– Оно? – зачем-то спросил Репей.
Алексеев, счастливо смеясь, затряс головой так, что слёзы полетели во все стороны.
– Надо же! – Проводник наклонился к зверьку-самураю. – Ты верил, что у нас получится?
Тот ответил непристойным куплетом и шумно затрещал хвостом-веером.
– А ты? – Репей взглянул на алконоста. – Хотя ты-то должен был верить.
– Я знал, – сказал алконост.
В это время треснула малахитовая скорлупа.
Птенец был уродлив, как все птенцы хищных птиц. Несоразмерно большие головы бессильно мотались на мокрых тонких шейках, клювы разевались, демонстрируя яично-жёлтое нутро, слепо таращились затянутые белёсой плёнкой глазки, разъезжались слабые лапы, и только металлическая бляшка на груди яростно горела имперским золотом.
– Кажется, у этого чуда должна быть корона, – заметил Репей.
– Будет! – пообещал Пётр Семёнович.
* * *
Через два дня птенец вовсю жрал мух и червяков, пронзительно орал, если кормёжка задерживалась, и больно лупил клювами по подставленному пальцу. Ножки и шейки у него окрепли, глазки прояснились, на зачатках крыльев начали появляться крошечные пёрышки, а коготки отвердели. Алексеев вился над ним, как орлица над орлёнком, соревнуясь в проявлениях материнского инстинкта с алконостом. Тот больше не проронил ни слова, сколько Репей ни пытался его разговорить.
Проводник скучал. От ловли насекомых он сразу отказался, объявив, что в оговоренные функции это не входит. Он вообще относился к птенцу без приязни и едва ли не настороженно. Когда Алексеев допытывался, почему так, отвечал уклончиво, а после особенно настоятельных расспросов признался, что всегда был в принципиальных неладах с государственной властью, отчего и сбежал однажды сюда.
– С одной стороны, вроде, в Отечестве живёшь, а с другой – поодаль.
Пётр Семёнович неодобрительно хмыкнул и, размахивая сачком, побежал ловить кузнечиков.
Ещё через день Алексеев засобирался в дорогу. Он соорудил на дне своего рюкзака пуховую берложку и наловил полный садок всевозможной летающей, прыгающей и ползающей живности.
– Пора выдвигаться, – сказал он Репью, усадив возмущённо пищащего на два голоса птенца в подготовленное гнёздышко.
– Родина заждалась? – Проводник посмотрел на бравого «туриста» с иронией.
– Не нужно так, Виталий, – мягко попросил Алексеев.
– Хорошо, не буду, – серьёзно сказал Репей и переглянулся с алконостом. – Откроешь окно?
Алконост захлопал крыльями и пронзительно заклекотал. В нескольких метрах от гнезда закрутился маленький горизонтальный смерч, начал укорачиваться, одновременно расширяясь и как бы выворачиваясь наизнанку. Наконец раздался хлопок, и на месте исчезнувшего смерча появилось багровое, словно печной зев, жерло «окна».
– С ума сойти! – воскликнул Алексеев, запоздало опомнился и прикрыл рот рукой. – Простите, Виталий.
– Да ладно. Я и сам, когда в первый раз увидел, не сдержался.
– Слушайте, но если можно вот так, запросто… какого чёрта мы тащились сюда так долго?
– А это, дорогой Пётр Семёнович, пусть останется для вас загадкой. Если разгадаете, вернётесь. По рукам?
– По рукам! Так я могу идти?
– Вперёд! – сказал Репей. – Да садок не забудьте. Наши-то букашки проверенные, экологически чистые, а у вас там цыплёнка ещё неизвестно чем кормить будут. Заработает расстройство желудка – вся страна передрищется.
Алексеев натужно рассмеялся.
* * *
Усик антенны колебался медленно, словно преодолевая сопротивление жидкости. На его конце балансировала большая, очень красивая – белая с алым – бабочка. Репей присел рядом с вешкой на корточки. Девушка лежала в коконе собственных русых волос, как пасхальное яичко в гнезде алконоста. Репей посмотрел на её ступни. Татуировки исчезли без следа, пяточки были младенчески-розовыми. Мёд в чашечке пупка приобрёл золотистый цвет. Репей опустился на четвереньки и лизнул мёд языком.
Девушка поёжилась от щекотки и хихикнула.
– Я жениться собираюсь, – сообщил Репей её светящемуся лицу. – Сказали, что у вас, в Медведевском уезде, лучшие невесты.
– Ну и как, правда? – спросила девушка, открывая глаза.
– Похоже на то, – сказал Репей и подал ей руку.
Высоко в лазурном небе, невидимый с земли, истошно пел жаворонок.
Сергей Соловьев
Замки на горах
Вступление. Когда много путешествуешь, возникает соблазн – поверить в правоту «восточных» религий. Все – иллюзия, все – декорация, покрывало Майи, и только. Иллюзии, однако, создаются сознанием, и не так непроницаемы для анализа, как реальность – в предположении, что она существует. Это небольшое эссе – о переплетении иллюзии с реальностью. Сюжет, в сущности, очень ограниченный. Несколько реальных замков (в большинстве своем, на горах, в соответствии с названием) и пара замков литературных, например, замок из известного романа «Замок» Кафки. Чем не патентованный образец иллюзии?
В большинстве своем замки, о которых идет речь, находятся на территории бывшей Австро-Венгрии или по соседству, иными словами, в краях, хорошо известных Кафке. Это Петроварадин в Новом Саде (ныне – в Сербии), Пражский Град, Братиславский замок (ныне – в Словакии) и Кёнигштайн в Саксонии (недалеко от Дрездена, по соседству с чешской границей). Конкретный выбор достаточно случаен – связан с тем, что видел автор эссе, но замки эти принадлежат обширной, хотя и не очень четко определенной категории «замков на горах австро-венгерского типа».
Впрочем, автор не исключает, что, наметив тему, он сделает затем несколько шагов в сторону обобщения – разговор об иллюзии предполагает некоторую размытость границ.
Где находился замок Кафки? Конкретное расположение не так уж и важно. Используя выражение нашего мистика-визионера Даниила Андреева, где-то в пространстве австро-венгерской метакулыуры. От неопределенности места описание не становится менее выразительным.
«Весь Замок, каким он виделся издалека, вполне соответствовал ожиданиям К. Это была и не старинная рыцарская крепость, и не роскошный новый дворец, а целый ряд строений, состоящий из нескольких двухэтажных и множества тесно прижавшихся друг к другу низких зданий, и, если бы не знать, что это Замок, можно было бы принять его за городок. К. увидел только одну башню, то ли над жилым помещением, то ли над церковью – разобрать было нельзя. Стаи ворон кружились над башней» (Франц Кафка. Замок. Перевод Р. Райт-Ковалевой: Ф. Кафка. Избранное, М. Радуга, 1989, сс. 153– 329, гл. 1).
Под горой, разумеется, находится город или деревня. Последнее ближе по сюжету к роману Кафки. Герой Кафки смотрит на замок именно из такой деревни.
