На этом фоне информация о том, что какая–то наглая сволочь откупорила законсервированную шахту прямо на марсианской поверхности, никого не удивила. Группа F шла на перехват без особого удовольствия, но кто–то же должен был это сделать. То, что ждало усиленную бригаду Attack Force у Красной планеты, адмирала Успенского совершенно не волновало.
А вот то, что мог увидеть Эбрахам Файн на Цербере, беспокоило Рашена весьма. Потому что контрольный маяк сам по себе не замолкает. Даже разлетись Цербер на кусочки, маяк успел бы встревоженно пискнуть. Возможно, одно из ударных крыльев группы F смогло бы при желании расстрелять хитрую железку до того, как она засечет приближающиеся корабли. Но пираты так виртуозить не умели. Они ловко прятались среди каменных глыб Пояса, а в открытом космосе воевали посредственно.
И вообще, любой корабль, построенный в пределах Солнечной, просто не имел вооружения, способного прихлопнуть маяк одним импульсом.
Поэтому адмирал Рашен на подходе к Марсу нервничал. И даже известие с Земли о том, что он стал дедом вполне нормальной девчонки, не привело его в приятное расположение духа. Тем более что сообщение от сына пришло сухое и официальное. Игорь Успенский отца не любил. Не мог простить ему профессию военного астронавта, холодного и расчетливого убийцы, от чьих рук гибли марсиане, среди которых у Игоря были друзья.
Таких виноватых без вины, как Рашен, на «Тушканчике» хватало. У Фокса на Марсе погиб дядя, после чего от бедняги Майкла навсегда отвернулась мать. С Кенди сестра принципиально не разговаривала. Слегка ненормальный брат Линды, насмотревшись по Сети новостей с марсианского фронта, дождался, когда родственница спустится вниз, и чуть ее не задушил. Технику Ди Ланца, любившему когда–то заходить в пиццерию неподалеку от базы Орли, дважды прямо там били морду его импульсивные соплеменники.
Это все были люди, которые провожали астронавтов на войну, как героев. Нормальные люди, вполне хорошие. Просто за то время, что астронавты провели далеко от дома, в сознании тех, кто оставался на Земле, произошел крутой поворот. И члены экипажей группы F оказались к нему совершенно не готовы. Они делали свою работу, полагая, что действуют от имени всех землян, таких же, как они, рядовых держателей акций.
А вышло на поверку что–то совершенно другое.
* * *
Утвержденный адмиралом флота план операции по зачистке поверхности обрушился на Рашена так неожиданно, что тот даже выругаться толком не сумел. Группе F оставалось полчаса до начала торможения, когда терминал разразился сообщением о приеме кодированной информации чрезвычайного характера. Рашен включил дешифровку и с неудовольствием отметил, что новая вводная – а в том, что это именно она, адмирал не сомневался – будет готова к чтению за несколько минут до начала маневра.
Рашен поспешно вызвал начальника штаба.
– Получил? – спросил он.
– Угу, – буркнул Эссекс.
– И что делаешь?
– Как это что – раскодирую, что еще…
– Послушай, Фил, что это может быть?
– Мерзость какая–нибудь, – без тени сомнения заявил Эссекс. – Иначе зачем ее посылать сразу в два адреса?
Рашен на секунду задумался.
– Умно, – кивнул он. – Соображаешь, Фил.
– И как мы к этому отнесемся? – осторожно спросил Эссекс.
– Почитаем сначала, – вздохнул Рашен. Ему очень не хотелось предполагать худшее, но они с Эссексом уже поняли друг друга без лишних слов. Приказы Адмиралтейства всегда поступают строго по Уставу – командиру лично конфиденциально. А дальше он уже сам доводит содержание приказа до подчиненных в части, их касающейся.
Но сегодня начальник штаба получил копию документа. Дело пахнет жареным. Разумеется, адресованный Эссексу приказ не начнется со слов типа «если командир группы проигнорирует данное распоряжение или отдаст его в искаженном виде, арестуйте командира и обеспечьте неукоснительное выполнение». Это уже не нужно, хватит и того, что у Эссекса перед глазами копия. Сам факт раздела ответственности на двоих заставляет командира делать, что приказано. Особенно когда между командиром и начальником штаба есть разногласия. А Эссекс и Рашен были, на взгляд Адмиралтейства, просто ходячей взаимной обструкцией.
– Тормозить–то будем? – поинтересовался Эссекс.
– Я же сказал – почитаем сначала! – огрызнулся Рашен, дал отбой, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
– Ходовая рубка, сэр! – гавкнул динамик. – Готовность к торможению пятнадцать минут.
– Ходовой рубке – ждать, – устало сказал Рашен.
– Виноват, сэр? Да, сэр! Ходовой рубке – ждать… Господин адмирал, разрешите обратиться? Нам что, пересчитывать торможение или как?
– Что еще за «или как»? – процедил Рашен. – Ты где находишься, астронавт? Ждать! Mudak!
– Ай–ай, сэр!
– Скотина… – пробормотал Рашен, непонятно к кому обращаясь. Ему стало немного стыдно. Он сам распустил людей, привив им тягу к инициативе, а теперь готов был сорвать дурное настроение на подчиненном, который ничего особенно крамольного и не сказал. Но именно сейчас Рашен предпочел бы, чтобы на месте этого капитана за пультом сидела его бывшая начальница психопатка Марго. Она была профессионалом старой школы и умела ничему не удивляться. Потому что в годы ее курсантской молодости слишком откровенное удивление несуразному приказу из человека еще в училище выколачивали. Руками его же менее независимых сокурсников. Причем если в мужском училище только били, то в женском могли от избытка фантазии устроить и что–нибудь похлеще.
Цель преследовалась по военным меркам благая – научить подчиняться, не рассуждая. Поставить в строй и зафиксировать на месте. Но курсанту Успенскому, которого и так постоянно шпыняли за то, что русский, размеры мордобоя показались завышенными. Он вообще это дело не одобрял, потому что, в отличие от многих, умел добиваться своего убеждением. Став офицером и завоевав авторитет, он много сил потратил на то, чтобы порядки в училищах стали либеральнее. А теперь иногда жалел об этом. Прослужив на флоте больше четверти века и оказавшись во главе ударных сил, он уже почти не использовал былое знание психологии, нажитое потом и кровью. Лейтенанту Успенскому, чтобы воевать и выживать, требовались подчиненные–друзья. Адмиралу Рашену для того же понадобились винты и гайки.
Сам–то он почти не изменился за эти годы. Поменялся характер задач.
– Здесь Боровский, сэр. У нас проблема?
– Ждать, – в который раз сказал Рашен. На этот раз – благодарно.
– Понял? – спросил в ходовой рубке Боровский расстроенного капитана, принявшего «скотину» в свой адрес. – Давай, все пересчитывай к едрене матери. В первую очередь посчитай–ка разворот к Земле. И на всякий случай – выход к Поясу. Да, на крайняк посмотри еще обход Марса по касательной с пролетом над точкой. Осознал? И расслабься. Сам нарвался. Мог бы и самостоятельно все решить, не задавая дурацких вопросов.
