Антон согласился, решив, что так действительно разумнее. К тому же телохраны наверняка знали к кому обратиться в Барраже насчет каравана.
— Про меня ничего не хотите спросить? — поинтересовался, на скорую руку выдумывая легенду.
— Про тебя и так все ясно, — сказала Инга, переглянувшись с мужем. — Ты беглый каторжник. Судя по всему из военных, говоришь складно и коротко. К тому же пуза нет. Наверняка тоже будешь в охранники набиваться.
— Ты не дрейфь, — сказал Кай. — Документы там не спрашивают. Слишком мало желающих сунуть голову в пасть льву.
— Только я не один, — осторожно сообщил Антон, наблюдая за их реакцией. — Со мной конь.
Телохраны встретили появление Ивана без удивления, подтверждая мысль, что мегалакские кони на Шарагде и не такая уж редкость.
— Далеко до Барража? — спросил Антон.
— На твоем скакуне за пару часов доедем!
Под укоризненным взглядом Ивана они влезли на него все втроем.
— Спасибо! — кисло поблагодарил он.
Коротая дорогу, Антон поинтересовался у спутников:
— Про каких клоунов вы говорили? Почему вы их так боитесь? Они что такие страшные?
— А я знаю, как они выглядят? — Невежливо огрызнулся Кай. — Их кто увидит, уже ни о чем не сможет рассказать. Зарежут своими острыми ножичками да съедят. Перегон весь в костях.
— С ножиками они здорово управляются, — уважительно подтвердила Инга. — Метают, говорят, так, что муха не увернется. По самую рукоять нанижут, но не вытаскивают, а осторожно так, медленно, взрезают человека, как птичью тушку. Великий К.Г. его подери!
Антон слышал странное имя во второй раз и спросил, о ком идет речь.
— К.Г.- не коронованный Амир, — уважительно сказал Кай, но удостоился болезненного тычка от Инги.
— Не мели ерунды, — оборвала она. — Амир у нас только один. К.Г. это самозванец.
— Кто он все-таки такой?
— А шут его знает, — признался Кай. — Все только и говорят — К.Г., а кто он или что — никому про то неведомо. Кто его боится, кто боготворит. В Барраже не вздумай про него даже заикнуться — повесят.
На окраине Барража сидел дервиш, замотанный в тридцать три слоя одежды.
Шаровары имели многочисленные прорехи, сквозь которые проглядывали все новые шаровары, и каждый раз нового цвета. Более всего неизвестный ценил красный и оранжевый цвета.
— Таможня, — вальяжно сказал мужичок и сплюнул под ноги. — Слазьте с коня. Откель идете?
Несколько толстых мужчин с дубинами в руках, присутствующих неподалеку, всем своим видом демонстрировали нейтральность. Но что — то говорило путникам, что таможня-это серьезно.
— Мы идем из Чикан — вилла, — откликнулся Кай. — А этот господин…
— Тоже из Чикан — вилла, — быстро добавил Антон.
— Да? — Подозрительно покрутил носом таможенник, он у него оказался длинным и острым, видно, профессиональное, чтобы лучше чуять контрабанду. — Как там поживает Долгий — Гам, все так же портит воздух своим необъятным гузном?
— Уже не портит. Его зарезали пьяные возчики три года назад.
— Да? — Удивился мужичок. — Как бежит время! Три года! Так значит, у вас до сих пор есть возчики? Следовательно, и керосин есть для самодвижущихся повозок? У нас уже давно забыли, что это такое. А в Барраж зачем пожаловали? Раз у вас такая распрекрасная жизнь, даже керосин есть.
— Хотим наняться в охрану каравана. Не скажешь ли любезный, не снаряжается ли какой караван в Перегон в ближайшее время?
— Может и снаряжается. Идите на постоялый двор к Чуме. Там сейчас Поджидай — Камень собирает таких же безмозглых людей, как вы, которым не дорога жизнь и которые готовы испытать на себе адскую жаровню Перегона.
Но когда они хотели пройти, были остановлены.
— Платите пошлину, лодыри!
— У нас ничего нет.
— А если найду? — палаш Кая у него интереса не вызвал, зато инвертор он изучал долго и пристально. — Что за контрабанда. На рею захотели, бродяги? Таких висельников в Чикан — вилле отродясь не держали. Пирамидку конфискую в пользу короля. Проваливайте отсюда, покуда я комесов не позвал.
Инвертор было жалко до слез. На его настоящую стоимость можно было купит весь Барраж. Да и оставлять такую опасную штуку в чужих руках тоже не стоило. Антон одной рукой придержал «таможню», другой выдернул из цепких загребущих пальцев роковую призму.
— Ты чего? — заорал дервиш, и толстые как по команде двинулись к ним.
Антон вывернул из инвертора всю внутреннюю начинку себе под ноги и раздавил.
Потом сунул оставшуюся пирамидку обратно мужику.
— Таможенный сбор уплачен! — заявил он.
— Чтоб тебя клоуны на Перегоны сожрали! — крикнул им дервиш вслед.
Дома Барража представляла собой каркасы, затянутыми полиэтиленом, реже, картоном.
Увеселительные заведения могли похвалиться стенами из жести и светлого металла, скорее всего, дюралюминия. На вывесках не было букв, только вырезанные фигурки.
Судя по ним, все девицы имели бюсты нестандартного размера.
Случайный прохожий, одетый в тряпье, но в напяленном поверху начищенном медном панцире, на вопрос, как пройти к постоялому двору Чумы, указал на кривоватую улочку, конец которой терялся за поворотом.
— Идите прямо, до самого конца, пока не упретесь в железные врата, где косорыловку продают. Но вам туда не надо. Да и косорыловка тамошняя дрянь. Вам надо поворотить направо и опять идти до конца, до следующих железных ворот, где упыря третьего дня побили. Но вам туда опять-таки не надо. Круто завернете направо, там и быть Чуме. Поторопитесь, а то до ночи не успеете.
Взяв коня под уздцы и выполняя рекомендации незнакомца, они пошли бы прямо, но улочка так безбожно петляла и разветвлялась на бесчисленные никем не учтенные тупики, что они вскоре сбились с пути, и ни вопросы о том, где косорыловку продают, ни про упыря, ничем делу не помогли. На вопросы про Чуму все только делали большие глаза. Но когда они продолжали путь, им смотрели в спину, точно провожали в последний путь.
Одновременно, Антон чувствовал, что за ними следят. Кому они спонадобились?
Видно за версту, что денег у них нет, великий К.Г. их подери.
Опять нескончаемой чередой потянулись убогие мазанки, казавшиеся порождением чьей-то болезненной фантазии. Хлам, отбросы цивилизации, насмешка над разумом.
Кай периодически грозил палашом кому-то в темноте.
— Мутант, — пояснил он. — Увязался за нами, гад.
— Чего он хочет?
— Сожрать он нас хочет. Надеется, что мы испугаемся, побежим, и кто-нибудь из нас отстанет.
— Что все так серьезно?
