«Блохи» сновали над местом находки артефакта, как… блохи. Одна площадочка в конце концов нашлась – почти в четырех километрах к югу от нужной точки. Нашел ее все тот же Скворцов при анализе сделанных с высоты снимков. Компьютер нарисовал рельеф прилегающей местности – увы, никакой луноход не прошел бы там и сотни метров: одни скалы. Ни прямого пути, ни обходного.
Ах, если бы Луна имела атмосферу!
Инженерная задача: как заполучить Семигранник для исследования, используя только ту технику, что есть в наличии? На колесном транспорте не пробиться, а ракетная техника не предназначена ни для десантирования людей тросовым способом, ни для перетаскивания грузов на внешней подвеске.
Ответ: да, в общем-то, никак.
Скворцов клялся, что с закрытыми глазами посадит модуль на ту площадочку. Он же убеждал руководство в том, что сможет пройти по скалам четыре километра до Семигранника и вернуться.
Ему категорически запретили даже думать об этом.
– Взгляните сюда. – Начальник подготовки нашей группы Мефодий Семенович Гришкин, пожилой клинический сухарь и буквоед, чуждый, как мне представлялось, всему человеческому, сдернул покрывало с некоего механизма, покоящегося на подставке. – Узнаете?
Если не считать ракетного сопла, в механизме было что-то членистоногое. Он лежал на брюхе, но, похоже, мог приподняться на лапах и побежать, куда ему прикажут. Хотя… не при земной силе тяжести – сразу видно, что лапы тонкие, сервомоторы слабосильные.
– Капитально модернизированная лунная «блоха», – определил я.
– Почти правильно. Это «паук», замороженная пять лет назад разработка. Действующий макет. Летные характеристики несколько хуже, чем у «блохи», зато есть некоторая возможность работать на лунной поверхности. Пилотирование – либо дистанционное, либо Слепком. Теоретически тут должен стоять сменный блок. – Наклонив седую голову, Гришкин ткнул в блок пальцем. – Реально его нет. В свое время от «паука» отказались ввиду экономии средств. Разработали «кобылку» для астероидов, а что до Луны, то решили, что для нее пока и «блох» хватит. Н-да… Поскольку не хватило, пришлось вернуться к «пауку», но уже на новом уровне, с учетом наработок по «кобылке». Первые три аппарата поступят со дня на день. Испытания изделия будут проведены на Луне. Придется проводить их по усеченной программе – время не ждет. Учтите, сменного блока управления на опытных экземплярах изделия не предусмотрено, поэтому с вас будут сняты Слепки…
Мы переглянулись. Нас было трое, и аппаратов ожидалось три. Кто-то из нас доберется до Семигранника первым… Кто бы это мог быть? Я понимал: скорее всего, жребием распорядится какая-нибудь случайность, она и выберет первого. Так обычно и бывает. И все же от людей зависит не так уж мало…
Ощутил ли я азарт? Конечно. А вы бы не ощутили?
Но и холодок пробежал по коже. Слепок, значит… Мое «я», засунутое в электронную требуху «паука», слетает к артефакту и исследует его вблизи – попробует на зуб, так сказать. А если «паук» застрянет там, не в силах вернуться? А если он свалится в какую-нибудь лунную расселину и его не найдут? Веселенькая перспектива – ждать неизбежного конца от разряда батарей и понимать, что вряд ли кто-то придет на помощь…
А в это время мое первое и главное «я» будет как ни в чем не бывало сидеть в уютном помещении «Аристотеля» и в ус не дуть. Какой такой Фрол Пяткин? Да вот он я. Ах, тот… А что стряслось?.. Да? Ну и черт с ним, я-то тут!..
– Полагаю, в конструкции «паука» предусмотрено устройство для самоуничтожения? – спросил я.
– Нет. – Мефодий Семенович быстро взглянул на меня. – Во избежание возможного повреждения артефакта при самоуничтожении аппарата такого устройства не предусмотрено. Нет также функции самоотключения. Вас это беспокоит?
– Отчасти, – слегка покривил душой я, не рискнув соврать: мол, нисколько. Никто бы не поверил моему вранью.
– Однако Слепок можно выключить дистанционно…
Понятно. При условии работоспособности приемной аппаратуры. Почему, черт побери, Слепок лишен возможности сам прекратить свое существование? Это жестоко.
Прошли еще недели. В скверах Звездного начали желтеть листья. Настасья сообщала, что с Ванечкой все в порядке, и жаловалась, что ужасно соскучилась. Хотел бы и я выкроить толику времени, чтобы поскучать! Мы тренировались на симуляторах и зубрили матчасть, как какие-нибудь курсанты. По существу, мы ими и были. Будет ли нескромным указать, что я усваивал материал быстрее и качественнее двух моих коллег?
