– По-моему, все понимают, сколь опасны длительные разведывательные операции.
– Для разведки «Репейницу» и строили, – отозвалась Куртана. – Я имею в виду внутреннюю угрозу, например людей, в честности которых сомневаюсь.
– Ну как мне доказать, что я не злоумышленник?
– Придумай что-нибудь. – Куртана собралась уже отпустить его, но вдруг что-то вспомнила и вытащила из ящика стола черную книжку, уже знакомую Кильону. – Эту книгу мы конфисковали у твоей спутницы, подозревая, что в ней может быть спрятано другое оружие.
– И что?
– Мы ничего не обнаружили, книгу она может забрать. – Куртана перелистала прозрачные страницы и вернула книгу Кильону. – Ты верующий?
Он заерзал на стуле. Крылопочки задевали высокую истертую спинку.
– Не сказал бы.
– По крайней мере, в этом мы с тобой единодушны. Если честно, не подумала бы, что Мерока верует. С ее-то поганым языком…
– Она не нарочно, уверяю вас!
Чем-то эта реплика проняла строгую Куртану, и она улыбнулась:
– Снова защищаешь ее, доктор?
– Просто излагаю факты, – ответил Кильон, вертя в руках Библию.
– Рикассо считает, в этой книге скрыта мудрость, правда искаженная до неузнаваемости. Сам он не верует – ни в озеро огненное и серное, ни в Метку, Оком Бога прожигающую твердь земную, – но не исключает пользы тщательного изучения Библии. Впрочем, Рикассо верит во многие странности. Для Спаты и его сторонников это еще один повод для недовольства.
– Чувствуется, вы хорошо его знаете.
– Еще бы не знала, – ответила Куртана. – Я его крестница.
Рано утром Кильон вернулся в лазарет. По сравнению с предыдущим вечером там стало немного свободнее, часть импровизированных коек отгородили ширмами. Кильону уже сообщили, что один боец скончался от неизбежных осложнений, зато двое почувствовали себя лучше и были выписаны как ходячие раненые. Сонный Гамбезон просматривал свои записи и перебирал оскудевшие запасы медикаментов. Выглядел доктор таким измученным и изможденным, что казалось – он не спал несколько недель.
– Говорят, ближе к полудню вернемся в Рой. – Гамбезон поскреб бороду, которая, с тех пор как доктор познакомился с Кильоном, становилась все неопрятнее. – Если честно, очень вовремя. Жертв больше не будет, но выкарабкиваемся мы с трудом. Вы здорово помогли нам, коллега. – Гамбезон поднял пузырек к свету и глянул на остатки лекарства, вероятно решая, выбросить или приберечь.
– Я хотел узнать, как дела у Мероки.
– Намного лучше. Мы с ней уже разговаривали. Возможно, сейчас она спит, но если хотите побеседовать с ней сами – возражать не стану.
– Готовьте койку, доктор, – попросил Кильон, собираясь с духом. – У вас может появиться новый пациент.
Гамбезон попытался улыбнуться, но не получилось: он слишком устал. Врач кивнул на отгороженную койку. Мероку переместили туда прошлой ночью – теперь она лежала у закрытого шторкой окна. Кильон раздвинул перегородку, уверенный, что если девушка не спит, то разговор с Гамбезоном слышала.
Мерока не спала и разговор слышала.
– Не о чем нам с тобой говорить, Мясник, – сонно пробормотала она.
Кильон заметил, что повязка у нее на плече свежая.
– Ты так сильно меня ненавидишь?
– Ненавижу твою сущность и твою ложь.
– Тогда, получается, ты и Фрея ненавидишь.
– Это моя забота, а не твоя.
– Завидую тебе, Мерока. В твоем мире жить легче легкого. Все четко и ясно, да? Ангелы плохие, люди хорошие, даром что не все ангелы одинаковые, а кое-кто из людей совершал преступления куда страшнее ангельских.
– Мораль читать закончил?
– Пока да.
– Вот и греби отсюда.
– Надеюсь, со временем ты меня простишь, – сказал Кильон. – Хочешь – верь, хочешь – нет, но мне нравилось с тобой путешествовать, когда ты не считала меня исчадием ада. – Он вытащил Библию. – Вот, принес тебе. Я помню разговор с Тальваром и решил, что ты дорожишь этой книгой не только как тайником для хранения оружия. – Кильон положил Библию Мероке на грудь, чтобы она дотянулась здоровой рукой.
И вышел, прежде чем девушка успела ответить.
