Дубль улыбнулся в ответ.
— Скоро прибудет более быстрое транспортное средство.
— Блудный сын! — Корженовский радушно обнял Ольми в вестибюле Нексуса. — Прости, что послал за тобой дубля. Ты ведь неспроста схоронился, а?
Стоя перед учителем и не желая ему отвечать, Ольми испытал нечто похожее на стыд. Ему все еще приходилось поддерживать равновесие в голове, следить за имплантами, отданными ярту.
— Где Мирский? — спросил он, чтобы уклониться от ответа.
— С Гарри Ланье. Через два часа — собрание Нексуса. Выступление Мирского перед полным залом. Но он желает сначала поговорить с тобой.
— Он настоящий?
— Такой же настоящий, как я.
— Это меня пугает. — Ольми кое-как изобразил ухмылку.
— Потрясающая история. — Видимо, Корженовскому было совсем не до шуток. Он перевел взгляд на стену из натурального астероидного железа: там, в глубине за полированной поверхностью, молоком растекалось его отражение. — Ничего не скажешь, наделали мы дел.
— Где?
— В конце времен, — ответил Корженовский. — Помнится, несколько сот лет назад, проектируя Путь, я подумывал о такой возможности… Тогда мне это казалось нелепой фантазией: неужели у моей затеи могут быть такие далекие последствия? И все-таки эта мысль не давала покоя. В глубине души я ждал, когда кто-нибудь вернется, точно призрак.
— Значит, вернулся.
Корженовский кивнул.
— Он ни в кого не тычет пальцем и не обвиняет. Даже вроде бы рад, что возвратился. Почти как дитя. И все-таки мне жутковато. Представляешь, какая теперь на нас ответственность? — Корженовский снова скосил на Ольми изучающие глаза. — Разве ты откажешься помочь?
Ольми машинально помотал головой. Он столько задолжал Инженеру, что не расплатится вовек. Корженовский сотворил его судьбу, открыл ему глаза на горизонты. Но он не знал, как его план — тщательно продуманный и необратимо приведенный в действие — может быть воспринят Корженовским.
— Учитель, я всегда к вашим услугам.
— В ближайшие месяцы, а то и сегодня, если ситуация позволит, если Мирский так же понятно расскажет свою историю Нексусу, как и нам, я буду рекомендовать открытие Пути.
Ольми лишь улыбнулся краем рта.
— Понимаю твою иронию, — вежливо произнес Корженовский. — Нас ожидает серьезное противодействие.
«Похоже, — решил Ольми, — никто не понимает ситуацию, даже мой наставник». Вряд ли стоило пускаться в объяснения. Видимо, тут уместнее вежливо-упрекающий тон, просто чтобы прощупать Корженовского, убедиться, что он ничего не упустил из виду.
— Надеюсь, вы не обидитесь, если я предположу, что такой исход вас не очень огорчает?
— Есть азарт и вызов, — ответил Корженовский, — а есть мудрость. Я что есть сил держусь за мудрость. Кому из нас больше всего не терпится вернуть то чудовище?
— А кто из нас на самом деле хочет взглянуть последствиям в глаза? — спросил Ольми.
Из лифта вышли Ланье с Мирским и направились к ним. Мирский подошел первым и с выжидательной улыбкой на лице протянул Ольми руку.
— Мы незнакомы, — сказал он. Ольми несильно пожал его руку — теплую, человеческую.
— Вы наш дежурный исполнитель, — произнес Мирский, и Ольми не до конца понял свою реакцию на его выбор слов. Мирский помолчал, изучая его лицо. — Вам ясны проблемы? Или нет?
Ольми ответил, но не сразу.
— Возможно, некоторые.
На лице русского отразилось явное недоумение.
— Вот как?
— Вы уже готовы? — спросил Корженовский.
Мирский кивнул.
— А ведь я от вас совсем другого ждал. — Он перевел взгляд на Инженера. — Мне не терпится выступить.
Мирский опять резко повернулся — на этот раз к Ольми.
— Вам известно, что ярты — против нас! — выпалил он. — И вы подозреваете, что они не одиноки. Раньше с ними были тальзитцы. А вдруг они снова в союзе? Ведь вы над этим работаете, не так ли?
Ольми кивнул.
— Это тот самый Мирский? — спросил он у Ланье, когда русский возвратился к двери.
— И да, и нет. Он уже не человек.
Корженовский метнул на него строгий взгляд.
— Знание или предположение?
Ланье пожевал губами.
— Не может он быть человеком. После таких передряг — не может. К тому же, он чего-то недоговаривает. Вот только непонятно, почему.
— А что, он уверен в успехе? — поинтересовался Ольми.
— Не думаю.
Снова подошел Мирский.
— Я уже не нервничал… с незапамятных времен. А ведь здорово!
В Корженовском поднималось раздражение.
— Вы хоть чувствуете ответственность?
— Простите? — Мирский замер на месте и пристально, озадаченно уставился на Инженера.
— Вы нас… вы меня толкаете к решению, которого я сорок лет стараюсь избежать! Если столкнемся с яртами, это может привести к катастрофе! Мы потеряем все! — Он поморщился. — В том числе Землю!
— Меня это беспокоит больше, чем вы думаете, — заявил Мирский. — Но на карту поставлено кое-что поважнее, чем Земля.
Корженовский был неумолим.
— Если вы и впрямь ангел, господин Мирский, то вряд ли так трясетесь за свою шкуру, как мы.
— Ангел? Вы на меня сердитесь? — На лицо Мирского вернулось безучастное выражение.
— Я сержусь на эту дурацкую ситуацию, — ответил Корженовский, немного втягивая голову в плечи. — Извините за вспыльчивость. — Он поглядел на Ольми, который слушал со сложенными на груди руками. — Нас обоих раздирают чувства. Господин Ольми был бы рад вернуться к своим бумагам и оберегать Гекзамон в Пути, а я в восторге от перспективы открытия. Та моя часть, что принадлежит Патриции Васкьюз…
Ланье чуть не съежился, когда Корженовский посмотрел в его сторону.
— …Ей вообще не терпится. Но одно дело — амбиции наших не слишком ответственных эго, а другое — безопасность Гекзамона. Да, господин Мирский, они могут очень сильно не совпадать. Доводы у вас, конечно, железные, вот только беззаботность мне совсем не по нутру. — Инженер опустил глаза и глубоко вздохнул.
Мирский промолчал.
— По правде говоря, — вступил в беседу Ольми, — на Гекзамоне и без вас хватает голосов в пользу открытия.
— Благодарю за разъяснения, — спокойно произнес Мирский. — Я недостаточно хорошо понимал ситуацию. Видимо, к Нексусу нужен осторожный подход.
Возле двери зала появилась Земля, опоясанная спиралью ДНК, — символ заседающего Нексуса Земного Гекзамона. Рядом материализовался дубль председательствующего министра Дриса Сэндиса.
— Полный кворум, — сообщил он. — Милости просим на заклание.
