышел из стоящей по соседству хижины, никто не ответил на призывы, а полмидура спустя оператор следующей мельницы не успел закончить приветственную церемонию, как река унесла Хауф-вуа за пределы досягаемости.
Как тяготение времени, подумала Сара. Тащит тебя в будущее до того, как ты готова, и оставляет позади след сожалений.
Если бы только жизнь позволила ухватиться за дружеский буксирный трос, вернуться в прошлое, получить шанс изменить свой поток жизни.
Что бы она сделала, если бы получила возможность прожить заново последние год-два? Помогло бы знание будущего отвратить сладкую боль, когда отдаешь свое сердце туда, где ему не место? Даже зная характер Джошу, могла бы она отказаться от этих месяцев бурного счастья, когда она делала вид, что он может принадлежать только ей?
Могло ли такое знание помочь спасти его, сохранить ему жизнь?
Незваный и нежеланный, из памяти возник образ. Воспоминание о том дне, когда она бежала из крепости Библоса, сжимая свои книги и таблицы, убежала домой, в древесный дом над дамбой Доло, чтобы погрузиться в науку.
– черные знамена, плещущиеся на ветерке, который пролетает над тяжелыми каменными крышами замка…
– жужжащие воздушные змеи натягивают привязь, бормочут свои жалобы во время церемонии размельчения Джошу и других жертв чумы…
– высокая светловолосая женщина, только что прибывшая на корабле из далекого города Овум, стоит у носилок Джошу, исполняя долг жены, накладывает на лоб извивающийся тор, который превратит смертную плоть в сверкающий кристаллический порошок…
– спокойное холодное лицо мудреца Теина, обрамленное гривой волос, похожих на буйурскую сталь; мудрец прощает Саре ее неблагоразумное поведение, ее “увлечение” простым переплетчиком… и возобновляет предложение о более подходящем союзе…
– ее последний взгляд на Библос, на высокие стены, блестящие библиотеки, поросшие лесом склоны над городом. Часть ее жизни, пришедшая к концу так же бесповоротно, как если бы она умерла.
Прошлое полно горечи, говорят Свитки. – Только тропа забвения ведет к окончательному Избавлению.
