— За мной! — Интуитивно угадывая дорогу, Согомак бросился к изрытым стенам, стремительно полез наверх. Примолкнув, спутники поспешили следом.
Будь это цефал, он наверняка бы почувствовал путешественников. Или давно бы уловил аромат загруженных в баулы продуктов. А уж тогда песенка тараков была бы спета. Однако Нор их не обманул. Это был калон, и мелочевка вроде шмыгающих под ногами тараков его абсолютно не интересовала. Чуть покачиваясь, шерстью подметая пол и стены, чудовище гулко протопало мимо. Сверху посыпалась земляная крошка, почва ощутимо содрогнулась. Как показалось Согомаку, размерами зверь превосходил цефала втрое или даже вчетверо. Во всяком случае теперь нетрудно было поверить, что этот тоннель прорыл именно калон.
Какое-то время путешественники еще прижимались к камням, прислушиваясь к удаляющемуся топоту. Спускаться вниз совершенно не хотелось. Вероятно, каждый представил себе, что будет с тараком, на которого опустится ноженька такого исполина.
— Раздери меня на части!.. Кто это?
— Калон, — шепотом произнес Согомак.
— Какой еще калон?!
— Самый обычный. Заявился сюда и вырыл эту норку.
— Но ты нам ничего о нем не рассказывал!
— Не уверен был, потому и не рассказывал. Пурги уверяли, что тараков он не трогает, а остальное меня не интересовало.
— Ничего себе — не трогает! Меня чуть шерстью со стены не смахнул.
— Но ведь не смахнул же, — Согомак вяло улыбнулся. — Думаю, нам лучше здесь не засиживаться.
— Это точно!
Торопясь и оскальзываясь, путники полезли вниз. Согомаку даже не пришлось подавать команду, — в путь-дорожку тараки припустили более чем резвым шагом.
* * *
Далее все протекало вполне буднично. Оставив проход за спиной и двигаясь вдоль кромки багровых скал, путешественники очень скоро добрались до подножия Слоистых Гор. Если кто и не знал первопричину столь странного названия, то очень быстро недоумения рассеялись. Каменная поверхность, мимо которой они шли, сплошь и рядом неестественно вспучивалась. На частых изломах легко просматривалась многослойная структура скального массива. Пожалуй, лучше других Согомак знал коварство подобного рельефа. Любое, даже самое простенькое землетрясение колебало и расшатывало рыхлые склоны. Выветрившиеся слои начинали один за другим оползать, затирая неосторожных селян, смешивая привычные тропы и открывая каверны, о которых ранее никто не догадывался. Жители здешних мест шаткость своего положения обсуждать не любили, как не любили и заглядывать далеко вперед. Никто не рыл основательных пещер, не сооружал хижин. Ютились в тех же случайных кавернах, прикрытых ветхими плитами, а от Вихрей и прочих невзгод прятались кто где, полагаясь на случай. Лучше других аборигены знали, что катакомбы не способны защитить их от внешних невзгод. Бывало, те же Вихри лупили по горам совершенно вслепую, в крошево разбивая непрочные породы, выкашивая целые семьи поселенцев. Нищие, вконец опустившиеся жители к подобным смертям относились с удивительным равнодушием. Цена жизни в этих краях скатывалась до абсолютно ничтожных величин. Раба или рабыню можно было купить за ковригу ямуса, а можно было обойтись и вовсе без ковриги, забрав тех же рабов силой. И никому из участников похода даже в голову не приходило напрашиваться к кому-либо из хозяев в гости. Очень уж убогонькими выглядели местные лачужки — даже хижина покойного Умника вспоминалась как роскошь.
Стоило путешественникам углубиться во дворы, как их окружила толпа малолетних попрошаек. Крохотные и грязные ребятишки крутились под ногами, все враз нескладно балабоня. Таращась на баулы путешественников, они протягивали худые и грязные ручонки, цеплялись за лямки. В конце концов Беана не выдержала и подала самым маленьким несколько кусочков ямуса. Этого не следовало делать, но Согомак не успел ее предупредить. Ямус немедленно исчез среди немытых тел, и уже через пару мгновений, рыча и визжа, сборище нищих смешалось в единый безобразный ком.
— Видали, как оно у нас! — Почесывая голое пузо, возле дерущихся остановился морщинистый тарак. Позевывая, он безучастно глазел на кучу-малу, и было ясно, что подобное зрелище ему не в диковинку. — Ишь, как стараются, голозадые! Скоро и у нас научатся грызть друг дружку.
— Грызть?
— А то как же! Если одни начали, почему другим нельзя?
— Ты о чем это, дед? — Согомак прищурился.
— Знамо, о чем. Это они поначалу только кусаются, а чуть подрастут и войдут во вкус. Про каннибалов-то все наслышаны. Вот и эти мозгляки когда-нибудь приохотятся. Как говорится, лиха беда — начало.
Проводнику подумалось, что страхолюдного дедушку имеет смысл порасспрашивать подробнее, и пока его спутники с руганью пытались разнять сцепившуюся детвору, Согомак шагнул к старику поближе.
— А что ты, отец, слышал про каннибалов?
— Да то и слышал, что жирует тут одна банда. Десятка три или четыре головорезов. Носятся по окрестностям, уводят кого ни попадя в полон. Причем выбирают, слышь, самых плотных да ядреных. Почему и не боюсь гулять за околицей — знаю, что на стариков они не зарятся.
— Сам-то их видал?
— Я — нет, а сосед видел. Говорит, страшные. Морды кровью красят, на руках браслеты из вражьих челюстей, на шеях бусы из тарачь-их зубов. В общем, дикари дикарями. — Старик снова поскреб живот. — По слухам, близко где-то ходят. Может статься, и вы с ними встретитесь.
— Типун тебе на язык!
— Типун не типун, а новеньких они, надо сказать, привечают. С нас-то что взять? Да ничего. Как говорится, ни внутри, ни снаружи. А вы — другое дело: и откормленные, и здоровые, и с добычей. Таких они любят… С голодухи, конечно, можно и нас пробовать, но разве с вами сравнишь?
— Зачем же здесь остаетесь? Ждете, когда всех сожрут?
— А что делать-то?
— Идите в пещеры, под землю наконец.
— Это что же, к калону в гости? Нет уж, спасибочки! Это вы, молодые да шустрые, ничего не боитесь. А нам уже поздновато трогаться с места.
— Значит, каннибалы лучше калона?
— Может, и лучше. Я так смекаю, каннибалы — те же тараки, а значит, можно и договориться. Опять же — не всех они хватают, все больше выборочно. Вот и получается, что больным да худым бояться нечего. Разве что огольцов десяток-другой прихватят со двора, так и это не беда. Нам же спокойнее будет. Сам видишь, что вытворяют! Таких не больно-то жалко…
— Ну, стервецы! — Загнанно дыша и баюкая на груди прокушенную руку, из кучи-малы выдрался Гунт. — Сопливцы, а зубы, как у цефалов.
— А я что говорю! — Старик обрадованно встрепенулся. — Учатся гаденыши жизни! Постигают науку. Скоро, глядишь, своих каннибалов вырастим. Тогда и чужие соваться не будут.
