В углу комнаты стоял стол, за которым сидел высокий человек в одеждах траурно-черного цвета с белым шарфом на шее. Его по-лошадиному вытянутое, костлявое лицо могло бы показаться измученным, если б не пугающее выражение одержимости.
Блэйн твердой походкой шел вперед, пока не оказался у самого стола.
— Так ты Финн, — сказал он.
— Ламберт Финн, — поправил его тот низким голосом профессионального оратора, который, даже отдыхая, не может не быть оратором.
Блэйн достал руки из карманов и положил их на край стола. Он увидел, что Финн глядит на запекшуюся кровь и грязь.
— Тебя зовут, — произнес Финн, — Шепард Блэйн, и я знаю о тебе все.
— И даже то, что я собираюсь тебя убить?
— Даже и это, — подтвердил Финн, — По крайней мере, я это могу предположить.
— Но не сегодня, — сказал Блэйн, — потому что завтра я хочу посмотреть на твое лицо. Хочу видеть, как ты все завтра проглотишь и переваришь.
— И это все, зачем ты пришел? Больше тебе нечего сказать?
— Странно, — признался Блэйн, — но в данный момент никакого другого повода мне на ум не приходит. Я даже не могу объяснить, зачем, собственно, я пришел.
— Может, предложить сделку?
— Это мне и в голову не приходило. У тебя нет ничего, что бы ты мог мне дать.
— Может, и так, мистер Блэйн, но зато у вас есть то, что нужно мне. За что я готов прилично заплатить.
Не отвечая, Блэйн смотрел на него.
— Ты участвовал в похищении звездной машины, — сказал Финн. — Я хочу знать цели и задачи. Мне нужно сложить куски воедино. Твой рассказ может стать отличным свидетельством.
— Однажды я уже был в твоих руках, — хмыкнул Блэйн, — но ты дал мне ускользнуть.
— Все этот трусливый доктор! — яростно воскликнул Финн. — Испугался шума, побоялся за репутацию своей больницы.
— Лучше надо подбирать людей, Финн.
— Ты мне не ответил, — нахмурился Финн.
— Это насчет сделки? Дорого обойдется. Слишком дорого.
— Я могу заплатить. А тебе деньги необходимы. У тебя нет ни гроша, а «Фишхук» висит на пятках.
— Всего час назад, — сказал Блэйн, — «Фишхук» меня связал и собирался убить.
— Но ты убежал, — произнес Финн, кивая, — И убежишь в следующий раз. И еще раз, может быть. Но «Фишхук» никогда не остановится. При теперешнем положении вещей у тебя нет никакой надежды.
— Разве только у меня? А у кого она есть? Может быть, у тебя?
— Я говорю только о тебе. Ты знаком с некой Гарриет
Квимби?
— Очень близко.
— Так вот, — ровным голосом сказал Финн, — она агент «Фишхука».
— Ты с ума сошел! — закричал Блэйн
— Успокойся и обдумай это. Думаю, ты согласишься, что это правда.
Они стояли, глядя через стол друг на друга, и молчание стояло между ними, словно живое существо.
Вдруг в мозгу Блзйна вспыхнула мысль: а не убить ли его сейчас?
Убить его будет совсем не трудно. Такого убивать легко. Не только за его убеждения, но и его самого как личность.
Для этого надо только вспомнить о расползающейся по земле ненависти. Для этого надо только закрыть глаза и представить, качающееся среди ветвей тело, покинутый лагерь, где вместо крова — растянутое на кольях одеяло и на обед — рыба на сковородке; указывающие в небо обгорелые пальцы печных труб.
Он поднял руки со стола, затем опустил их обратно.
И, не задумываясь, неожиданно для себя, совершенно непредвиденно он сделал то, чего никогда не сделал бы. И уже делая это, он знал, что это делает не он, а тот, другой, спрятавшийся у него в мозгу.
Потому что то, что он сделал, никогда не сделал бы ни один человек на свете.
Очень спокойно Блэйн произнес:
— Меняюсь с тобой разумом.
Высоко в небе луна плыла над обрывами, а в речной долине беспокойно ухала сова, временами перемежая уханье с самодовольным хихиканьем, и ее крики гулко разносил свежий от начинающегося морозца ночной воздух.
На краю кедровой рощи Блэйн остановился. Деревья, вцепившись корнями в землю, скрючились, изогнулись и были похожи на старых, горбатых гномов. Блэйн замер, прислушиваясь, но слышны было только уханье совы и слабый шелест упрямых листьев, никак не желающих облетать с ветвей стоящих под холмом тополей. И еще один звук, настолько слабый, что трудно было решить, действительно он слышится или нет, — далекий, едва различимый шепот эльфа, а на самом деле голос могучей реки, несущей свои воды вдоль подножий залитых лунным светом обрывов.
Блэйн присел на корточки, укрывшись под разлапистыми кедрами, и снова сказал сам себе, что погони за ним нет, что никто его не преследует. «Фишхук» временно выведен из строя, потому что сгорела фактория. А Ламберт Финн… В данный момент — кто угодно, только не Ламберт Финн.
Без малейшей жалости Блэйн вспомнил выражение глаз Финна, когда он обменялся с ним разумом, остекленевший, полный ужаса взгляд, ошеломленный этим непрошеным вторжением, этим сознательным осквернением могущественного жреца и великого пророка, рядящего свою ненависть в тогу религии или того, что Финн пытался выдать за религию.
— Что ты сделал! — закричал он тогда, охваченный страхом. — Что ты со мной сделал!
Потому что его коснулись и обжигающий холод чужого разума, и его абсолютная бесчеловечность, и ненависть, исходящая от самого Блэйна.
— Все! — объявил ему Блэйн. — Отныне ты уже не Финн. И человек ты тоже только отчасти. Теперь ты — частично я, частично — существо, которое я нашел в пяти тысячах световых лет отсюда. И я очень надеюсь, что теперь придет конец тебе и твоим проповедям.
Финн открыл рот и снова закрыл его, не произнеся ни звука.
— А сейчас я уйду, — сказал ему Блэйн, — и ты, во избежание недоразумений, меня проводишь. Ты обнимешь меня, как вновь обретенного брата. И по дороге будешь говорить со мной, как с наилюбимейшим другом детства, а если это у тебя не получится, я сумею объяснить, во что ты превратился.
Финн стоял в нерешительности.
— Во что ты превратился, — повторил Блэйн, — И репортеры внизу запишут каждое слово.
Этого довода для Финна оказалось достаточно, более чем достаточно.
И они вместе прошли по коридору, спустились по лестнице, пересекли фойе, а репортеры ошарашенно глядели на нежно держащих друг друга под руки, оживленно беседующих друзей.
Они вышли на улицу, озаренную все еще полыхающей факторией, и двинулись, будто прогуливаясь и обмениваясь пожеланиями напоследок, по тротуару.
А затем Блэйн скользнул в переулок и побежал в сторону обрывистого берега реки.
«И снова я бегу, — подумал Блэйн, — просто бегу, не имея никакого плана. Правда, были и передышки, и я все же нанес пару ударов по планам Финна. Лишил его наглядного пособия, с помощью которого он собирался доказать злонамеренность и вредоносность паракинетиков; влил в его разум новые сознания; и теперь, что бы Финн ни делал, он уже никогда не сможет быть узколобым эгоманьяком, как раньше».