Нисколько. Вот так всегда и бывает видно, кто чего стоит, и при чем тут, спрашивается, скромность?
Потом был экзамен – и Куру…
И много предстартовой мороки, и взлет.
Настасье я сказал в трубку, что звонить мне в течение нескольких дней будет бесполезно. Нет-нет, ничего опасного, просто рабочая необходимость, поцелуй Ванечку. Когда приеду? Как только, так сразу, но знаешь, что это такое – служба?
Она знала. Она была воспитанницей Экипажа, как и я. Она, ее родители и наш сын могли точно так же погибнуть от небесного удара, как и миллионы других людей. Я не мог сказать ей, чем занимаюсь, и она не спрашивала, хотя, может быть, догадывалась. Но не все ли равно, над чем я сейчас бьюсь и какие горы тщусь своротить? Служба – в любом случае служба. Это то, что нужно Экипажу. Нам всем. Людям Земли. Так называемому человечеству.
Настасья могла бы, конечно, вслух заподозрить меня в том, что я нарочно не спешу вернуться домой, – но это было бы глупо и чисто по-бабьи. Как я был рад, что она смолчала!
Я думал о ней, когда шел предстартовый отсчет, и первые секунды после отрыва тоже думал. Потом сконцентрировался на ощущениях – все-таки это был мой первый полет в космос. Ничего особенного. Вибрация и медленно растущая перегрузка. Четыре «же» – отнюдь не подарочек, но жить можно. На центрифуге в Звездном я вкусил прелести восьмикратной перегрузки и остался в первом приближении жив, но восхитился мужеством первых космонавтов – им приходилось испытывать и двенадцатикратную. Крепкие были ребята, что духом, что телом.
Ничего нештатного не случилось. На десятой минуте крылатый носитель отстыковался с легким толчком и ушел вниз, в атмосферу, а в корабле наступила невесомость. Забавное чувство, и это все, что я могу о нем сказать, потому что меня почти все время основательно мутило. Командир разрешил нам поплавать по кабине, но только ничего не трогать руками, а я и плавать не стал – боялся, что меня стошнит. Но когда через два часа мы легли на курс, вновь появилась тяжесть и усмирила мой желудок.
Разгонный импульс вдавил меня в кресло, после чего заработал ионник, и мое тело стало весить не больше гантели для гимнастики. Маловато, но лучше, чем ничего. Лишь грузы по старинке движутся к Луне и от Луны по инерционным траекториям – людей возят с ускорением. Тут двойная польза: во-первых, сокращается время подготовки кандидата в лунатики, поскольку нет особой необходимости тренировать его в невесомости, во-вторых, уменьшается время полета, что тоже немаловажно. Чем меньше времени проведет человек вне радиационных поясов Земли, тем лучше. В «Аристотеле» живут и работают не меньше сотни человек, и если двое-трое из них схватят по пути к Луне или обратно смертельную дозу из-за дурацкой вспышки на Солнце – это никуда не годная статистика.
Сеансы связи, контроль самочувствия, тупое глазенье в крошечные иллюминаторы – и так сорок часов, если не считать еще одного короткого периода невесомости на полпути к Луне, когда корабль разворачивался кормой к нашему естественному спутнику. Интересно? Пожалуй, да, но только на один раз. Я точно знал, что на обратном пути буду отчаянно скучать и превращусь в малоприятного типа, если мне не удастся поработать хоть над чем-нибудь.
Придется, видно, как-то исхитриться.
Экипажу – двум пилотам и бортинженеру – было не до нас, пассажиров. Лишь краткие инструкции: сиди тут, туда не лезь, это руками не трогай, ходи осторожно, не прыгай, а главное, не докучай разговорами… Ей-богу, как будто мы дети малые, не прошедшие никакой подготовки! Наверное, с их точки зрения, наша подготовка и впрямь смахивала на бесконечно малую величину. Может, оно и так, но все равно было обидно.
Зато лунная поверхность оправдала все мои эстетические ожидания. Нацеливаясь на «Аристотель», корабль шел по почти меридиональной орбите на высоте каких-нибудь двадцати километров, и мы буквально отпихивали друг друга от обращенного к Луне иллюминатора. Казалось бы, что такое Луна? Холодное, мертвое, давно известное тело, довольно хорошо изученное, – а вот поди ж ты! Мы восхищались и радовались, как дети малые, впечатленные невероятной четкостью открывшейся картины. Видели ли вы, как подсвеченный косыми лучами вал кратера словно парит в пустоте, не прикрепленный к поверхности, а вокруг него, особенно в самом кратере, лежит густая чернота, и кажется, что там вообще ничего нет? Что значит отсутствие атмосферы!..