Их полет продолжался. Вскоре впереди показалась высокая стенка кратера, вся в трещинах, освещенных янтарным светом утреннего солнца. Кильона допустили на капитанский мостик, потом на балкон вокруг гондолы, с которого открывался лучший обзор. Если верить приборам, на которые он глянул по пути на мостик, дирижабль поддерживал путевую скорость пятьдесят лиг в час. То есть летел он быстрее, чем движется большинство поездов, даже электроэкспресс между Неоновыми Вершинами и Схемоградом, хотя ветерок едва дул. Кильону постоянно хотелось придержать шляпу, с которой он так и не расстался.
– Странно, что ветер такой слабый, – проговорил Спата, выйдя на балкон к Кильону.
От неожиданного появления начальника охраны Кильон покрылся мурашками.
– Нас несет ветер?
– В таком случае путевая скорость была бы выше. Сегодня почти штиль. Впрочем, дирижабль не самолет. О самолетах мы слышали, доктор Кильон. Дирижабли мы используем не потому, что не знаем о летательных аппаратах тяжелее воздуха. В этой зоне и в большей части воздушного пространства, в котором мы перемещаемся, двигатель внутреннего сгорания с достаточной удельной мощностью просто не соберешь. А дирижабли свою задачу выполняют.
– Именно так мне и казалось, – согласился Кильон, хотя на деле вообще об этом не думал.
– Самолет рассекает воздух, как нож, дирижабль связан с воздушными потоками, как перчатка с рукой. Мы тут достаточно близко к оболочке, чтобы чувствовать преимущество.
– Благодарю за объяснение.
– Скоро мы попадем в Рой, и вы выйдете из-под непосредственной юрисдикции «Репейницы». Ты небось решил, что больше меня не увидишь.
– Полагаю, это от меня не зависит.
– Идем со мной, доктор, покажу тебе кое-что. Думаю, это тебя взбодрит. Ты ведь не боишься высоты? Конечно, с чего бы тебе?
– А если я останусь здесь?
– Не исключен несчастный случай. Из гондолы эту часть балкона не видно. Если упадешь за перегородку, никто не заметит.
– Да, такое не исключено.
– Ты же крылышками можешь помахать, – подмигнув, напомнил Спата.
Выбора не оставалось, и Кильон проследовал за начальником охраны вокруг гондолы к калитке. Периодически их было видно с мостика и из окон гондолы, но члены экипажа слишком беспокоились о приближении кратерной стенки, чтобы смотреть в окна. «Репейница» попала в безопасное воздушное пространство, черепа сюда не залетали. Спата открыл калитку. Вела она на лонжерон правого двигателя – узкую балку с проволочным ограничителем с нерабочей стороны и рокочущим двигателем – с дальней. Балку поддерживали натянутые кабели, тянущиеся к верху гондолы и изгибу оболочки.
– Вперед, доктор! – скомандовал Спата.
– Если хотите убить меня, давайте лучше здесь и сейчас.
– Я не намерен тебя убивать. – Спата не то испугался, не то оскорбился. – Хочу лишь удостовериться, что ты соответствуешь стандартным критериям, по которым мы оцениваем боевой расчет. Каждый должен уметь выйти на лонжерон двигателя – вдруг понадобится. Любая техника ломается и требует ремонта. Из гондолы шаг винта не отрегулируешь, только с лонжерона. В разгар битвы или при неожиданном переходе в другую зону техника ждать некогда. Любой член экипажа должен уметь устранять неполадки.
– Меня же вроде клиентом называли.
– Скажем так, теперь ты в промежуточном положении.
Кильон понимал, что спорить бесполезно. Он вышел на лонжерон, чувствуя через подошвы вибрацию двигателя. От падения вперед не предохраняло ничего, от падения назад – лишь тонкий проволочный ограничитель, который помогал, скорее, психологически. Сам Спата не держался ни за что и кивком велел Кильону идти дальше.
– Отсюда до двигателя не дотянешься.
По узким мосткам вдвоем пройти невозможно. В гондоле головокружение Кильона не мучило, даже когда он смотрел с балкона на землю. Зато сейчас оно обрушилось на него, почти полностью парализуя движения. Ландшафт уже плавно поднимался навстречу кратерной стенке, но до земли по-прежнему было удручающе далеко. Ошибочно считать, что ангелы не боятся высоты. Этот вполне обоснованный страх присущ даже тем, кто имеет крылья. А у Кильона от крыльев остались никчемные бугорки, обтянутые рубашкой.
– Вперед, доктор! До самого конца! Покажи свой характер!
Кильон едва мог взглянуть на двигатель, не то что оценить, сколько уже пройдено. Вокруг дирижабля воздух был неподвижен, но стоило Кильону сделать шаг по лонжерону – поднялся ветер. Балка вздрагивала, словно конь, стряхивающий слепня. Кильон фактически пятился по лонжерону – он повернулся спиной к двигателю и вцепился в ограничитель. Лучше так, чем совсем его отпустить.
– Выяснили, что хотели? – спросил он, перекрикивая ветер.
– Нет еще. Иди дальше!
