— На Востоке есть хорошая поговорочка на этот счет: «Верблюда на свадьбу приглашают не вкушать. Он знает… Ему не пить там и не плясать, а воду таскать».
— Не спорю, — выходя вместе с Беннучи, хохочет Доменико.
Но не Беннучи, не Тополино ведать не ведали, что на этот раз верблюд был приглашен, чтобы вкусить.
…В приемной, нетерпеливо прохаживаясь из угла в угол, его дожидался Вазари.
— Наконец-то! Еще бы утром заявился! — не слушая сбивчивых объяснений нотария, напустился он на него.
Придирчиво осмотрев со всех сторон молодого человека и, видимо, оставшись довольным, прокуратор, не меняя сердитого тона, приказал ему следовать за ним. У самых дверей, ведущих в апартаменты папы, он, также по-хозяйски, велел, стоявшему там служке отворить их.
— Вот он, Ваше святейшество! — подтолкнув Доменико вперед, объявил прокуратор.
— Я его знаю, — положив мягко ладонь на голову склонившегося к его руке нотария, произнес папа. — Он, действительно, хороший католик и добросовестный работник.
После нескольких ничего не значащих вопросов: Откуда он родом? Где учился грамоте? кто его родители? — Его святейшество обратился к Вазари:
— Себастьяно, мне жалко терять такого работника.
Тополино похолодел. Неужели в переписанных им документах он допустил серьезный огрех, за что прокуратор поставил вопрос о его увольнении. Впрочем…
— Разумеется, жалко, Ваше святейшество, — слышит он как сквозь сон ответ епископа. — Мы и не собираемся его терять. Пройдет время, и из него, я так думаю, получится хороший стряпчий.
— Тогда он станет претендовать на твое место. Не боишься? — шутит папа.
— Неужели я доживу до того дня? — намекая на свой возраст, отшучивается Вазари.
— Доживешь, Себастьяно. Доживешь.
— Если вы прикажете.
— А как вы, Доменико, проводите свой досуг? — интересуется вдруг Его святейшество.
— Никак. Его у меня не бывает.
— Небось… вино… девочки…, хитро прищурившись, смотрит он на нотария.
— К вину у меня отвращение. Меня от него поташнивает. На девочек же нет времени, — честно признается Тополино.
— И тот… — обращаясь к прокуратору говорит папа, — И тот божился, что у него с этим все в порядке.
— За этого, Ваше святейшество, я ручаюсь, — отзывается Вазари.
Тополино ровным счетом ничего не понимал. Кто это «тот»? О чем они? Причем здесь он? И зачем его вызвали сюда?
— Ты знаешь, почему мы пригласили тебя сюда? — словно догадавшись, интересуется папа.
— Нет, Ваше святейшество.
— У нас, в Болонье, в университете, произошла неприятная история. За разврат и пьянство отчислен наш студент…
Доменико, как ни старался, так и не мог еще сообразить, куда гнет понтифик.
— Так вот. По рекомендации Его преосвященства, — папа махнул рукой в сторону прокуратора, — и по моему благословению, мы решили послать вас занять место этого студента.
— О! — не верил ушам своим Доменико и, упав на колени, облобызал полы платья Его святейшества Климента восьмого.
— Смотри не подведи меня, — сурово промолвил папа.
— Никогда! Ни за что!..
— Да пребудет с тобой Господь. Ступай.
— Позвольте и мне откланяться, Ваше святейшество. Неотложных дел много, — попросился Вазари.
Уже в коридоре, не глядя на семенившего рядом нотария, прокуратор строго спросил:
— Куда сейчас?
— Домой.
— Нет, сынок! — резко остановился он. — Тебе сейчас зевать нельзя. Бери документы не медля! Я замолвлю за тебя словечко… А завтра поутру — в почтовую карету, и в Болонью. Бенуччи как раз скачет туда. Я прикажу ему захватить тебя…. Если промедлишь, сынок, у тебя на глазах твою фортуну вырвут другие. У них есть сильные покровители. Они смогут переломить папу…
…Домой он вернулся поздно. Пришлось оббегать все кабинеты службы. О существовании некоторых из них он и понятия не имел. Не будь Вазари, канцелярщики папства задержали бы его здесь самое малое на неделю. И тогда точно стянули бы у него из под носа его фортуну. Их нисколько не трогала предъявляемая нотарием, подписанная самим Климентом восьмым, бумага. Мол, такой-то за казенный кошт направляется учиться правоведению в Болонский университет. Они откладывали ее в сторону и грубовато, указывая на выход, говорили:
— Придешь завтра. Поближе к вечеру.
Тогда Тополино вытаскивал записку, коей снабдил его прокуратор. В ней было всего два слова, один восклицательный знак и подпись.
«Сделать срочно! С. Вазари»
Эта неказистая записочка имела большую силу. Она была могущественней документа за подписью папы… Прочитав ее, канцелярщики все как один преображались в ангелочков с певучими голосками и, не сходя с места, выдавали все, что требовалось от них.
Усталости, правда, Доменико нисколечко не чувствовал. Охваченный неожиданно свалившимся на него счастьем, он готов был «три раза по трижды» пройти через этих чертовых канцелярщиков! Собраться ему ничего не стоило. Все нужное лежало в сундуке. «Да, сундук! — спохватился он. — Там же Ноланец».
Заперев дверь, он с великой бережливостью и тщанием, лист за листом, стал извлекать его оттуда… Теперь с Ноланцем разбираться было гораздо легче. И не заметно для себя Тополино снова с головой окунулся в них забыв даже о том, что спозаранок ему в дальнюю дорогу. Потрескивающие над ухом свечи, мерцающие мягким золотистым светом, вдруг вздрогнули от пахнувшего со стороны окна порыва ветра.
Доменико посмотрел туда и… не поверил глазам. Это потом, уже в дороге, анализируя происшедшее, он понял: страха в тот момент он не испытывал. А удивиться удивился. Да еще как! Он закрыл и открыл глаза, и стукнул себя по щеке, чтобы убедиться, что не спит.
Нет, он не спал. Точно, не спал. Он все это видел наяву…
В подрагивающей отсветами свеч темноте, у хозяйского шкафа, стоявшего рядом с закрытым окном, напротив зеркала, — стоял человек. Силуэт его был четок, а вот рассмотреть лица незнакомца он никак не мог.
— Кто ты? — совершенно спокойно спросил Тополино.
— Мое имя Логик. Оно тебе ничего не скажет, — сказал силуэт.
— Занятное имя, — прыснул Логик.
— Твое не менее странное, — добродушно усмехнулся незнакомец.
— Не буду спорить, — сказал Доменико. — Хотя мне оно нравится.
— А мне мое.
— Как ты здесь оказался, Логик?
— Долго объяснять. Главное — я здесь.
— Ну, проходи, будешь гостем, — посулил нотарий.
— Спасибо. Я не надолго, — отказался ночной гость.
А с чего бы, позвольте полюбопытствовать, именно ко мне?
